Пусть так. Готов виниться во всем, на что укажете, желая доказать душевные перемены, к которым Вы так часто призываете.

Я мечтаю о Вас, как о прелестном пристанище, которого у меня никогда не было.

Вы прекрасны, мудры, восхитительны и горды. Я же ничтожен и, к своему стыду, неутомим.

Мое воображение мучается картинами союза горячих сердец, окрашенных ликованием от невероятных возможностей двух гибких тел.

Всё, что я хочу, это Вы.

Если на секунду Вы представите всё то же, что и я, наши мысли объединятся в мечте и заменят зыбкую иллюзию жизнью, приблизив нас к совместной задумке.

Отзовитесь моей просьбе! Испытайте этот прием и убедитесь в его результате, который непременно случится.

Почувствовав вашу чувственную настроенность, я подхвачу ее и никуда не выпущу, сделаюсь главным героем ваших телесных мук на радость своей тоскующей душе.

Прошлая ночь была ужасна и вместе с тем значима: вместо привычной сырой темницы я оказался в пыточной камере, один на один с коварным палачом. Под аккомпанемент злобного веселья мучитель скрупулезно разматывал мои нервные узлы и бросал их в бурлящий котел, где уже кипело вырванное из меня сердце.

Он лихорадочно вылавливал из кипятка мои потроха, тряс ими и развешивал нервные ниточки на штанге, вблизи воротников и рубашек, выстиранных Палашкой накануне.

Ближе к рассвету я окончательно обессилел и сдался. Остановив любое сопротивление, я обрел покой и понял истинный смысл этой коварной задумки. Помню, как лежал на полу у кровати и рассматривал предрассветную серость за окном. Но знали бы Вы, какую неземную благодарность я испытывал тогда к своему истязателю! Моя душа ликовала, ведь я переосмыслил свою раскованность, свою разгоряченность. Уничтожив мое тело, мой мучитель, сам того не ведая, сделал для меня невероятное благо.

Я понял: я испытываю предвкушение! Рождаемые чувства влекут эмоции, которые более никогда не повторятся, ведь всё прочее я нареку послевкусием.

Я самонадеянно затрепетал и уже собрался поделиться с палачом своими мыслями и поблагодарить.

Однако в рассветную дымку налаженный было контакт испорчен Сёмкой, петухом.

Этому известному разбойнику незнакомо примерное поведение. Его громкий крик разнесся над имением раньше положенного. В отчаянии я схватился за голову, вскочил и начал нервно прохаживаться по комнате оттого, что моя догадка, не получившая подтверждения и поддержки, поблекла.

Ажиотаж не отпускал до самого обеда, тело требовало ясности.

Как бы я ни отвлекался, мне становилось хуже.

Я усматривал Вас в любом избытке, любом действе. Всё кругом отзывалось мыслями о Вас. Представьте только: в тиканье часов мне чудилось биение вашего сердца, а оконные портьеры шуршали так же, как Ваши подъюбники.

Вид с балкона был мной проклят, ведь холмистые очертания повторяли сладостные изгибы Вашего изящества.

Я старательно избегал всего, что напоминает о Вас, но, окончательно умаявшись и издрогнув, я совершил ошибку: взялся за кочергу.

Металлическая палка пронзила меня невообразимым желанием, а разворошенные угли полыхнули жаром, схожим с пылом Ваших ласк.

Вы выжгли меня! Меня почти не осталось!

Мой разум мутится, а тело стонет от неприменения.

Я усердно пытаюсь отрешиться от мыслей, но справиться с внутренним огнем, увы, не могу.

Прошу Вас, сжальтесь. Если в Вас осталась хоть капля сострадания, если Господь, щедро одарив Вас красотой и статью, не забрал взамен жалости, умоляю, ответьте мне.

Ваш преданный Родион.

Любезный Родион Алексеевич!

Едва превозмогая себя ввиду дерзких проявлений Вашей страсти, я всё же решила ответить.

Выбранный Вами способ добиться от меня расположения весьма резок, однако Вы употребляете его каждый раз, отчего я догадываюсь, что иного приема для Вас не существует.

Хочу поделиться с Вами внезапной догадкой. Возможно, мое рисковое предположение подтолкнет Вас подозревать иную природу такой бурной увлеченности. Прошу, Вы должны прислушаться.

