- Глупый, – мягко произнесла она, и многие бы дали голову на отсечение, что ее голос никогда не может звучать так мягко и нежно. – Когда это я могла тебя обмануть?

Рыцарь потянул ее ближе к себе и накрыл ее губы своими. Они так давно не целовались, что этот поцелуй показался им почти первым. Жадным, тягучим, полным воздуха и уверенности.

- Почему ты еще меня любишь? – прошептала королева в промежутке между поцелуями. – Ведь я не сумела спасти твою семью.

- Я тоже не сумел, – дохнул ей на ухо любимый бас. На его груди было привычно жестко из-за немного грязной кольчуги, а где-то рядом позвякивал на поясе меч. – Я тоже давал клятву верности Ифтиру. Я тоже клялся всех защищать. Я тоже не сумел никого спасти. Если кто-то виновен, то мы оба.

- Как же нам жить с таким грехом?

- Главное – жить. Мы все исправим. Только не замыкайся в себе, не закрывайся хотя бы от меня. У тебя это все равно не получится.

- Не задевай мою гордость, – она с улыбкой прижалась лбом к его лбу, вдыхая не слишком-то приятные запахи мужчины, вернувшегося с боя, но она привыкла жить среди этих запахов. Они больше, чем что-либо другое, напоминали ей о доме. – Я постараюсь.

- А я помогу. Вместе как-нибудь вылезем из этого болота.

И она поверила ему. Вместе они выживут. Вместе они все исправят. Ифтир был мертв. Но рядом с ней был мужчина, который любил ее, несмотря на всю ее вину. А значит, она справится.

Они совершенно забыли о турнире, наслаждаясь поцелуями, но турнир напомнил о себе голосом Артура, прозвучавшим снаружи.

- Как там мой противник? Все в порядке?

- Да, он здоров, – ответил Мерлин, видимо, стоявший на страже. – Через минуту выйдет на ристалище.

- Во-от, а ты говорил, будет опасно. Как можно быть таким трусливым, Мерлин?

- цитата из 47-го сонета У. Шекспира

====== Глава 61. Перемирие с судьбой. ======

В декабре жизнь вдруг стала налаживаться. Ни одного нападения чудовища, ни одной стычки на границах, ни одного наемника, ни одного злодея-колдуна. И в каком-то смысле это затишье даже пугало. Например, к чему притих Один у себя в Норфолке? Что готовило его молчанье? А что означали те слухи, что носились вокруг Амата, с чьим королем Камелот пока что предпочитал не связываться? А что затевали колдуны? И самое главное...

Однажды морозным вечером Гвиневра вернулась в свои покои после довольно легкого дня мелких забот.

- Миледи, – тут же расцвел улыбкой Артур, увидев ее из-за стола.

- Милорд, – улыбнулась в ответ королева и, зайдя за спинку его стула, положила руки ему на плечи и коснулась губами светлой макушки. – Привет, Мерлин.

Друг кивнул ей, не отвлекаясь от своего занятия. Он сосредоточенно зашивал дырки на рубашке короля. Рядом лежали еще три таких рубашки. А на столе веером лежали документы. Быстро оценив их содержание, Гвен кое-что поняла.

- О чем задумался? – спросила она.

- Не нравится мне это затишье, – ответил Артур. – Особенно...со стороны Морганы. Ее не было слышно с самого Круэля. Где она пропадает уже полгода?

- Вероятно, готовит очередную каверзу, – пожала плечами Гвиневра. – И, наверное, грандиозную, учитывая сроки ее отсутствия.

- Вот это и пугает...

Да, Гвен это тоже пугало. С другой стороны, если она хоть сколько-нибудь знала Моргану, и если сегодняшняя Моргана хоть сколько-нибудь была той Морганой из прошлого, то терпение не было ее сильной стороной. Если вспомнить тот год, который она провела, проворачивая аферы с помощью Агравейна, то опасности следовали одна за другой. Так что, возможно, то, что она не подавала о себе знать целых полгода, означало, что с ней все же что-то не так.

Королева оставила мужчин, ушла за ширму, переоделась в ночную рубашку, одела шлафрок, взяла книгу, которую принесла из библиотеки, и утонула в кресле, заполняя тишину образами персонажей и изредка слушая разговоры друзей.

