- Да ничего с твоими перепелками не случится! – в тон другу выкрикнул Годрик, чтобы его было слышно за громом: чудовище в очередной раз тараном обрушилось на стену замка. Задребезжали стекла, словно оборвалась гигантская скрипичная струна. Рыцарь с силой метнул щит, и тот вонзился в землю боком, прикрыв маленькую девочку от рухнувшего сверху валуна. Та застыла от страха, и Гриффиндор за руку вытащил ее из-под щита, толкнув к дверям.

- Не скажи, мне эти перепелки... – Слизерин наклонился, чтобы подхватить ослабевшую девочку и передать сразу на руки подоспевшей служанке, которой оказалась Пенелопа. Ее пухленькое лицо на секунду мелькнуло в свете факелов, испачканное кровью и пылью, как и у всех тут. – Мне эти перепелки дороже всего этого города!

И прежде, чем друг успел что-то съязвить в ответ, Салазар жестом, исполненным достоинства, поправил ворот куртки и исчез в глубине замка под защитой факелов. Годрик не стал даже качать головой. Ужас, творящийся вокруг, не прекращался. С бастиона продолжали раздаваться крики и команды, чудовище продолжало облетать замок, набрасываясь на стены и обрушивая на людей внизу камни, шипы и огненные плевки. Гриффиндор быстро провел рукой по лицу, чуть не счесав кожу зачерствевшей перчаткой. Попробовал вытащить свой щит из земли, но тот был испорчен так, что в этой битве уже не мог стать ему помощником. Волна людей продолжала набегать, вопли и стоны перекрикивали друг друга. Годрик заметил, как на одну пару несется валун, и, не успев даже подумать, рванул прямо на них, мешком столкнув наземь. Падение выбило дыхание из легких, но валун глухо ударился о землю, не отняв ничьей жизнь. Рыцарь в сотый раз за ночь поднялся на ноги, чувствуя, как смертельно устал, как уже тяжело вставать, но напряжение не отпускало и не давало размякнуть. Не слушая спутанных благодарностей, он помог встать женщине и, тяжело дыша, отправил ее и ее мужчину себе за спину, туда, где все еще горели светом факелов двери замка. А со стороны города все еще бежала перепуганная толпа.

- Пен, бинты, – каменным голосом попросила королева, быстрым, не чувствующим движением, вытерев локтем пот со лба. Служанка таким же быстрым, выученным за последние несколько часов движением вытащила еще один бинт, отрезала нужную длину и подала женщине. Вокруг стоял гомон и хаос, и только четкая система позволяла не сойти с ума.

Сэр Кларус поднялся с лавки, прижимая к себе забинтованную руку, и на его место товарищи посадили другого рыцаря. Гвиневра устало вздохнула, принявшись осматривать его ранение. Рыцарь поднял голову, черные глаза его, выглянув из-за грязной челки, посмотрели на королеву с какой-то странной смесью горечи и восторга.

- Вот оно как случилось, миледи, – прокаркал он хриплым сорванным голосом, скривившись от прикосновения к ране смоченной тряпицы. – Я вас так жестоко обидел, а вы теперь спасаете мне жизнь...

- Вы не умираете, сэр Мадор, – невозмутимо ответила Гвен, сосредоточенно обрабатывая ранение. – Так что повремените записывать меня в святые.

Рыцарь усмехнулся и свободной рукой накренил над головой поданную Пенелопой бутылку вина, чтобы заглушить боль.

- Вы невероятная, – прохрипел он. – Я могу только еще раз попросить у вас прощения, за все...

- Я уже давно вас простила, – королева строго взглянула в глаза мужчине, останавливая его. – Но если не хотите, чтобы меня обвинили в убийстве вас, вы не будете болтать и мешать мне вас лечить.

Сэр Мадор улыбнулся. Замолчал.

- Пенни, здесь мне помощь пока что не нужна, – обратилась к служанке Гвиневра, наклоняясь, чтобы лучше видеть порез, – иди к выходу, помоги встречать горожан.

- Да, миледи.

