- Это соблазн, а не вызов, миледи.

- Хах, – хохотнула Гвиневра. – Видимо, у моего мужа лучше получается придумывать наказания...

- Просто вы не способны на настоящие выходки, – ответила Пенелопа.

Королева округлила глаза и подалась вперед.

- Это с какого перепугу?

- Вы сами спросили, – невозмутимо кивнула служанка с бесенятами в глазах. Гвиневра усмехнулась.

- Хорошо! Считаешь, я слишком добрая для эскапад?

- Определенно.

Подруги на секунду обернулись: Джеффри Монмута стоял и в изумлении слушал этот разговор. Когда на него обратились их взгляды, библиотекарь очнулся и продолжил идти, куда шел. Женщины хором хмыкнули.

- Отлично, – улыбнулась Гвиневра, протягивая ладонь. – Еще до конца недели мы разыграем парочку советников. У кого из нас будет громче кудахтать, та и выиграла.

- Но, Ваше Величество...

- Ответственность я беру на себя, – королева весело поморщилась. – Если вообще придется. Потому что Артур только вместе с нами посмеется, а советники...ну-у, скажем, что снова выбрался гоблин.

- Запомните, миледи: вы сами предложили, – расплылась в хитрой улыбке Пен, пожимая ладонь подруги.

Минуту они сидели молча.

- Пе-ен? Так что случилось?

Служанка вздохнула, опустив лицо в ладони.

- Мне не дает покоя один рыцарь...

- В каком плане?

- Он...грубиян и нахал. Бесчувственный и злой.

- И где ты такого умудрилась отыскать?

- Его зовут Гриффиндор.

Королева изумленно уставилась на нее. На ее лице отражалось неподдельное недоумение.

- Годрик? – растерянно переспросила она. – Ты уверена?

- Абсолютно. Меня удивляет, что вы удивлены.

- Конечно, я удивлена! Годрик, он же... Что ты, он может вести себя немного развязно, но он благороден и верен. Он спас мне жизнь однажды.

Честно говоря, Пенелопа не знала, чем еще можно дополнить ту картину, которую она уже знала. Но слова человека, которого она любила и уважала, убедили ее. Гвиневра ведь не могла отзываться так хорошо о плохом человеке? Но как мог Гриффиндор заслужить ее доброе отношение? Такие слова?

- Правда? – с сомнением спросила она.

Подруга горячо кивнула.

- Он помог мне, когда все остальные отвернулись. Он поверил мне, когда другие готовы были бросить меня на костер. Он пришел на помощь, рискуя своей честью и жизнью, хотя совершенно не обязан был в это ввязываться.

- Но он рыцарь. Его прямой долг – ваша защита.

- Он не был рыцарем тогда. Тебя еще не было в Камелоте, это было пять месяцев назад. Май. Артур, Элиан и практически все рыцари уехали на границу сражаться с чудовищем. Многие лежали в лазарете после такого же сражения. В замке оставались только молодые, недавно посвященные рыцари...

Гвиневра в красках рассказала всю историю, начиная с того, зачем устроила пир, и заканчивая тем, как Годрик отказался раскрывать свое инкогнито.

- ...Понимаешь? Он рискнул всем, чтобы помочь мне, потому что понимал, что я не подливала яд сэру Патрису. Он не убил сэра Мадора, понимая, что тот всего лишь ослеплен болью. И он отказался быть прославленным, отказался от почета и хвалебных песен. До сих пор никто не знает, кто был тот безымянный рыцарь, который спас королеву и пощадил ее обвинителя. Он сохранил эту тайну и хранит до сих пор, отказываясь от славы и уважения, просто потому, что если правда раскроется, сэр Мадор посыпет голову пеплом и, возможно, потребует отставки. А даже если и не станет, ему будет еще хуже, чем было, ведь он раскаялся. Годрик не стал открывать правду, чтобы не добавлять ему вины и сожалений. А ты говоришь, он бесчувственный. Как тебе в голову пришло...

- Но он... – начала Пенелопа, но потерянно замолкла.

Все это слишком сильно переворачивало картину. Слишком сильно заставляло любить.

Она чувствовала, как восхищение, уважение и стремление любить вновь поднимаются в ней и захлестывают с головой.

Но что тогда было этим утром?.. Что ей делать?

