Сразу за нашим поселком начинались поля учебного и семенного хозяйств, на которых росли и горох, и клубника, там такой страшной охраны не было, туда мы и перенесли свою деятельность. Для разнообразия как-то решили съездить на рыбалку. Встали ни свет ни заря, захватили снасти, оседлали велосипеды и поехали на озеро дальний Кабан. Утро, рань, тишина, и птицы еще не поют, спят. Природа в состоянии покоя, даже листья на деревьях не шелохнутся, будто и ветер прилег отдохнуть. На дороге ни машин, ни людей, необычно, непривычно. Солнышко встает, становится светлее. Я, честно говоря, больше любовался природой, чем занимался рыбной ловлей, интересно было наблюдать, как все оживает, просыпаясь. Вот чирикнула птичка, ей отозвалась другая, они начали тихонько переговариваться, квакнула лягушка, вдалеке послышался гул первой машины, прокукарекал петух на другом берегу озера, стало совсем светло. Я сидел, закидывал в воду крючок с оплеванным червяком, вытаскивал, снова на него плевал, опять закидывал, делал все как Вовка, но так ничего и не поймал, удовольствия не получил, только озяб немножко. Скучновато как-то. Не понравилась рыбалка, уж очень спокойное занятие, похоже, что это не для меня, уж лучше с риском лазить в сад, чем вот так сидеть на берегу и ждать у озера поклевки. Больше я на рыбалку не ездил, было и кроме нее немало интересных занятий. В делах и заботах, пролетели каникулы, наступал новый учебный год.
Время опять стало изменчивым: шесть учебных дней тянулись как резина, а воскресенье пролетало как пуля. По выходным мы с родителями часто приезжали в гости бабушке. Погостив у нее, мы спускались в поселок, где жил мой прадед с моей двоюродной бабушкой, сестрой бабули. Там же жили и мои двоюродные дядьки, старший из которых был моим крестным. Улица, где они жили, состояла сплошь из крепких деревянных домов, с резными наличниками на окнах, с палисадниками, в которых росли красивые цветы, была она хоть и не заасфальтированная, но очень чистая.
Дом прадедушки был крепкий, добротно сработанный, а сам он был похож на статного купца начала века, носил большую окладистую бороду, и даже писал старинным шрифтом, через «ъ». Всю жизнь он проработал плотником, не пил, не курил, занимался пчеловодством и прожил достойных девяносто семь лет. За его домом был небольшой сад, где летом всегда стояли ульи, а сам дом был с высоким подпольем, с омшаником – помещением, где зимовали пчелы в своих домиках. Сады были за каждым двором и разделялись они не высокими заборами, а неширокими дорожками, заборы были только на задах и стояли параллельно улицам. По соседству с домом прадеда, стоял дом той самой девочки Лиды, которая мне очень нравилась, а за ним был дом родственников, с большим двором и сараем. Отец дядек, хромой дядя Коля, был отличным строителем деревянных лодок, и во дворе у него почти всегда стояла собираемая посудина, а на чердаке рядами висели сушеные рыбешки всех видов, которые только водились в наших реках. Вся родня со стороны матери была с берегов Камы. Было там такое село – Манцурово, по рассказам моей бабушки, большое, богатое, окруженное заливными лугами, на которых всегда паслись огромные стада. Село это, к сожалению, было затоплено после строительства Куйбышевской ГЭС. И по сей день, бывает еще иногда видна макушка церковной колокольни, напоминающей о великом изгнании людей с насиженных мест.
Мои родители любили бывать у этих родственников в гостях. Как правило, приезжали к ним к полудню. Взрослые садились за накрытый всякой снедью стол, в основном, это были пироги со всевозможной начинкой, выпивали, закусывали, распевали песни, до танцев доходило редко, но иногда и такое бывало. Так они отдыхали от трудов праведных, пили, ели, веселились, но всегда и во всем знали меру. Нам, молодым – это мне и брату Вовке – было не интересно со взрослыми и, покушав, мы убегали на улицу, или лезли на чердак, таскать воблу, за что нам сильно доставалось, от наших жадных сородичей. После таких посиделок мы вечером возвращались домой: родители довольные и веселые, а я грустный и задумчивый, оттого что предстояло целую неделю что-то учить и чего-то зубрить.
И вот в один из таких для меня грустных вечеров, мне сообщили, что желают завести для меня сестренку, даже не спросив, нужна ли мне она. Вот это была новость! И так настроение не очень, а тут и совсем его испортили. Я насупился, и призадумался. Им что, меня одного мало. Я протестовал, но, несмотря на мое недовольство, в доме появилась маленькая бесовка, которой теперь доставалась львиная доля заботы и внимания. Поначалу меня это очень раздражало, но со временем я начал свыкаться с этой ситуацией, даже иногда, хотя и нехотя, стал помогать маме в уходе за малюткой. А это чудо, как только первый раз встало на ноги в своей кроватке, дотянулось до будильника и скинуло мне его на голову, когда я спал возле ее лежбища, видимо, в отместку за мою ревность и неприятие. Но что странно: через некоторое время я по-братски полюбил это создание и стал гулять с ней во дворе, катать на игрушечной коляске, усадив ее вместо куклы, и играть в песочнице; в общем, стал ее старшим братом.
