Рыцарь уже спокойно вздохнул и твердо посмотрел на друзей.

- Никто не может быть наказан за не совершенные поступки, – произнес он безапелляционным тоном. – Мордред еще ничего не сделал, он лишь спас короля и стал его рыцарем. Поэтому делайте что хотите – но я не дам вам судить его за то, чего он еще не совершал. Если я узнаю, что вы пытаетесь действовать против него – я донесу Артуру. С именами и подробностями.

И, развернувшись, он вышел из покоев.

- Долгий выдался день, ты наверняка устал, – произнес Гаюс, и его негромкий теплый голос выдернул Мерлина из болота в душе.

Он не помнил, когда сел на эту скамейку и когда начал вариться в собственном соку. Отвращение к себе мешалось с не умещающимся никуда страхом, злостью и холодными мыслями. После ссоры с Годриком ему было паршиво, и вылезти из этого настроения никак не получалось. А попадавшийся в коридорах Мордред был обещанием такого настроения еще надолго.

- Будешь пудинг?

Мерлин словно очнулся.

- А у нас есть пудинг? – перед глазами оказался теплый, свежеприготовленный пудинг. Единственное блюдо, которое всегда удавалось Гаюсу вкусным. Он готовил его редко. Отчасти из-за лени, ведь старческие болячки не давали долго стоять у печи. А отчасти от того, что редкие вещи растягивают губы в улыбке шире, чем привычные. Мерлин даже не понял, как начал улыбаться и как от вида теплого пудинга начало отогреваться все внутри. А может, это от тепла в глазах старого лекаря. – Это мой любимый?

Гаюс улыбнулся в ответ и поставил блюдо на стол.

- Ты скажешь мне, что тебя беспокоит?

- Мордред.

Старик подумал где-то у него за спиной. Потом сказал:

- Люди меняются. Возможно, нам стоит ему поверить.

Странно. Он сказал то же самое, что и Годрик, но от его слов не стало больно. Мерлин вздохнул и заговорил:

- Помнишь, что сказал дракон? Артур падет от руки друида.

- Ты по-прежнему думаешь, что это он? – спросил Гаюс, усаживаясь рядом.

- Мне кажется, что жребий брошен, – задумчиво ответил маг. – Хорошо это или плохо, но великое испытание для Альбиона началось.

Народная традиция одеваться в жуткие костюмы на Самайн, чтобы отпугнуть злых духов, что непременно таились вокруг в кустах или в соседях, была невероятно любима народом. Крестьяне шли к травникам и покупали все, что только могло устрашить, из засушенных насекомых, а потом к охотникам, чтобы купить чучела летучих мышей или змей. До Великой Чистки праздновать Самайн этой традицией было проще, ведь можно было за пару монет попросить любого колдуна наколдовать на ночь что-нибудь жуткое себе на голову или изменить внешность. Но теперь все стало с точностью до наоборот – люди покупали шляпы и шили мантии, чтобы в этот праздник пугать друг друга видом колдунов.

Гриффиндор принял эту идею с энтузиазмом. Пару дней, прошедших с той ссоры до праздника, он вовсю общался с юным товарищем по оружию, впрочем, как и все рыцари. Они то и дело посмеивались над ним, добродушно подшучивали и тренировали, пока придворный лекарь железно запрещал королю брать в руки меч. Эти пару дней Годрик не разговаривал с Мерлином. Не то чтобы они часто встречались, ведь были и ночные патрули, а днем рыцарь пропадал у жены и Слизерина. Но если выпадало свободное время – он уезжал на охоту, а не шел подоставать болтовней Мерлина, как было раньше. А когда они случайно проходили мимо в коридорах, Эмрис не делал попытки заговорить.

Настроение было паршивое, так что Годрик ухватился за идею праздника, чтобы поднять себе его. Он рванул на рынок и долго смеялся с различных “колдовских” товаров, которые только сегодня и были законными. Потом на глаза ему попалась большая остроконечная шляпа с высокой тульей и широкими полями. Он тут же купил ее и нахлобучил на голову, в таком виде и явившись к Сэлу на порог.

- Слизерин! – гордо произнес Годрик, выпячивая грудь и грозно высматривая друга из-под полей шляпы. – Готовься, смертный, сейчас я буду тебя заколдовывать!

