Такая тактика была мне понятна. На центральных улицах можно забрести в нежелательный переулок, столкнувшись лицом к лицу с педофилом или плохим дядей. Можно затеряться в толпе, потеряв своих друзей и долго блуждать среди незнакомых людей, спрашивая как лучше сократить дорогу до дома или же до своего места назначения, где заблудившуюся подругу с нетерпением дожидаются друзья.

Моя злость окончательно испарилась. Буквально через полчаса преследования, я поняла насколько Варновски–старший был близок к своему суждению о захвате меня в плен. Однако логика родителей девочек у меня не укладывалась в голове. Утром убили их подругу и родителям необходимо продумать линию защиты своих чад. Как вариант, посадить их под родительский контроль, заперев ребенка или парочку дома. Лично я так бы и поступила. И по–хорошему лет до четырнадцати не выпускала ребенка одного на прогулку в большом городе, пусть даже и в компании его друзей.

Школьницы остановились на переходном переходе. Нескончаемый поток машин нёсся на самой высокой, допустимой для данного перекрёстка четырёх дорог, скорости. Светофор зелёного цвета неохотно замигал и, словно по щелчку пальцев, не забывая о перебросе на промежуточный, предостерегающий желтый, высветился невыносимый для машин, но долгожданный для пешеходов красный. Дети вместе, с успевшими набежать за несколько минут, взрослыми стали ускоренно переходить дорогу на противоположную сторону.

Как на зло, словно по трубившему року судьбы предрешенной грешницы, я не знала района где нахожусь. Предположительно, этот район являлся спальным и местами здесь мелькали таунхаусы, не уступая своего законного местонахождения расположившимся неподалёку многоэтажкам. Я любила исследовать новые места; по обыкновению доходя до места назначения, я поворачивала назад и с лёгкостью доходила до изначальной точки старта нового маршрута, поминутно откладывавшегося в моей голове. Мой неизведанный маршрут планировался заранее. Сначала вечером, сидя рядом с камином, осторожно попивая горячий какао, я изучала в ноутбуке не только карты Парижа, но и неизвестные мною кафе, в которых я за год пребывания в городе не успела побывать. На следующий день, я выходила в свой перерыв из офиса Могильного Памятника и прямиком шла, не забывая сверяться с картами, закаченными на телефон, или спрашивая на ломанном французском дорогу у прохожих. Волей-неволей после одной или двух выпитых кружек кофе, зачастую я любила баловать себя фирменным кофе заведения, я возвращалась обратно в офис, уже не спрашивая дороги и добираясь, практически, не смотря на движущуюся уменьшенную точку меня на карте. Тут же складывалась немного нестандартная ситуация, и, чтобы выйти из неё, мне придётся вызывать, отрывая от дела, своего напарника, отлично знающего свой родной город.

Девочки остановились около заброшенного, нежилого, приготовленного под снос дома. Дом выглядел хлипким по конструкции, в меру устойчивой пятиэтажки. Похоже, застройщики жилого дома «озаботились» за сохранность жизни поселенцев и решили снести старый дом, построив на его место новый, более масштабный и вмещающий в себя большее количество влиятельных людей, готовые заплатить не маленькую сумму за сохранность своего здоровья и отдалённости от шумного центра города.

Группа школьниц, прежде чем зайти внутрь, словно воровато переглянулись сначала между собой, якобы негласно подтверждая заранее принятое решение не пасовать и не бояться, оглянувшись напоследок по сторонам на проходящих мимо прохожих, юркнули в не загороженный досками и отсутствующим запрещающими заходить знаками, входную дверь.

В свои подростковые пятнадцать, шестнадцать лет, я бы с удовольствием, не раздумывая, поспешила забраться внутрь и исследовать не только интересовавшие меня этажи здания, а , по возможности, обхватить всю территорию заброшенного здания. Сейчас, в свои недавно исполненные двадцать лет, я скептически относилась к идеи школьниц. Поэтому, взвесив все за и против, трясущимися руками достала из кармана джинс телефон и набрала телефон Людовика. Мой напарник ответил после первого гудка.

– Где тебя носит? – Бушевал он вместо приветствия, не совсем уместного ближе к подходящему вечеру.

– Олег хотел не потерять дело. – Проглотив колкость, пролепетала я. – Ну я и проследила за нашим объектом наблюдения.

– Яна, никакого объекта наблюдения нет.