Следует отметить Вашу правоту: прошлая ночь выдалась на редкость беспокойной. Но причиной этому стало погодное явление, а не Ваше стремление мной овладеть.

Вчера к ужину прибыл доктор Бронас.

Вы, должно быть, знаете, о ком я говорю, ведь он гостит неподалеку от Вашего имения. Как мне удалось выяснить, он не раз посещал с визитом Вашу матушку и оказывал ей терапевтическую помощь. Какая поддержка требовалась графине Гулявиной, он смущенно не уточнил, однако по его лихому виду и пунцовому румянцу на бледных впалых щеках стало понятно, что помощь случилась вполне эффективная.

Вчера в обед моя тетушка отправила Бронасу приглашение отужинать. Она, точно так же как Ваша матушка, иногда нуждается в целительных методиках, о чем ему и было указано в записке. Он с радостью принял приглашение и прибыл на ужин раньше положенного срока, вынудив развлекать себя.

Наше общение не было бестолковым. Бронас оказался весьма эрудирован. Когда я распознала в нем качественный умственный кругозор, то поинтересовалась его мнением относительно волнующих меня вопросов и увидела искреннее желание пофилософствовать. Выяснилось, что Фредерик – бдительный, увлекающийся и любознательный человек. Эти качества побуждают его интересоваться медицинскими открытиями и в человеческой сфере, вопреки тому что по роду профессиональной деятельности он занят животными.

Думаю, он может посмотреть Вашего Сёмку и наладить работу его хронографа, чтобы следующая встреча с Вашим истязателем могла завершиться логичным финалом.

Вскоре мы отправились ужинать.

После запеченной утки Фредерик поведал увлекательную историю о влиянии погодных перепадов на внутренние процессы человека, справедливо заметив совпадения дождливых и пасмурных дней с плохим настроением, угнетенностью и ипохондрией.

Он повествовал о фактах, о которых я, признаюсь, даже не задумывалась.

У меня сразу возникло доверие к его словам. Уважаемый доктор сообщил о любопытнейшей взаимосвязи непогоды и душевного состояния, своевременно предупредив о предстоящей ночи.

«Дамы, – сказал он с сильнейшим акцентом, – предстоящая ночь будет непростой!» Голос его дрогнул, а острый взгляд переместился в декольте Ангелины.

Я восхитилась им, ведь моя тетушка с самого утра недомогала и жаловалась на морозность в теле, однако после его лечебного взгляда она начала обмахиваться и прикладывать к шее смоченную в шампанском салфетку.

«Окружающая нас среда совершила колебание, – продолжил Бронас и очертил плечами волнообразную дугу, по всей вероятности, для того, чтобы продемонстрировать погодную нестабильность, – это может оказать влияние на людей, чей эмоциональный фон подвержен изменчивости».

«Теперь понятно, отчего я сама не своя сегодня! – воскликнула Ангелина и еще интенсивнее начала обмахиваться. – У меня особая, внутренняя восприимчивость, доктор!» – шампанская салфетка «прошлась» по мятежному от погодного перепада выпуклому краю белого Ангелининого тела, возвышавшегося над узким лифом.

«Именно, – Бронас поднял вверх указательный палец, – необходимо предпринять срочные меры для предотвращения опасных осложнений!»

«О боже, – затрепетала Ангелина, – я готова на любое».

Вероятно, тетушке серьезно нездоровилось.

Понимая, что она в надежных руках, я оставила их укреплять здоровье, а сама поспешила написать Вам и сообщить о новости.

Потому, любезный мой друг, продержитесь еще сутки!

Вы, верно, чувствительны к погодным неурядицам: намедни случилась резкая климатическая волна, задул сильный северный ветер Вам сделалось зыбко, морозно и оттого неуютно, захотелось зноя, жаркого ритма и пульсации, а Вы, не понимая этой взаимосвязи, устремились подвязать свой интеллектуальный интерес ко мне (хочется в это верить) и беззастенчиво наделили его энергичной силой своего бушующего от непогоды нутра.

Совсем скоро прогноз обещает солнечную неделю. Убеждена, с наступлением климатического баланса Ваше неуверенное состояние забудется, Вы вновь обретете вожделенную крепость!