Хотя нет, выставят вряд ли. Он как никак родственник главы цитадели, чем и обязан своему посту. Место теплое – знай расставляй себе людей по стенам, отправляй в патрули да экспедиции и получай тройную пайку. За стену не выставят. Но вот полковник, который возглавляет всю оборону цитадели и нефтяной крепости с родственничком главы цитадели особенно не будет церемониться. Может и не выставит за ворота, но вот в звании разжалует и поставит на его место кого-нибудь из своих родственников или приближенных. У нас в принципе в цитадели многое решается родственными связями. Если ты принадлежишь к какому-нибудь клану, чья родня на высоких должностях, то со временем займешь теплое место. Будешь сидеть в цитадели, пока остальные шарятся с оружием по пустоши и ковыряются в говне свиноферм.

Не думаю, что полковнику особенно важны я, Слава, пулеметчик Загорнов или мастер-сержант. А вот вышвырнуть родственничка главы цитадели с насиженного места не по надуманному поводу, а по самой серьезной причине – это настоящий подарок.

Вот лейтенант и суетится. Сразу сказал мне, что будет и как, а чтобы я не забывал своего места в пищевой цепи, с недельку поработаешь на свиноферме, дружок, выгребая дерьмо. А будешь эту недельку паинькой, может и станешь новым мастер-сержантом. Только вот если я открою рот и скажу людям полковника не то, что нужно, то быть мне по локоть в говне свиноферм до конца жизни. А может и того хуже: я ведь ни к какому клану не принадлежу.

Я морщусь от солнечного света и прикрываю рукой глаза. Посмотрев на ближайшую вышку, я вижу, как там стоит Пашка возле пулемета и играется осколком стекла, как я несколько дней назад.

–Эй, выживший! – весело кричит он. – Заходи!

Я поднимаюсь на ноги и быстро иду к нему. Легко взобравшись по лестнице, я обнимаю друга.

–Здорово, друже.

–Ну как ты? – спрашивает дозорный.

–Бывало и лучше.

–Ну, рассказывай, – Пашка оперся на пулемет. – Что это были за твари?

–Не знаю, Паш, – качаю головой я.

–В цитадели был дикий аврал, когда ваш отряд атаковали, – сказал Пашка, глядя в сторону безлюдной пустоши, – я тогда тоже на вышке был. Как резко ударный батальон сорвался и давай ворота открывать. Человек сорок бойцов поехали, оба бэтэра и танк. Они целый день поселок шерстили и ничего не нашли, кроме тех троих, что ты завалил.

–Двоих, – поправил я. – третьего Дима завалил. Мотоциклист. Если бы не он, зарезал бы меня этот отморозок.

–Ну не знаю, – Пашка пожал плечами. – Мне говорили, что ты всех троих завалил. А Димку не спросишь, его и второго мотоциклиста перевели в нефтяную крепость, на усиление. С ними связи нет.

–Понятно, – я усмехнулся.

Лейтенант не стал терять времени: наверняка мотоциклистов после профилактической беседы перевели в нефтяную крепость от греха подальше. Там слухов про то, как они отправились шестеро на проверку поселка не разболтаешь особенно: как никак режим у них другой там. Не будет и слухов о том, что лейтенант зажопил бензина и из-за его халатности погибли люди. Нефтяная крепость считается у нас привилегированным местом, где повышенные пайки и не пыльная работа. Значит, мотоциклистов лейтенант решил подкупить и отправить подальше от ушей полковника, которые были тут повсюду. Хороший ход. Мне звание мастер-сержанта после недели ковыряния в говне свиноферм, а через неделю-другую все окончательно уляжется, если я дам правильные показания и вина за гибель людей и техники ляжет на плечи уже мертвого мастер-сержанта.

–Ты сам то как? – спрашивает Пашка.

–Я? А что я?

–Ну… после такого то.

–Да никак, – тихо ответил я. – Жалко парней. Загорнова этого жалко, смешной он был. Все говорил, мол, настанет время, надерем задницу Чужим, когда все вместе объединимся и перестанем по норам прятаться. Мастер-сержант… не любил он меня. Ну что теперь, если дерьмовые дежурства на самом пекле мне ставил, не вспоминать его теперь что ли, – я вздохнул и добавил самое главное имя: – Слава… он же мне жизнь спас.

–Да?

–В самом начале боя я отключился, а он оборону на втором этаже держал. Если бы не он – меня оглушенного просто прирезали бы. Хороший он был мужик, мы с ним не часто общались, он в основном на Большой Башне дежурство нес, а все равно…

–Мать у него осталась, знаешь об этом? – Пашка посмотрел на меня.

