– Что это?

– Байкеры. Местный клуб. Три дня назад погиб Равиль. Он был членом клуба.

– Равиль?!

– Да. Ты должен его помнить.

– Я помню. Он играл по левому граю. Как он погиб?

– Он, последнее время, занимался исполнением сложных трюков и на последнем….

– Так это они его хоронят?

– Да. Равиль сначала работал, как и мы, на полигоне. Два раза чуть не угодил в аварию. Викентич его сначала на месяц отстранил от заездов, но до Равиля не дошло. Тогда Викентич его и уволил. А Равиль разобиделся на весь свет. Связался с байкерами. Стал известным среди них. А теперь вот. Даже из Москвы «Ночные Волки» приехали. Слыхал про них?

– Слыхал.

– Серьёзная контора.

Еле нашли место, где можно было выпить пива. Бары забиты гуляющими байкерами. Пристроились рядом со стойкой. Знакомый бармен выставил небольшой столик, но стульев не было, так, что пиво пить пришлось стоя.

Кругом толкотня. Сигаретный дым клубами. Звон кружек. Журчание разливаемого пива. И всё это тонет в рёве «Моторхед».

За стойкой разошёлся перебравший пива толстый бородатый байкер. Его маленькая голова была втиснута в чёрную немецкую каску по самые брови. Из-под каски свисали щёки. На каске красовался знак «СС». Размахивая руками, он толкнул Антона в спину.

– Э, полегче. – Антон в ответ оттолкнул байкера локтем. Это не понравилось байкеру в каске, он поставил свою кружку на стойку и развернулся.

– Ты ччё, б-клан, попутал?

Антон тоже поставил кружку и тоже развернулся лицом к байкеру в каске:

– Да, нет. А ты?

– Антон, не связывайся.

– Погоди. – Антон упёр кулаки в бока.

– Тты нна к-го… нажжжаешь? Ик… – Байкер сложил из пальцев левой руки рога. Его язык заплетался. – Да… тты знайшь… хто, ик… я?

– Конечно, знаю.

Брови байкера поползли вверх, он широко открыл глаза и уставился на Антона:

– Ззнайшь, да?

– В данный момент, ты пьяная свинья.

– Чё-о?!

Антон приготовился к бою, но драки не произошло. Байкеры стояли стеной, но идти в бой не спешили. Многие всматривались в лицо Антона и щурили глаза. Из-за спин, сгрудившихся плотной шеренгой байкеров, вынырнул невысокий, худой, одетый в чёрную кожаную жилетку, длинноволосый старик. Он ухватил толстого за плечо:

– Уймись, Пончик! Толстый сразу сник и успокоился. – Старик пристально глянул в глаза Антона. – Извини брат. Парень перебрал малость.

– Бывает.

Антон пожал протянутую стариком руку. На этом всё и успокоилось.

3

Домой Антон попал уже поздно.

Мать не спала и дожидалась его на кухне.

– Ты где был? – Она обдала его холодным взглядом, таких же зелёных глаз.

– В баре, с ребятами. – Антон стаскивал кроссовки.

– Началось?

– Что началось, мам? Я тебя не понимаю.

– Зато я всё понимаю. – Она заговорила монотонно, как гипнотизёр. – Сегодня первый рабочий день обмыли. Завтра первый аванс, потом первая получка! – Она шумно сглотнула. – Я думала ты, Антон, вернувшись из армии, повзрослеешь, наберёшься ума, остепенишься. Думала, окончишь институт, станешь инженером, а в будущем возглавишь завод. А ты? – В её глазах блеснули слёзы. Голос задрожал.

– Мам, ты чё? Что с тобой?

И тут Евгения Владимировна сорвалась на крик:

– Не смей чёкать!! – Она ударила ладонью по столу. – Ты, сын учительницы! И ты должен изъясняться по-человечески, а не как….

– Как кто?! – Перебил её Антон.

– Не смей перебивать меня-а!!

– Ты что кричишь, ма? – Но Евгения Владимировна его уже не слушала.

– Ты такой же, как он! Ты будешь таким же, как и он! Я ненавижу его! Ненавижу! Не смей надевать эту дурацкую куртку!! – Она рухнула на стул, уткнулась лицом в ладони и разрыдалась. – Уйди, я не хочу тебя видеть.

Сверху донёсся стук соседей. Антон ещё несколько секунд смотрел на мать, потом пошатываясь, ушёл в свою комнату.