Перед новым, 1968 годом, папа взял меня с собой посмотреть квартиру, которую ему выделили от завода. Мы приехали в район колхозного рынка, где стоял новый пятиэтажный дом из белого кирпича, зашли в подъезд, пахнущий свежей краской, и поднялись на третий этаж. Папа открыл дверь, и мы вошли в сказку. Две светлые комнаты, солнечная сторона, с балкона немного видно Волгу. Внизу улица с купеческими особняками, по большей части двухэтажными, с дворами, огороженными высокими заборами, вымощенными булыжником, с сараями, бывшими когда-то конюшнями, и с фруктовыми садами. Эти старинные дома были превращены в коммуналки, но от этого они не потеряли своей индивидуальности и очарования: основательные, с красивыми наличниками на окнах, с резными балясинами на балконах и перилах были они ухоженными и непохожими один на другой. И в этом историческом районе города наша пятиэтажка и еще одна, на улице Ямской, выделялись своей высотой и непривычным для этого места видом. Но нам этот вид очень понравился.
Немного полюбовавшись окрестностями, мы пошли на кухню пить чай из термоса. Он и две кружки стояли на подоконнике, мебели, кроме одной табуретки, в комнатах не было. Уже стемнело, и мы остались ночевать, папа лег на полу, на матрасе, а меня положил на раскладушку. Блаженно засыпал я в нашей новой шикарной квартире. Мы перебрались в нее под Новый год. Дом наш был ведомственный, от завода ГАРО, стоял он на соседней от завода улице, в пяти минутах ходьбы от него, это было так удобно для папы. На этом заводе он работал токарем с 14 лет, точил снаряды для фронта. Не любил он рассказывать о том времени, только иногда вспоминал, как работали мальчишки по 14–16 часов, и ели и спали, там же, в цеху. Тяжелое было время, здорово им досталось.
Всю семью отца эвакуировали из города Бежецка Калининской области в самом начале войны. Война закончилась, а они – мой дед, мой отец, и сестра его Соня – обзавелись семьями и остались здесь жить. Тетя Соня тоже получила квартиру в этом доме, так что были мы теперь не только родственниками, но и соседями. А дед мой, отец папы, проживал на ул. Чистопольской в частном секторе, рядом с церковью, переделанной в кинотеатр. Жил он с неродной мне бабушкой, в полуподвале двухэтажного дома, в небольшой квартире. Мне, почему-то, врезались в память большая белая печка, белоснежные кружева на окнах и запах чистоты и свежести, так у них было опрятно и уютно. Я не знаю, почему, но в гостях у них мы бывали очень редко, да и к нам, на моей памяти, дед приезжал всего один раз, когда мы жили на Сибирском тракте. В тот день я катался на велосипеде около дома, он подошел, поинтересовался как дела, дал мне пакет с пряниками и побрел на остановку трамвая, даже не поинтересовавшись о родителях. Для меня это было очень странно. Я думал, что он приедет посмотреть на нашу новую квартиру, но он почему-то не приехал.
Новоселье справили вместе со встречей Нового года. Тогда, в новогодние праздники, взрослые отдыхали максимум два дня, сильно не разгуляешься, ну а мне можно было, у меня были зимние каникулы. Но вот, по их окончании, мне предстояло переводиться в новую, 85-ую школу, привыкать к новой обстановке, и к новым одноклассникам. За время каникул я облазил все окрестности, подружился с местными ребятами и стал настраиваться на трудности, ждавшие меня впереди. Первые дни в новом классе было неуютно, было не очень приятно ощущать на себе любопытные и оценивающие взгляды, отвечать на каверзные вопросы, но постепенно я познакомился со всеми и более-менее освоился. Не все меня приняли в этот новый коллектив, нашелся один, решивший испытать меня на прочность. Сначала он толкнул меня так, что я ударился о стенку, во второй раз стукнул по шее, а в третий раз, при попытке ударить, получив от меня в глаз, ударил меня в солнечное сплетение так, что я чуть не задохнулся. На следующий день после уроков, я пошел записываться в секцию бокса, в спортклуб «Локомотив». Находился тот клуб на острове с одноименным названием, окруженный стоянками катеров и моторных лодок, в здании бывшей фабрики. Слух о том, что я стал заниматься боксом, охладил пыл этого паренька, он потерял ко мне интерес и переключился на других, более слабых. А я упорно ходил на уроки драки до лета, хотя мне это не очень нравилось. Но как только наступили каникулы, я бросил это занятие, надоело все время получать по голове, я сделал вывод, что голова – это мое слабое место и ее нужно беречь. Но я не зря потратил время, как-никак, приобрел первоначальные навыки боя, которые могли пригодиться в дальнейшем.
