Ночное небо вызвездили звезды. Ветер утих, будто тоже ушел на покой. Мертвая деревня не подавала признаков какой-либо жизни. Звенящая тишина била по нервам. Люди, превратившие терем в цитадель, ожидали нашествие мертвецов. Мерцающий свет горящих глиняных светильников во всех комнатах позволял пригасить темноту ночи внутри терема. Ожидание схватки затянулось.
– Угу. Угу, – услышали крик ночной птицы.
– Сейчас начнется, – прозвучал шепот кого-то из воинов.
– Не дрейфь, хлопцы. Двум смертям не бывать, или вы хотите жить вечно? – спокойно, обычным голосом произнес Сашка. – Мы тоже не девочки-целочки, знаем, как северному зверю, песец который, шею свернуть.
Ободренные русичи уставились на входную дверь, дверь, за которой была темнота ночи и неизвестность. Глянув в зарешетченое окно, Сашке в голову пришла запоздалая мысль. «Надо было хотя бы пару изб поджечь, все равно деревня накрылась, а нам бы было видно, что там на дворе происходит. Теперь-то чего об этом? Хорошая мысля, как известно, приходит опосля. Где ты, Николаич, где Андрюха, чем сейчас занимаетесь? Небось и не знаете, что вашего другана Сашку сейчас местные уроды поедом жрать будут. Как мне вас не хватает».
Снаружи послышался удар во входную дверь, еще удар, теперь помощнее. Дубовая дверь держала удары, как ей и было положено. Далее пошла монотонная долбежка. Слышно, как мимо стены, с наружной стороны, на большой скорости пробежала толпа нелюдей. Удар в окно, слюда осыпалась осколками на пол. Сквозь решетку просунулась рука с когтями, на человеческие ногти это было мало похоже. Рука потянулась сквозь решетку внутрь помещения, кто-то, будто слепой ощупывал воздух, в надежде вцепиться в кого-либо живого. Рылей с саблей в руке, подобрался вдоль стены к окну, наотмашь рубанул по вытянутой клешне.
– Ы-ы-ы! – раздалось в ответ.
Обрубок когтистой лапы глухо брякнулся на деревянный пол. И тут же в прутья решетки вцепились руки, с невероятной силой пытались раскачать граты.
– Га-а-аа! – слышалось с наружи.
Людогор нацедил из бурдюка бабкиной водицы в глиняную кружку и выплеснул в окно на руки и в темноту.
– Уа-уу! – взвизгнули сразу две твари. – У-у-у!
– Что, не нравится? О-то ж!
– Людогор, что ж ты, брат, так неаккуратно зубастых обидел. Небось, осерчали на тебя? – изрек Горбыль.
– Ха-ха-ха! – хохот потряс помещение, нервная разрядка произошла. Люди поняли, что они способны противостоять любой пакости, они отряд, они сила.
Удары в дверь прекратились, послышался скрежет внизу дверного полотна, похожий на звук маломощной фрезы, работающей неравномерно.
– Ты смотри, прогрызть пытаются, – высказал мнение Хлуд.
На крыше раздались топот и возня.
– Уже и до крыши добрались, – констатировал сотник. – Людогор, крыша выдержит?
– Там плашки дубовые набиты, а снизу толстые, струганные доски. Только кто ж его знает, силища-то какая, гля, как дверь прогрызают, уже и челюсть появилась.
Действительно, угол двери был изгрызен начисто, словно гусеница заточила лист фруктового дерева.
– Е-о, мое! Если и дальше так пойдет, они весь терем разгрызут. Людогор, дуй наверх, с тобой трое. Смотри там в оба.
– Понял!
– Пашка, чего смотришь, плесни водички, нехай стружку запьет.
– А-а-ах! – раздался возмущенный рык, пропитанный болью от Пашкиного угощения.
– Хороша водица.
Снова попытка выломать железную решетку, теперь уже на другом окне. В раскачку, в раскачку. Плеск воды, возмущенный рык и отскок.
– Полет нормальный, – удовлетворенно высказался Пашка.
Опять заработала «фреза» за дверью. Одновременно на крыше послышался скрип и скрежет отрываемой доски, ругань Людогора с элементами Сашкиной ненормативной лексики.
– Люда, ты чего там материшься, дорогой, – крикнул Горбыль.
Из проема выхода на второй этаж свесилась голова Людогора.
– Лезут проклятые, батька. Крышу на части рвут.
– Много их там?
– Да, кажись, трое. Пока не посчитать.