– А как же школьницы? – Не поняла я ход мыслей напарника.

– Школьница, лежащая в морозильной камере морга – наше дело. Но вот остальные ее подружки, они к нам не относятся.

– Ты хочешь услышать куда они меня привели?

– Ну?

– Заброшенное здание в спальном квартале.

– Назови мне улицу, на которой ты находишься.

– Я не знаю. Рядом со мной ближайшего названия не значится.

– Опиши мне заброшенное здание. И, Яна, прошу тебя, не входи внутрь без меня. Иначе прогноз Варновски – старшего будет приведён в исполнении уже ближе к сумеркам сегодняшнего дня.

И я стала описывать то, что видела перед собой. Немного умолчав, о нарастающей тревоге и немыслимом волнении, я отключила телефонный звонок и отошла в сторонку, стараясь не привлекать к своей персоне излишнего внимания. Ведь если человек, стоящий рядом с заброшенным строением, довольно долго стоит на одном и том же месте, значит он по инерции может являться правонарушителем закона.

Я ждала Людовика около сорока минут. Меня от холода спасал тёплый ветерок, временами гоняющий серые тучи, заслоняя красивый голубой цвет неба. Предчувствие нарастало с каждой минутой все больше и больше. Такое состояние у меня появляется, когда кто-то старается меня похитить или о чем-то предупредить. Я сорвалась с места, заметив знакомую «Тойоту» напарника и чуть ли не в вприпрыжку подбежала ко входу, открыв скрипучую дверь одного из подъездов, выходящего на проезжую часть.

Людовик незамедлительно выбежал из машины, поставив ее на сигнализацию, и, мы вдвоём сумели протиснутся в проходной проем. Оказавшись в здании, мне в нос ударил едкий запах плесени, смешавшиеся с запахом грибка и грязи. Я прикрыла нос рукой. Здания не исследовали около трех лет, и из памяти умудрилось выветриться удручающий запах подобных мест.

Вместе мы поднимались на третий этаж, в тишине слыша отдаленный стук наших кроссовок о ступени лестницы. Людовик остановился на лестничной площадке и прислушался, дал мне знак рукой следовать за ним и осторожно стал идти вглубь третьего этажа.

В середине мы заметили начерченную пентаграмму, с едва-едва затухавшими двумя восковыми свечами. Сама пентаграмма олицетворяла звезду, загнанную в круг. Людовик сплюнул, выругавшись.  Я оглянулась. Мой взгляд упал на вырванный клок золотистых волос, покоящийся в ближайшем пыльном углу.

– Яна, подойди к окнам. – Людовик стал на автомате выдавать задания.

– Зачем?

– Так… спокойнее. – Людовик посмотрел на меня, как на собаку, готовую уйти от хозяина. – Я осмотрю этаж.

– Не боишься, что сорвусь вниз? – Не смогла удержаться я.

– Ты слишком ценишь жизнь, чтобы сорваться вниз. По глупости, никогда не совершишь подобное.

Я промолчала, понимая всю правоту Людовика. Я любила жизнь и самостоятельно, пусть даже из вредности, не собиралась проверять сказанную теорию, идя наперекор не только Людовику, но и самой себе. Я осторожно стала продвигаться к окнам. Я не хотела подходить к сорванным волосам, беззаботно валяющимся в углу. Думала, Людовик сам их осмотрит, когда заметит. Мне самой брать грязные волосы без одетых на руки перчаток боязно.

Половицы пола скрипели, создавая произвольную, никем раньше не сыгранную музыку. И, если классическая музыка меня успокаивала, заставляя расслабиться и ни о чем не думать, то эта музыка навивала тоску и раздражала. Ведь включенную классическую музыку можно выключить в любой момент или переключить на более интересную мелодию, а здесь, в этом доме, такой способ ,увы, не работает.

Окон на этаже оказалось два. И это лишь в той комнате, в которой мы находились ближайшие минуты. Зная по собственному опыту, заброшенные дома и разгромленные в них квартиры соединены между собой. На одном этаже, не переходя в другой подъезд, реально спокойно обойти квартиры четыре. Логика напарника иногда дает сбой. Видимо, он не знаком с миром заброшек и не знает всех тонкостей осмотра (в моем случае) окон. В любом случае, я осмотрю остальные окна лишь по приказу, а не по собственному хотению. Если здесь что–то есть, то оно там, где я нахожусь.