И волшебница отправилась к дверям, откуда раненых доставляли в лазарет, а здоровых в надежную часть замка. По пути она размышляла над услышанным разговором. Она не знала подробностей истории, и решила, что если они переживут эту ночь, то обязательно спросит об этом у Гвиневры. Но уже то, что она услышала, было приятно, хотя Пен и не сомневалась в великодушии своей госпожи. За время, проведенное под началом королевы, они успели сблизиться настолько, что их можно было назвать подругами. Пенелопа чувствовала очень теплую и глубокую привязанность к этой женщине, потому что в ней было то, что она так любила в людях – доброе сердце, способное на понимание и сочувствие. Гвиневра не осуждала и не упрекала, она всегда готова была помочь и поговорить по душам, что они и делали порой вечерами или во время утренних прогулок, когда королева просыпалась рано. Она могла понять свою служанку еще и потому, что сама была ею полтора года назад. В ней были простота и великодушие, и они служили фундаментом для трогательной дружбы между ними.

В лазарете девушке казалось, что было громко. Но по мере спуска к дверям замка она понимала, что это были еще цветочки. Из освещенного коридора уличная темень казалась кромешно-черной, а грохот, стоявший снаружи, – оглушительным. Пенелопа успела приблизиться к дверям, чтобы увидеть, как чуть не рухнула на ступеньки девочка. Но ее подхватил мужчина, разговаривавший с рядом стоящим рыцарем. И когда этот мужчина повернулся под свет факела, Пенелопа узнала в нем Слизерина, а в рыцаре – Гриффиндора. Девушка вернулась по коридору, чтобы передать ослабевшего ребенка подбежавшей свободной служанке.

- Пуффендуй, – окликнул ее вошедший следом Салазар, – куда мне тут идти?

- Направо, если ты не ранен, – ответила Пенелопа, окинув мага быстрым взглядом. Тот кивнул и пошел, куда сказано, а девушка вернулась к дверям.

Грохот упавшего валуна испугал ее, и она вскрикнула, зажав уши ладонями. Глаза слегка разобрались в темноте и расширились от ужаса, когда она увидела бегущую ко входу толпу горожан и лежащие на дороге искореженные трупы. Тошнота подступила к горлу, и Пен принялась искать в этом хаосе знакомое лицо. Она увидела, как Гриффиндор начал тяжело подниматься на ноги, чтобы поднять следом тех, кого он спас. Знакомое чувство толкнуло волшебницу из-под света факелов в грязную ночь. Она прошла несколько шагов, намереваясь помочь уставшему рыцарю и ошеломленным горожанам, но последние уже поднялись и пошли к заветным ступеням.

Гриффиндор остался стоять спиной к замку, давая себе минутную передышку.

Не видя, как далеко, в застланной каменной пылью черноте неба, чудовище выпустило очередной залп своих длиннющих острых шипов.

Зато Пенелопа увидела.

В первую секунду она снова испуганно вскрикнула.

А во вторую подскочила к мужчине, схватила его за руку и дернула на себя, назад, к стенам дворца.

Рыцарь издал короткий крик, когда шип, до убийства которому не хватило пары дюймов, прошелся по груди, распоров местами и залив кровью кольчугу, но полетел дальше и неловко вонзился в землю. Падение больно ударило о спину и голову, вес мужчины, которого девушка потянула на себя и который рухнул на нее, вышиб весь воздух из легких, так что на глазах выступили слезы. Но уже через пару секунд, когда свист шипов прекратился, и с далекого бастиона донесся крик “СТРЕЛЫ НА ТЕТИВУ!”, Годрик, тяжело оперевшись кулаком о землю, скатился с тела девушки, дыша, как загнанная лошадь, кривясь от боли, и уставился на знакомую шокированными глазами.

- Ты...только что спасла мне жизнь?..

Он не верил. Он просто не мог в это поверить.

Как? Это должно быть шуткой! Мышка, Пенелопа Пуффендуй, эта трусиха, спасла ему жизнь?!

Но правда была жестока и справедлива. Девчонка только что отвела его от прицела смертоносного шипа. Она только что спасла ему жизнь, несмотря на всю свою трусость.

Хотя...была ли она тогда вообще трусом?

Он таращился на нее, забыв напрочь о творящемся вокруг ужасе, и не мог понять, как Пенелопа, которая дрожала от одного его насмешливого взгляда, которая не могла слова поперек сказать, которая боялась каждого шороха и скрипа, могла быть той же самой Пенелопой, которая сейчас встала с земли, грязная с ног до головы, с ладонями в порезах и ссадинах, с синяком на скуле, оставленным его доспехом при падении, которая сейчас решительно убрала от лица вьющиеся волосы и настойчиво тянула руки, чтобы помочь встать. Годрик смотрел на нее снизу-вверх, и ее круглое лицо на фоне вспыхивающего огнем страшного ночного неба, пыльное и усталое, вдруг показалось ему очень красивым.