–Мать?

–Да, она на складе работает.

–Его уже похоронили?

–Да, в первый же день, на Алее. Сразу с поселка повезли, – ответил Пашка, – ты же знаешь правило. Хороним сразу же, чтобы заразу не занести.

–Знаю. Что еще говорят?

–Да ничего, – пожал плечами Пашка. – Все Астраханский караван ждут. Видишь, уже второй день от графика выбиваются, вонючки. Опаздывают. От них хоть новостей послушаешь, да на рынок можно сходить, прикупить можно чего. Куртку хотел себе новую, а то скоро похолодает, ночью задрогнешь на посту, да и на выезде удобнее. Говорят, из Астраханского аванпоста должны много шмотья привезти.

–Модник, – усмехнулся я.

–А то, – Пашка перевел взгляд на мой рукав. – А что это у тебя такое?

–Это? – я посмотрел на новый шеврон. – Это на память. Срезал с рукава того урода, что зарезать меня хотел. Делать в госпитале было нечего, вот и лежал, шитьем занимался.

–А лейтенант не возьмет за задницу, за такие шевроны, которые пустынники носили?

–Да пошел он в жопу, твой лейтенант, – окрысился я.

–Эй, ты поосторожней с такими словами, – Пашка оглянулся по сторонам.

–Знаешь, почему нас чуть не перебили в поселке? – тихо спросил я.

–Так, эти же пустынники…

–Потому что лейтенант зажопил бензина на большой отряд. Он нас всегда так отправлял и вот наотправлялся. А теперь хочет все на мастер-сержанта свалить, – я притянул Пашку за китель к себе и еще тише прошептал ему в самое ухо: – если бы не зажал он бензина, то может и был бы жив наш Слава, мастер-сержант и даже этот дурачок Загорнов, который с Чужими воевать собрался.

–Ты это, – Пашка настороженно посмотрел на меня, – ты чего хочешь делать?

–Не знаю, – я отвернулся. – Лейтенант предложил сделку, мол, будешь молчать в тряпочку, станешь новым мастер-сержантом. На Горина мертвого хочет все свалить за провал.

–И че ты думаешь, – Пашка наклонился ближе, – Горину и остальным уже не поможешь. А мастер-сержант это полуторная пайка.

–Ты что, с ним заодно? – я резко повернулся к старому другу.

–Головой ты поехал смотрю, – вздохнул Пашка. – Просто советую тебе. Ты же знаешь, чей родственничек лейтенант. Ничего ты ему не сделаешь, если полковнику сдашь, когда тот спросит.

–Ладно, пойду я. Астраханский караван увидишь – скажи. А лейтенант… может и не будет он скоро лейтенантом, когда я полковнику расскажу. А не поможет полковник – сам решу с ним вопрос. Но это между нами.

–Конечно, друже, – улыбнулся Пашка, потом он ухватил меня за рукав, прежде чем я спустился по лестнице и сказал: – а до матери Славы сходи. Она должна знать, как погиб ее сын.

В ответ я только киваю. Когда я спустился с лестницы и прошел метров десять по стене, то повернулся и помахал Пашке рукой. Он улыбнулся и помахал в ответ.

Вышагивая по стене, я размышлял над его словами: «Даже если полковнику сдашь, когда тот спросит» – про то, что полковник может спросить, я Пашке не говорил. Это говорил мне только лейтенант, когда вызывал на беседу. Впрочем, Пашка не дурак и сам мог догадаться, кто может в первую очередь спросить о произошедшем. Совпадение ли, что он сразу сказал про полковника, только я заикнулся о том, чтобы сказать правду?

Медленно шагая по стене, я тихо, одними губами сказал:

–Паш, надеюсь, что это совпадение.

***

Спустившись со стены, я иду в Муравейник. Так называется самая большая жилая часть цитадели, в железных перегородках которой ютится около трех тысяч человек. Да, крепость у нас большая по сравнению с округой. По сути своей, Нижнекамская цитадель это самая большая крепость в округе километров на сто. Пробираясь среди железных комнатушек, спаянных из уже давно ржавеющих металлических конструкций, я дохожу до своей маленькой комнатушки. Она у меня всего два на два метра, никак кроме как конурой не назовешь. Зато она у меня отдельная и не приходится жить в здоровенных бараках на 30-40 человек. Заперевшись изнутри, я падаю на свой гамак и закрываю глаза.