– Откуда столько?
– А дидько его знает!
– Так, парни, я наверх. Вы не стесняйтесь, поливайте дверь и окна водой. Никому не расслабляться.
Сашка прыжками, по всходу взобрался на второй этаж.
– Как тут?
– Хреново, сам смотри.
Крыша трещала от отрываемых нечеловеческими усилиями плашек. В узкой полоске можно было разглядеть звезду на небе.
– Сейчас полезут. Людогор, готовь воду, Сувор, ты с колом наготове, я – с саблей, остальные страхуют.
В образовавшуюся щель приличных размеров спрыгнул упырь, толстенный, глаза навыкате. Клыками ощерился на встречающих. Почти одновременный возглас потряс пространство:
– Баба!
– Жерава! – это Хлуд.
– Люда, воду! – это Сашка.
Людогор плеснул в лицо упырихе водой.
– А-а-у!
Сашка саблей снес башку с шеи. Возглас стих. И тут же, на всякий случай Сувор всадил кол в спину, между лопаток покойнице.
– Бинго! – вырвалось у Горбыля. – Трупешник в сторону, чтоб не путался под ногами. Ждем-с следующего.
Страхующие бойцы только успели оттащить от пролома над головой обезглавленную упыриху, когда вниз соскочил следующий клиент. Звероподобный, бородатый увалень, явно при жизни своей воином не был, с большим брюхом, с клыками в два ряда. Он расставил руки в попытке обхватить сразу всех. Глаза горели жаждой крови, его мучил голод. Вот в эти-то глаза пришелся выплеск бабкиной воды. Взревел, но, в отличие от Жеравы, ослепнув, метнулся в сторону, сбив плечом одного из подручных Горбыля. Упыри вместе со смертью получают такое качество, как скорость, становясь в три раза быстрей, сильней и выносливей любого крепкого мужчины. Ни Сашка, ни Сувор не успели сработать, а кровопийца, почти вслепую разорвав зубами шею наворопника, припал губами к брызнувшему фонтану крови.
– На-а! – вогнал между лопаток людоеду кол Сувор.
Сверху, промелькнув серой тенью, соскочил упырь. Горбыль взмахнул саблей, но она прошла над головой присевшего упыреныша. Малец, на вид лет одиннадцати, ухватившись руками за ногу Хлуда, щелкнул челюстью в попытке перекусить ее. Вырвал кусок мышцы из икры. Проглотить не успел, голова откатилась в сторону, отрубленная наворопником, но тело гаденыша свою хватку не ослабило.
– А-а-а! – вопил Хлуд от боли и ужаса.
Сашка, зверея, пришел в боевой транс, наконец-то сработал подарок перехода. Очередного «десантника», успевшего только опуститься в прыжке на полусогнутые конечности, разделал под карандаш. Два взмаха шашки, и руки упыря от самых плеч, валятся на пол. Сувор встромил осиновый кол в грудную клетку.
– Спокойничек! Да, успокойте кто-нибудь Хлуда, так ведь и будет орать.
Сувор всадил в спину безголовому мелкому пакостнику кол, оторвав его от Хлуда, отбросил безголовое тело подальше в сторону. Божидар помог Хлуду отойти к дальней стене, перетянул ногу жгутом. В это время на первом этаже послышалась возня и ругань с криками. Звуки борьбы привлекли всеобщее внимание.
– Людогор, я вниз, там жарко! – подался к лестнице Горбыль.
– Угу.
На первом этаже было действительно жарко. На одном из окон мертвяки все-таки сумели вырвать решетку, и сейчас в светлице находилось двое упырей, еще один, уже по плечи залез из-под прогрызенной двери внутрь терема. Настырный, несмотря на то, что его облили водой, упорно продирался дальше. Видать, подпривык к водице!
Сашка быстро оценил ситуацию. Размахивая саблями и прикрываясь щитами, по светлице разведчики гоняли двух упырей, а может, упыри гоняли разведчиков, уклоняясь от сабель, норовили вырвать кого-либо из хлипкого строя.
«Та-ак!»
Горбыль с замаха опустил саблю над дверью, отделяя ползуну голову вместе с плечом и одной рукой от остального тела, половиня его. Метнулся к окну, рубанул уже влезшего на подоконник мертвого подонка. Почувствовал, как сзади чья-то рука мертвой хваткой хватает его за плечо, развернув к себе. Смрадный дух ударил в ноздри. На автомате оттолкнул напавшего колом, удерживаемым левой рукой. Угодил в грудь.