Литмир - Электронная Библиотека

Мэрог вздрогнул всем телом, облизал пересохшие губы. В дверь зазвонили и замолотили кулаками.

– Нина! Ниночка! Нина! Спасите! – вопил женский голос.

Мэрог схватил автомат, распахнул дверь. За дверью толпились три женщины. Они, воя и причитая, полезли в дверь. Мэрог дал по ним очередь в упор. Клочья мяса полетели на лестничную площадку, женщины попадали. Схватив левой рукой чемодан, Мэрог пробежал по их агонизирующим телам, кинулся наверх. Сверху по лестнице бежали соседи. У некоторых в руках были топоры и ножи. Мэрог стал расстреливать их, поднимаясь выше, расчищая себе дорогу. Грохот, скрежет и крики стояли в доме. Стены тряслись. Мэрог поднялся на несколько пролетов и увидел четверых азербайджанцев с пистолетами, проникнувших в дом с крыши. Они открыли по нему огонь. Уворачиваясь, он дал последнюю длинную очередь. Азербайджанцы с криками и стонами повалились, но за ними лезли другие. Раздались выстрелы, пуля попала Мэрог в шею. Он бросил пустой автомат, зажал рану и с чемоданом кинулся вниз. Еще одна пуля впилась ему в бок. Постанывая, он бежал вниз. Азербайджанцы не отставали. Нижние этажи дома сильно сотрясались, трещины змеились по стенам, вода, пущенная пожарными, била в окна, оставшиеся в живых жильцы визжали. Мэрог глянул вниз – толпа таджиков с ломами в руках поднималась со второго этажа.

– Канед![1] – закричали они, увидав его. Обхватив чемодан обеими руками, он кинулся в первую попавшуюся распахнутую дверь квартиры и замер: перед ним возник ковш экскаватора, загребающий квартиру. Мэрог прижал чемодан к груди. Ковш со скрежетом надвигался. В нем крошились сервант с посудой, трещали книжные полки, лопалась кожа дивана, мягко взорвался телевизор. Громадные зубья ковша приближались. Мэрог попятился, кинулся назад. Но потные темнолицые таджики были уже совсем рядом.

Ломом ударили по голове. Мэрог упал, выпустил чемодан. Десяток смуглых рук вцепились в синий чемодан. Мэрог из последних сил боролся с этими руками. Не обращая на него внимания, таджики раскрыли чемодан, вытряхнули мальчика на пол. Мэрог цеплялся, цеплялся, цеплялся окровавленными руками.

– That’s him, fucking bastard! – раздался женский голос, и сквозь засаленных таджиков потянулась, потянулась, потянулась красивая рука с маленьким позолоченным браунингом, приложила дуло к бледно-розовой, беззащитной груди спящего мальчика, нажала курок.

– Не-е-е-е-т!!! – дико закричал Мэрог, рванулся и впился зубами в чью-то вонючую ногу в стоптанной кроссовке.

– Саг![2] – прорычали сверху, и острый конец лома с хрустом вошел Мэрог в висок.

Мэрог открыл глаза.

«Мерседес» по-прежнему ехал по МКАД.

И мальчик по-прежнему спал рядом с Мэрог в открытом чемодане. Мэрог с тяжелым стоном выдохнул, встряхнулся, склонился и прижался головой к телу мальчика.

– Что с тобой? – оглянулся с переднего сиденья Трыв. – Вижу: твое сердце неспокойно.

– Я теряю границу между мирами, – ответил Мэрог. – Мясные сны наползают.

– Это естественно, брат Мэрог. Мясные сны наползают, когда мясо клубится.

– Мясо давит по всем мирам, – вставил Обу, выезжая на левую полосу. – Твое сердце молодо, Мэрог. Положи себя на Лед. И мясные сны отвалятся.

Внезапно «Мерседес» качнуло. И слабо застучало спущенное колесо.

Обу стал выруливать вправо и встал на обочине.

Сидящие в машине напряженно переглянулись. Мэрог закрыл чемодан, вынул из спортивной сумки пистолет с глушителем. Трыв достал из-под сиденья короткоствольный автомат, снял с предохранителя.

Обу выглянул в окно:

– Оба колеса справа. Это не случайность.

– Есть два запасных? – спросил Мэрог.

– Есть, слава Свету, – ответил Обу и забрал автомат у Трыв. – Меняй колеса.

И сразу же связался с Дор:

– Мы стоим. Два колеса спустило. Это не похоже на случайность. Нужны братья.

– Я иду, – ответил Дор.

– Нет! Это опасно. У тебя торчит крыло.

