Как обычно ее встретила Наташа, казалось, что она круглосуточно находиться на своем рабочем месте. В этой милой девушке чувствовалась определенная скованность. Она едва отвечала на вопросы, то и дело, пожимая плечами, и была похожа больше на манекен, чем на живого человека. Как не старалась Инна разговорить ее, было бесполезно. Девушка, то и делала, что повторяла: «Спросите Елену Олеговну. Все вопросы решает Елена Олеговна».

Словно незримая рука хозяйки с топором висела над ее головой. Инну это не удивляло. Слишком хорошо она знала Лену.

Лена Громова, или для подчиненных – Елена Олеговна чувствовала себя в этой жизни полноправной хозяйкой. Она получала, что хотела, и хотела, только то, что могла получить. У нее должно было быть все самое лучшее, а настроение поднималось, от мысли, что все вокруг любуются и завидуют ей. Все люди, все окружение для нее были лишь ступени для достижения своей цели- превосходства во всем. И в этом чувстве, в этом желание не было бы ничего плохого, если не одно но – эти ступени, когда в них не было необходимости, они перепрыгивались, забывались или уничтожались. Есть такой тип людей влюбленных в себя безраздельно, безгранично. Это даже не тип, это целый класс людей, которых восхищает в себе все: отражение в зеркале, манеры, мысли, голос, речь. У них не возникает даже небольшого сомнения в себе и недовольства собой. Они счастливы, потому, что у них никогда не бывает самоедства и само неудовлетворенности.

И в агентстве, директором которого была Лена, она царствовала в полной мере. Не скупясь в выражениях, гоняла весь персонал. Все ходили по струнке. На первый взгляд абсолютный порядок.

Проводив Инну до кабинета, Наташа удалилась. Инна, постучав, вошла.

Лена, сидя за столом, внимательно просматривая какие-то бумаги.

–А, ты, весьма кстати – потянула Лена, без реакции, словно Инна все время находилась в ее кабинете – вот, твои старания смотрю. Сказала она, показав на бумаги.

«Чтобы этот тон значил» – мелькнуло у Инны, и тут же она подумала, хорошо, что диалог непринужденно начала Лена.

–Привет. И что, нравится, или как?

Лена, как всегда, поправляя свою безупречную укладку, ответила

–Мне, если быть честной, или как. Все сыро, поверхностно. Но тут решает другой человек. Михаил Семенович одобрил еще два твоих текста. На слова «Осень» и «Только не это» уже музыку написали. Короче очень скоро две песни будут готовы. Деньги тебе перечислят на карту. Зайдешь в бухгалтерию. Там тебя ждут.– И после небольшой паузы недовольно добавила.

–Надеюсь все понятно?

–Более или менее – Инна, ерзала на стуле и, понизив голос скорее утвердительно, чем вопросительно добавила.

–А автор будет он.

–Не будет, а есть он – резко оборвала ее Лена, недовольно сверкнув своими карими глазами.

– Ну, сколько можно? Заладила одно и то же. Надоело. Это его детище. Но и тебе грех жаловаться. Ты получаешь деньги.

–Нет, нет, я не против. В конце концов, мои стихи увидят свет, просто странно ему, то это зачем?– пожав плечами, сказала Инна.

Лена встала из-за стола и подошла к окну. Она задумчиво, молча смотрела в окно. Пауза длилась всего минуту, а Инне показалась, прошла вечность. Она сверлила взглядом спину Лены, в предвкушение, того, что сейчас она скажет. Зная свою одноклассницу, ничего хорошего не ждала. Интуиция не обманула.

–А тебе, зачем знать? Кто ты такая, чтобы думать за такого человека? Все намного проще, ты – товар, он – деньги. Разве не слышала, кто платит, тот и музыку заказывает. Я даже удивилась, что он отобрал твои бредни. Тебе бы радоваться, что на тебя внимание обратили, а ты начала ломаться. Правду говорят, не хочешь зла, не делай добра – завелась она.

Инна встала, ей никак не хотелось оставаться в долгу. Уже уходя, она посмотрела пристально на Лену и заключила

–Ты права, не мое дело за него думать, как и не твое. А знаешь, что меня успокаивает, и чему я рада, если захочу, разорву наш паршивый договор и просто уйду, а ты будешь пахать на него и за него, пока ему это нужно. И он плюнет на тебя, как только посчитает нужным, а ты, Лена, у теревшись и улыбнувшись, скажешь: «Большое спасибо»

–Счастливо оставаться – уже выходя, процедила сквозь зубы Инна.

