Айгар Лиепиньш, двоюродный брат жены Юриса Элги Подниеце. 23 июня 1992 года находился на берегу озера Звиргзду и одним из последних видел Юриса:
«Я не сомневаюсь, что его убрали… За что? Да можно составить целый список… За тот киноматериал, который он привез из Литвы и который показали на весь мир, за то, что он снял в Риге в 1991 году… Такое не прощают… Советские спецслужбы за ним давно охотились. Да, доказательств нет… Но вы знаете хоть одного аквалангиста, который утонул? А Юрис – профессиональный пловец, мастер спорта по пятиборью… И как его тело оказалось на 8-й день поисков в том месте, которое десятки раз проходили спасатели? Да потому что его туда оттащили…»
«Почему всем всегда кажется, что известный человек не может умереть от несчастного случая, обязательно должно быть убийство? – возмутился Эрик Калнмейерс, тогдашний прокурор, участник комиссии по расследованию смерти кинорежиссера (на момент написания книги – Генеральный прокурор ЛР. – Т.Ф.), когда я попросила его вспомнить те давние события. – И что это непременно должен быть КГБ или какие-то спецслужбы… Тогда была проведена очень тщательная экспертиза, и не только судебно-медицинская. Мы не нашли следов преступления…»
Я не склонна не доверять Эрику Калнмейерсу, профессионалу с огромным опытом. И тем более кого-то обвинять. Нет, просто мне, как и многим другим, многое в этой истории непонятно.
Смерть на вдохе
Элга Подниеце, жена Юриса:
«…В тот день у нас оказалась Дайга Звайгзне, жена погибшего в январе 1991 года оператора Гвидо Звайгзне, – она со старшим сыном зачем-то приехала в Кулдигу, и у них сломалась машина. Пока ее чинили, мы вместе поехали в город, всего там накупили на рынке. Потом решили немножко позагорать, лежали на солнышке и говорили о Гвидо, о том, как она живет… вспомнили все это… И в половине первого у меня возникло какое-то странное ощущение. На сердце как-то так тревожно стало, я подумала о Юрисе… Мы в тот день даже толком и не успели пообщаться…
Я их просила приехать к 2–3 часам, вечером в доме ждали гостей и еще многое нужно было приготовить. Ждем-ждем, а их все нет. Два часа – нет, три – нет. Давису в тот год исполнилось 16 лет, и я за него волновалась. Потом поднялся ветер. Мы уже пообедали, а их все не было. Моя тетя делала чудесный малиновый крем, его очень любил Юрис, он говорил, что она это умеет делать лучше всех. Как раз в это время поспела уже первая малина, и тетя сделала этот крем специально для него. Мы сидели в комнате и вдруг увидели, что въезжает машина Юриса – красный Range Rover. Я обрадовалась, что все нормально, и вдруг вижу: за рулем сидит мой двоюродный брат, а Юриса нет. Мы вышли и спрашиваем: «А где Юрис? Он остался там?» А они такие странные… И говорят как-то неопределенно… «Юрис куда-то исчез». Мы: «Как это – исчез?» Говорят: «Да он с этим аквалангом пошел… И Леня пошел. А спустя несколько часов мы увидели, что там рыбнадзорная инспекция кого-то ловит. И нам показалось, что Юриса увезли».
То есть им показалось, и они этим как-то себя утешали. Потом они еще раз поехали на озеро и вернулись уже затемно. Мы не знали, что делать. Всем звонили… Думали, что его где-то задержали… Но нигде ничего не выяснилось. Мы действительно не сообщили в полицию в тот первый вечер. Мы отказывались верить, что Юрис пропал. Весь праздник у нас прошел в каком-то недоумении. У меня позиция всегда была такая: Юрис через все прошел, он мог выкрутиться из любой ситуации. Хотя я думала: почему он не позвонил? Потом приехали гости из Тукумса – этого я уже совсем ничего не помню. Мы зажгли костер, посидели…
Мы звонили всем! Мы думали, что его где-то задержали… Но нигде ничего не выяснилось. Я помню, что всю ночь мы сидели очень хмуро…
Я видела, как Давис уходил далеко в сад и плакал там навзрыд. И тогда я уже допустила мысль, что случилось что-то серьезное. Но я не понимала, что, зачем, как? Где-то в полпятого, когда уже светало, все пошли спать. Никому уже ничего говорить не хотелось. Мой двоюродный брат сказал: мол, неплохо было бы, чтобы и Леонид пришел. Но тот так и не появился. Насчет Леонида я ничего такого не думала, он мне почему-то ничем не запомнился… Абсолютно никакой человек – как бы ужасно это ни звучало. Может быть, он очень даже порядочный человек. И все время подозревать его – это как-то нехорошо… Может быть, он сам себе простить не может того, что произошло, и все эти годы живет с тяжелым грузом. Ходили слухи, что у Леонида отец – бывший кагэбэшник… Хотя вроде бы нет никаких оснований подозревать любого человека, как-то связанного с КГБ. Единственное, что я помню из наших бесед с моим двоюродным братом, как будто он заметил, что у Лени сразу появились какие-то деньги. Но утверждать это я не могу. Мы никакого своего расследования не вели.