- Вот наглец, – проворчал Артур, читая очередную бумагу из числа просьб и жалоб. – Его, видите ли, до нитки ограбили по дороге в Асгель. И что? Может, эти разбойники вообще были с земель Годвина. И даже если с моих, с какой стати казна должна оплачивать грабежи? Я пошлю туда патруль, чтобы найти эту банду, а со своим банкротством пусть сам разбирается, я король, а не нянька. Казна не может содержать каждого нищего.

- Совершенно согласен, – кивнул Мерлин, закусывая зубами нитку, чтобы оторвать в нужном месте. – Неслыханная наглость.

Перо скрипнуло в тишине. На ткань легли несколько ровных стежков.

- Это было милостивое решение, сир, – невозмутимо сообщил слуга, как будто и вправду мог видеть подпись “Выдать купцу Фраддингему столько-то золотых с рассчетом на выплату налога в следующем месяце”, хотя документ лежал далеко от него, скрытый падающей от него же тенью. Король даже не удивился. Только фыркнул, доставая следующий документ:

- Несешь такую чушь, Мерлин, что я уже даже не понимаю, о чем ты.

А в середине месяца Артур всерьез задумался над такой вещью, как народная память.

По всему дворцу висел сонм гобеленов, изображавших его предков. Среди них были и знаменитый король Говард, и печально известный король Вильгельм с его более любимым в народе братом – принцем Филиппом, и король Эревард – прадед Артура, сформировавший границы Камелота почти такими, какими они были сейчас. Там же был и король Константин – отец Утера, известный своим жестким военным характером и семью браками. Гобелен, изображающий самого Утера, был только один, потому что старый Пендрагон не любил излишеств. Почти всех королей на этих гобеленах сопровождали их жены (кроме принца Филиппа, чьи вторая и третья жены были не совсем теми фактами, которые живописцы имели бы право изображать на полотнах). Там была и королева Анна, родившая девятнадцать детей. Королева Доротея, правившая королевством, когда ее муж, король Эддрик, сошел с ума, не дав его властолюбивому брату захватить трон. Королева Гильда, утопившая Камелот и Норфолк в крови долгой войной после того, как одну из ее дочерей похитил норфолкский принц (да, пожалуй, у распри между этими двумя королевствами были и более древние корни). Кроме последних жен принца Филиппа здесь не было портрета только одной женщины – королевы Игрейн. Утер приказал снять все ее гобелены после ее смерти и сжечь. Видимо, образ жены столь сильно впечатался в его память, что ему не были нужны напоминания в виде картин. Но он не учел одной вещи – из-за этого Артур даже не знал, как выглядела мать, пока не вырос и не увидел ее призрак, вызванный колдовством.

Поэтому он решил воспользоваться странным затишьем и пригласил во дворец художника. День для работы был подобран заранее, все дела отодвинуты, зал с гигантской драпировкой подготовлен, и в итоге Артур и Мерлин уже были на месте, дожидаясь, пока Гвен закончит свой наряд.

- Не думал, что кто-то может одеваться дольше, чем ты, – пошутил слуга.

- Я тоже удивлен. Не думал, что кто-то может кого-то одевать дольше, чем ты, – парировал король.

- Ну, может, я так делаю специально, чтобы вы наконец потеряли терпение и научились одеваться сами?

- А кто тебе сказал, что я не умею?

- Однажды ты надел штаны задом наперед и наизнанку одновременно.

- Тебе на голову?

- Еще нет...

- Вот именно. А продолжишь болтать – точно надену.

- Сняв их с себя? Отличный будет вид! На гобелене. Уникальный портрет: великий король Артур без штанов. Почему, собственно, нет?

- Мерлин?

- Да?

- Заткнись.

- Но это же правда было бы красиво! И самое главное – правдиво!

- Еще слово, и ты тоже станешь художником – будешь отмывать пол в этом зале своей физиономией.

- Отлично, – резюмировал Мерлин и повернулся к ошалело слушавшему их пикировку бедному живописцу. – Знаете что? Когда будете писать заготовку для гобелена – пририсуйте ему ослиные уши.

- Да зачем тебе там торчать целый день? – с видом сытого кота, выпрашивающего десерта, негромко говорил Гриффиндор, стоя в королевской спальне. – Привела, посадила – и все!