– Не включай свет. – Одеяло на диване зашевелилось, и из-под него сверкнули глаза сестры.

– Журавлик? Ты как тут? – Антон говорил шёпотом.

– Я тебя жду. – Вторила ему сестра, прикрывая рот ладошкой.

– Зачем?

– Поговорить.

– И ты тоже?

– Да не. Я про другое. – Антон скинул одежду и забрался под одеяло. Ира, опершись локтем в подушку, положила на ладонь голову и разглядывала Антона. – У мамы на работе неприятности. В школе говорят, что она не ладит с новым директором.

– Почему это?

– Ну, там, старые взгляды, и всё такое.

– Но, при всём при этом, она отличный преподаватель.

– Ну, вот за это её пока и терпят, потому, что заменить некем. А мама это понимает. И ещё говорят, что она всегда спорит. Все молчат, а она одна спорит.

– Ну-у, Журавлик, такие люди, как наша мама сейчас редкость. Таких никто не любит.

– Антон.

– А?

– Она знаешь, как тебя ждала?

– Как?

– Она не видела, думала, что я сплю, а я подглядывала через дверь.

– И что?

– Она по вечерам каждое твоё письмо перечитывала по целых сто раз и каждый раз плакала. Ты не обижайся на неё. – Сестра потрогала его большой и твёрдый бицепс. – Она хочет, что бы ты человеком стал.

– Я и так человек.

– Да нет. Ну, то есть да. Но она хочет, чтобы ты учился, и стал, когда-нибудь главным, и все тогда будут говорить: «Вот какой сын у Евгении Владимировны!»

– Слушай, Журавлик, давай не будем на эту тему.

– А у меня вот! – Она высвободила из-под одеяла левую руку и растопырила пальцы. На безымянном, голубым камешком сверкнуло колечко. – Твой подарок.

– А почему ты его днём не носишь.

– Мама не разрешает. Говорит, что мне ещё рано украшения надевать. Что она всем ученикам запрещает на её уроки украшения надевать и я не должна. Потому я его одеваю только на ночь.

Антон приподнялся и поцеловал сестру в щёку.

– От тебя пивом пахнет.

– Ну и что.

– А мама говорила, что папа был алкаш.

– Не верь. Он почти не пил. Ему с его профессией пить нельзя было.

– А почему тогда она боится, что ты станешь, как он?

– Она его очень сильно любила. И всегда боялась его потерять. У него работа такая была, понимаешь.

– Понимаю. Как у тебя сейчас.

– Он говорил всё время, что будет жить вечно, и смеялся. Она любила его и верила. А потом он погиб, и она осталась одна. Этого она и не может ему простить.

– А теперь она будет бояться за тебя?

– Да. Она уже устала.

– Антон?

– А?

– Да поступи ты в этот институт.

– Нет.

– Ну, почему.

– Это моя жизнь. И я живу её, как я хочу. – Глаза сестры сверкнули гордостью. Она смотрела на Антона.

– А я новое стихотворение написала. Хочешь, прочитаю?

– Давай. – Антон повернулся на бок, подпёр щёку кулаком и приготовился слушать.

– Ну, слушай. – Она помолчала, входя в образ, и начала, сдвинув брови:

– Стихотворение называется «Зеркало».

Стоит в чулане зеркало,

Где тихо и темно.

Никто в него не смотрится

Уже давным-давно.

Стоит оно укрытое

Покровом дорогим.

И тайна позабытая

Скрывается под ним.

Бежит к старухе девушка,

Невинна и чиста:

«Скажи, зачем здесь спрятана

Такая красота?»

Крестясь рукой холодною,

Старуха ей в ответ:

«Живёт там ведьма злобная

Уж много, много лет.

Кто, ровно в полночь, с зеркала,

Покровы уберёт.

Того она, несчастного,

К себе уволочёт…»

– Антон, а как правильно: «уволочёт» или «уволокёт».

– Не знаю. По моему «уволочёт».

– Ну ладно. Дальше.

…В ночи часы двенадцать бьют,

Весь дом спокойно спит.

Идёт к чулану девушка,

В руке свеча горит.

Сердечко неуёмное

Колотит всё сильней.

Снят полог. Ведьма тёмная,

Явилась перед ней.

Она глазами чёрными

На девушку глядит.

И тащит, тащит за руки.

Уже стекло трещит….

Проснулась в страхе бедная,

И к зеркалу бегом.

Не видно ни царапины,