Нас удивило, что Юрис был найден не около берега, а в том месте, где было темно и ничего не видно. Где было очень глубоко. То есть в таком месте, где особо не поплаваешь. И его уже затянуло в ил. Это было совсем не то место, которое ему указал Леонид, а совсем другое».
Антра Цилинска, директор студии Юриса Подниекса:
«23 июня мы всей группой поехали ко мне в деревню, все вели себя как-то непривычно тихо, сидели у костра, молчали. Накануне, 22-го, мы смотрели кассету, снятую на Гауе, с Георгием. Помню, меня поразил эпизод, в котором Георгий крестил Юриса. Я запомнила, что он длился 28 минут. Подумала про себя: «28 минут с дьяволом».
24 июня мы уже вернулись в Ригу. Юрис договорился встретиться с американскими журналистами в 18 часов. Они пришли к нам в Кошкин дом, час сидят, другой, – он так и не появился. На следующий день, 25-го, на 10 часов у него была назначена встреча в Юрмале. Я решила узнать, где же он пропал, позвонила к нему домой. Трубку взяла Элга и сказала, что, наверное, произошло несчастье. Я не могла понять, почему она столько времени молчала, но она объясняла что-то невнятное. Потом выяснилось: Элга опасалась, что Юриса начнут обвинять в браконьерстве, оказывается, ловля раков была запрещена. Как только мы узнали о случившемся, тут же подняли на ноги всех, кого могли. Депутат Янис Круминьш подключил военных. А мы со всеми, кто был на студии, сразу же выехали на озеро. Жили там всю неделю в страшном напряжении. Помню, как всякий раз следила за мимикой выходящих из воды спасателей: что на этот раз? С каждым днем напряжение на берегу нарастало. Добавляли его и экстрасенсы, которые направляли поиски в разные стороны. Кто-то из них сказал, что Юриса хотят вывезти из страны. Я помню свою мысль: нужно срочно перекрыть все порты…»
У меня на руках – выписка из акта судебно-медицинского обследования тела Подниекса, подписанная главным судмедэкспертом Министерства благосостояния Латвии Велтой Волксоне. В свое время по моему запросу и с разрешения обер-прокурора г-на Адлерса г-жа Волксоне мне эту выписку предоставила. Похоже, акт судебно-медицинской экспертизы – единственный сохранившийся официальный документ по так называемому «делу Подниекса».
Из него следует, что обследование проводилось 2 июля 1992 года комиссией экспертов в составе 7 человек под руководством г-жи Волксоне. Комиссия констатировала, что смерть Подниекса «наступила в результате механической асфиксии – утопления в воде» и «могла наступить 23 июня 1992 года». Обнаруженные на теле признаки «свидетельствуют о его нахождении в воде с момента смерти до обнаружения. Констатированный в легких Ю. Подниекса состав микроскопических водорослей и видов зоопланктона идентичен составу пригрунтового слоя (ила) озера Звиргздес». Никаких прижизненных повреждений на теле режиссера эксперты не констатировали. Не найдено в организме и следов этилового спирта, наркотических веществ, снотворных и фосфорорганических соединений. Комиссия пришла к выводу, что «утоплению Ю. Подниекса в значительной мере могли способствовать хронические изменения в сердечных сосудах и сердечной мышце, а также возможное попадание воды в дыхательные пути в связи с техническими повреждениями акваланга».