Салазар сидел на лавке, растянув на ней свои длинные ноги и потягивая из кубка вино. Рядом стояла уже пустая после обеда тарелка. Увидев рыцаря, он не выдержал и прыснул, отставив кубок и прижав ко рту кулак. Но скоро его смех прошел.

- Великолепная скрытность, – презрительно протянул он. – Колдун маскируется под колдуна, чтобы король не узнал, что он колдун.

- Гениально же, да? – Годрик шлепнул шляпу по острому концу, и она смешно качнулась на его голове, закрыв глаза. Он приподнял ее одним пальцем, выглядывая из-под полей, как из норы. – И это весело.

- Весело? – холодно переспросил Слизерин. – Они пугают друг друга магией, Годрик.

Гриффиндор пожал плечами.

- Ну, мы же каждый день пугаем друг друга мечами. Почему бы не пугать магией?

- Ты безнадежен.

- Зато у меня не такая кислая рожа, как у тебя.

Конечно, из Слизерина плохой помощник в этой игре, зато соседские дети, увидевшие его шляпу, были в восторге. Полчаса он носился с ними, словно был их ровесником, забыв обо всем. Запыхавшийся и со съехавшей набекрень шляпой он взлетел по ступенькам на крыльцо своего дома, где за этой беготней с улыбкой наблюдала Пенелопа, поглаживая свой уже видный живот.

- Сколько тебе лет? – лукаво спросила она.

- Шесть! – залихватски ответил он, поцеловав ее щеку.

- Я вижу. У нашего малыша будет не отец, а старший брат.

- А чем плохо?

- Ничем. Я так понимаю, вечером во дворце пир?

- Я не собирался...

- Иди. У меня все хорошо, я вполне проживу один вечер без твоего надзора.

Он хотел было возразить, придумать что-то на тему того, что ему там будет неинтересно, но Пуффендуй заставила его замолчать мягким поцелуем, а потом решительно мотнула головой.

- Или ты идешь, или я тебя выгоняю. До утра дома даже не появляйся.

- Это ты у меня такая щедрая, потому что я не пью? – поинтересовался Годрик, оплетая руками ее талию и тыкаясь носом ей в шею.

- Будто бы тебе нужен алкоголь, чтобы найти себе приключения, – фыркнула Пен, ласково лохматя пальцами его волосы. – Просто я правда буду в порядке, если ты оставишь меня на один вечер. А тебе нужно развеяться, ты мрачный последнее время.

Годрик не знал, кто послал ему такую жену, но в очередной раз возблагодарил его. Пенелопа знала о ссоре, знала о Мордреде, знала обо всем. И она была полностью на стороне мужа, она была согласна с его позицией относительно юного друида. Только она не переставала повторять, что нужно помириться с Мерлином, потому что “беды побеждаются лишь сообща”. Она видела гибель Камелота именно в разобщенности. А для этого нужно было умерить гордость.

- Мерлин.

Маг поднял голову на этот мягкий тихий голос. Пенелопа прикрыла за собой дверь и выпростала из-под темно-рыжего плаща руки, держащие подозрительно аппетитно пахнущую корзинку. Вид подруги вызвал у Мерлина, сидящего за столом над гаюсовыми котлетами, улыбку. В последнее время невозможно было не улыбаться при взгляде на эту пышущую здоровьем маленькую пухленькую женщину, которой будущее материнство придавало какие-то особенные черты. Казалось, Пенелопа Пуффендуй была рождена, чтобы быть мамой. Она выглядела так, словно в ее жизни наконец все встало на свои места. И сейчас одни только ямочки у ее губ заставляли улыбаться.

- Пенни, – поздоровался Мерлин. Сощурился, прислушиваясь к запаху. – Это пирог...с картошкой?

- И курочкой, – волшебница приподняла тряпицу, и в корзинке показалась безумно аппетитная золотистая корочка пирога. – Давай я отрежу, а Гаюсу скажем, что нам очень понравились его котлеты?

- А сами котлеты куда денем?

- Я их в этой же корзинке пронесу домой, у моей соседки очень прожорливые свинки.

Мерлин не мог не засмеяться. Улыбнувшись его смеху, Пуффендуй вытащила пирог и отрезала ему кусочек. Магу было достаточно надкусить, чтобы разомлеть от нежного вкуса пирога и умять весь отрезанный ему ломоть. От аппетитного блюда стало тепло в желудке, но это не спасло его от проницательного взгляда зеленых глаз.