–Вот стерва! – бросила ей вслед Лена. Она удивлялась им и ненавидела их, как она называла «нищебродов», людей низшего сорта. Такой она считала и Инну, причисляя, конечно же, к их числу. «Да, от нее все можно ожидать, ну ничего надо будет, избавлюсь от нее»– подумала она, пожалев, что вообще предложила ей работу.

У Инны тоже остался осадок после этого разговора. Ни о какой редакции и речи уже ни шло, она поехала домой. Вечером она пыталась писать, не получалось, потом села ужинать, но аппетит пропал безвозвратно. Инна чувствовала не только холодок от Лены, но и какую-то озабоченность последней. В голову ничего не лезло, и чтобы отвлечься, Инна включила телевизор. Ему она уделяла времени крайне мало. Включала иногда, только чтобы посмотреть новости. Инна сидела, на диване, укрывшись пледом. Ей было зябко. Уткнувшись в телевизор, она машинально переключала каналы. Как всегда ничего интересного, бессмысленные сериалы, куча противоречивой политики, новости. Тут на одном канале ее внимание привлекло интервью девочки. Вернее не совсем сама девочка, а ее бездонные, полные грусти глаза. Инна сделала звук громче. Показывали Сирию, где недавно разгорелся конфликт. Репортаж был с города Маалюля, захваченного боевиками. Девочку – сироту приютили в монастыре. Ее звали София. Она рассказывала свою грустную историю, свое горе. Иногда, девочка улыбалась, детской улыбкой чистой, полной надежды. Иногда, слезы выбивались из огромных глаз и безграничная печаль тенью, ложилась на это детское личико. Инна внимательно посмотрела этот репортаж. На душе стало еще тяжелее и тоскливее. «Боже мой! Как мы живем? Куда идем? Откуда черствость, откуда эта жестокость. Вот о чем и о ком надо писать»-с ужасом думала она. Увиденное в Сирии, потрясло ее. Она и так в последнее время все чаще думала, что занимается не тем, чем надо. Неудовлетворенность своей жизни преследовала ее. Да, Инна знала, что где-то идет война. Знала, что гибнут взрослые и дети остаются сиротами. Знала и даже сопереживала, как все, сидя у себя дома перед телевизором с ароматным чаем в руке, и приговаривая : «Ужасно, это все ужасно!». Но именно эта девочка, ее грусть ее горе и в то же время надежда и вера в будущее, потрясли ее. Инна стала просматривать все новости и смотреть информацию, про этот конфликт. Чем больше она узнавала, тем все сильнее ее охватывали страх и ужас. Игры взрослых, сильных мира сего, ведут к гибели маленьких детей. И причиной всему этому непомерному горю – деньги. «Из-за денег уничтожать безвинных, детей. Мы же находимся на краю пропасти, куда нас несет наше равнодушие и жадность. Неужели люди этого не понимают? Надо что-то делать и необходимо начать с себя».

В эту ночь, она начала судорожно писать свой рассказ. Глаза девочки, ее дрожащий голос, ее улыбка, стояли перед ней. София и стала героиней грустного рассказа, и название пришло сразу «Путь в Дамаск».

Иногда вдохновением может служить, потрясение, крик души и желание донести до всех это потрясение и это крик. «Во что бы то ни стало, допишу и опубликую» – сонная, уже утром думала Инна.

Поспав пару часов, она спешно умылась, оделась и, выпив на ходу кофе, выбежала из дому.

Странно, но на душе вдруг стало легко. У нее появилась четкая цель жизни. Написать рассказ и этим донести до сердца каждого человека, что весь ужас от нас же самих, и что невинные дети страдают из-за безрассудства взрослых. Она и думать забыла про вчерашний неприятный разговор в агентстве, про Лену, про Гросманна. Ей сейчас все казалось таким ничтожным и безликим. Ей даже было жаль и Лену и Гросманна, которого она и знать не знала, потому что и они сейчас были для нее ничтожными и безликими. Они не переживали и не могли пережить в виду своих душевных способностей то, что переживала она. Инну переполняли эмоции – жалость, боль, страх, и при этом одержимость, вера, желание. Все это предало ее жизни новый смысл и наполненность. Ее бесило то, что она одна не в силах изменить это, а еще больше, осознание того, что необходимо что-то делать.