– Это не страшно.

– Ты притянешь мясо.

– Я верю сердцу, Обу. Я иду к вам.

– Дор, нам нужны братья! Мясо клубится. Я ведаю.

– Я зову щит.

– Это опасно! Мясо чувствует их. Нам нужны просто братья!

– Я зову их.

Трыв вышел, принялся менять переднее колесо. Внедорожник с торчащим крылом проехал мимо и остановился в десяти метрах. Обу опустил темное стекло. К «Мерседесу» подъехала белая «Тойота» ДПС с мигалкой. Из нее вышел полноватый лейтенант с одутловато-недовольным лицом, незажженной сигаретой в пухлой руке, козырнул:

– Здорово живете!

Продолжая крутить домкрат, Трыв поднял голову:

– Здоров.

– Оба сразу? Дела! Как говорится, и на мерина бывает проруха. Помочь?

– Обойдемся, лейтенант, своими силами. – Мэрог ответил вместо Трыв, опуская свое темное стекло и держа пистолет наготове. – Этих сил у нас теперь – хоть жопой ешь!

Обу, Мэрог и Трыв рассмеялись.

– Это точно… – усмехнулся лейтенант и нервно зевнул, захлопал по карманам. – Блин, куда же я ее… как всегда в машине…

Он обернулся, чтобы крикнуть напарнику, но Мэрог высунул в окно руку с зажигалкой, щелкнул:

– Землячок.

– Ага… – лейтенант наклонился, прикурил. – Спасибо. Ну ладно, бывайте.

– Бывай.

Лейтенант, попыхивая сигаретой, сел в «Тойоту», и она уехала.

Мэрог прикрыл глаза и облегченно выдохнул:

– Надо положить себя на Лед.

– Лед – наш престол. Он дает равновесие. А Свет дает силу.

– Свет дает силу, – повторил Мэрог и снова прикрыл глаза.

Трыв поменял колеса.

«Мерседес» поехал дальше. Мэрог снова открыл чемодан и осторожно взял руку спящего мальчика:

– Мясо сильно. Но у его сил есть пределы.

– Мясо опасно, брат Мэрог. Но у него нет престола, – произнес Обу.

– Мясо только алчет и клубится, – добавил Трыв, протирая руки влажной салфеткой.

– Потому что чует близкую гибель, – добавил Мэрог, бережно сжимая безвольные, прохладные пальцы мальчика.

«Мерседес» свернул на Киевское шоссе в сторону аэропорта Внуково.

Малый Круг надежды

Сердце мое чувствует присутствие братьев.

И я покидаю свой сон. Который постоянно вижу последние годы. Сон, помогающий мне спать на планете Земля. Сияющий сон мой. Сон, который всегда со мной:

Мы наконец вместе, все, все, все до единого, мы приближаемся к Месту, оно уже совсем близко, я вижу его, оно выплывает из тумана, оно неминуемо, оно так желанно и неизбежно, что я боюсь потерять сознание в последний момент и держусь, держусь, держусь за братьев и сестер, руки мои обнимают их, я в их толпе, в родной толпе, я прижимаюсь к ним, я трогаю их тела, которые совсем скоро растворятся в Свете, растворятся вместе со мной, растворятся навсегда, я вглядываюсь в лица, в родные лица, окружавшие меня все эти десятилетия, помогавшие идти к нашей цели, я слушаю биение их сердец, последние удары этих мясных моторов, прятавших Свет, присущий нам, Свет, которым скоро станем мы все, Свет Изначальный, Свет, не давший нам погибнуть на страшной планете Земля, Свет, который совсем, совсем, совсем рядом.

Рука брата Мохо трогает мое лицо. Я узнаю и вспоминаю. И просыпаюсь телом. Открываю глаза. Брат Мохо и сестра Тбо стоят в изголовье моего ложа. Они взволнованы. И я сразу понимаю – почему. Им не надо произносить убогих земных слов: сердца их лучатся радостью. Я слушаю их сердца. И понимаю, какая это радость. Сердце мое трепещет ожиданием. Оно гораздо старше и сильнее сердец братьев. Но не потеряло способность невинно трепетать ожиданием. Сердце мое дрожит. Совсем как тогда, в Альпах, куда я попала девочкой. Грудь моя кровоточила. Ледяной молот потряс ее. И разбудил юное сердце. А старик Бро коснулся моего сердца. Так, что оно затрепетало сладким ожиданием Света.

вернуться

1

Держи его! (тадж.)

вернуться

2

Собака! (тадж.)

5
{"b":"70039","o":1}