- перефразированное высказывание Майкла Джексона: “Для чего действительно нужна смелость, так это для искренности”

====== Глава 46. Ты – сердце огня, ты – песня знамен.* ======

Пенелопа на ватных ногах поднималась на третий этаж. Ей казалось, ее сейчас разорвет на маленькие кусочки. Руки било мелкой дрожью, грудь ныла от отчаяния, а в голове мутилось от беспомощности. Что ей делать?.. Она не может убежать, но и сделать то, что должна, просто не сумеет. А любая секунда промедления убивает одного из тех, из-за кого болит болит ее сердце.

Это случилось сразу после того, как она вышла из библиотеки. Гвиневра была занята, разбираясь с торговыми договорами с Мерсией, над которыми уже месяц корпел король и которые были почти закончены. Поэтому у Пен появилось время, и она решила употребить его с пользой – пойти и оттащить от лавки с игрушками сестру, потому что та сильно задерживалась, а ведь у нее на кухне стояла работа. Она накинула свой темно-рыжий плащ, потому что было уже достаточно холодно, и вышла на рыночную площадь. Но до нужной лавки так и не дошла.

Как это произошло – она не уловила. Просто в какой-то момент на ее глаза опустилась темнота, в голову что-то ударило, и она провалилась в безымянное нечто.

Очнулась Пен посреди леса. Она это поняла, еще даже не раскрыв глаза. Лесная тишина, полная жизни и тысячи звуков, забралась в уши, а прохлада, не тронутая людским огнем и краской, защекотала нос. А потом раздался голос, который сорвал с ее глаз повязку.

- Не удивляйся, – заявила фигура, выросшая перед ней.

Пенелопа вскрикнула от испуга и неожиданности. А еще потому что эта фигура выглядела жутко. Словно привидение. Но затем она присмотрелась, и увидела, что это все же человек. Он был замотан в черный плащ, но под ним виднелась бурая ряса. Из широченных рукавов выглядывали вполне человеческие руки. Только вот что-то не человеческое в нем точно было.

Или даже не в нем.

Она порывисто оглянулась. Вокруг стояла в безмолвии чаща, тонущая в осеннем золоте. Но эта чаща дышала, и дышала не так, как обычно дышит лес. В дыхании этой чащи было что-то настолько тяжелое и сильное, что оно давило на уши, заставляя забыть, как звучит твой голос, давило на плечи, будто требуя поклониться. Казалось, от каждого дерева исходит мутный аромат. Здесь было душно, как в жаровне, и при этом холодно. А еще сила, окутывающая это место, чем-то гудела. Это гудение напрягало каждую твою частицу, сковывало, и ты чувствовал себя сплошь деревянным.

“Он друид, – поняла Пенелопа, часто дыша из-за давления. – Это его священная чаща.”

Она слышала об этом. О чащах, что дают друидам неимоверную силу. Она могла это чувствовать каждой крупицей магии, что была в ее собственном теле. Ее магия таяла, млела, лишалась воли под давлением этого могущества.

Только вот друиды использовали свои чащи для исцеления раненых и больных, для мирных обрядов, а еще сюда приходили разрешаться роженицы до Великой Чистки. Почему же сейчас сила этого места похожа на тушу больного дракона? Сила этой чащи была похожа на силу, неизвестно как появляющуюся у раненого с лихорадкой. Что-то было не так. Что-то использовало могущество чащи, что-то ее изменило.

Или кто-то.

- Кто ты? – резко спросила Пен.

- Это неважно, – спокойно ответила фигура. – Важно другое. Что мне от тебя нужно.

Пенелопа сжала за спиной кулаки, чтобы оставаться собранной.

- Что тебе может быть от меня нужно? Я всего лишь служанка.

Фигура двинулась в сторону деревьев. В то же время девушка почувствовала, что не может двинуться с места из-за заклинания.

- Да, ты просто служанка. Но, по счастливой случайности, у тебя есть кое-кто, кто нужен мне. А у меня есть кое-кто, кто нужен тебе.

Друид махнул рукой, и из-за деревьев по золотому ковру из листьев на полянку вывалилась Алиса. Девочка была связана, но Пен поняла, что удерживала ее не столько веревка, сколько заклятье. Рыжевато-каштановые волосы лохматой копной стояли над бледным личиком, на виске алел синяк. Щеки блестели от слез, а губы не могли раскрыться, чтобы что-то сказать. Девочка только вытаращила на сестру глаза и что-то яростно-отчаянно промычала.