Теперь, когда стало ясно, что чужих не уничтожить, мы стали уничтожать друг друга, чтобы обеспечить свое выживание. Миллионы умирали от голода и жажды, государства перестали существовать почти сразу, а мир погрузился в хаос. Послед долгих лет боев между собой, остатки человечества сгруппировались вокруг крохотных оазисов на остатках крупных водохранилищ и рек, где они еще могли добывать через скважины воду. Эта цитадель, на посте которой я сижу называется Нижнекамская в память о когда-то большом водохранилище на территории Татарстана. Таких по всей территории бывшей России с пару десятков. По крайней мере это те источники жизни и цивилизации, о которых мы знаем.

Мы – выжившие. Самые злые и голодные, которые сожрали остальных. Отец не говорил мне, как он смог спасти меня, четарыхлетнего. Но есть вещи, которые я знаю точно – жители этой цитадели не ее первые хозяева. Нынешняя администрация не любит распространяться на этот счет, но по слухам, которые блуждают среди стен крепости на базе бывшего водохранилища – мы четвертые хозяева цитадели. Я не буду придумывать сказки по поводу предыдущих хозяев. Не было в тот период всеобщей бойни того, что кто-то приходит в оазис, а он пуст. Предыдущих хозяев цитадели вырезают. Чтобы не пришли потом мстить, чтобы не брать лишних ртов.

Я не знаю, что делал мой отец, чтобы выжить. Я гоню от себя мысль, что он вырезал подчистую других иногда и безоружных людей, чтобы выжить сам и спасти меня. Но я знаю, что было именно так: мы сожрали конкурентов при выживании и теперь выживаем сами. Из тех немногих бесед, что у меня были с отцом, он как-то сказал, что несколько десятков тысяч лет видов Homo Sapiens, было несколько. Было несколько видов людей, но выжил один наш. Когда я спросил, что произошло с остальными видами людей, которые жили на этой земле тогда, отец помолчал с минуту, затем как-то обыденно и просто сказал – «а мы их съели». И вот, сожрав другие виды несколько десятков тысяч лет назад, мы решили сожрать и друг друга.

Со Дня Первой Экспансии прошло шестнадцать лет. Никто не знает, сколько осталось в живых людей на планете. Никто. Может быть сотня-другая тысяч, может несколько миллионов. У нас есть связь с тремя-четырьмя десятками общин и крепостей, выстроенных вокруг скважин еще добывающих воду, но что дальше происходит в опустошенном и обезвоженном мире – мы не знаем.

–Отдыхаете, смотрю, – грубый голос прозвучал сзади.

Мы оба подпрыгнули, увидев мастер-сержанта. Широко расставив ноги в камуфляжных штанах цвета хаки, заправленных в высокие берцы песочного цвета, начальник караула насмешливо осматривал нас. Затем, после небольшой паузы, он спросил:

–Не устали?

–Товарищ мастер-сержант, за время несения боевого дежурства без происшествий! – выстрелил скороговоркой я.

–Да как ты их увидишь, эти происшествия, – хмыкнул мастер-сержант. – Если будешь жрать на посту да в небо глядеть. Не нагляделся на уродов этих, что ли еще?

–Никак нет, товарищ мастер-сержант! – рявкнул я, глядя куда-то вдаль за спину сержанту. – Не нагляделся на этих уродов еще!

–Понятно, – вдохнув широкими ноздрями воздух, начальник караула процедил: – иди, Смирнов. Отдыхай, завтра додежуришь. А пока отдохни, я пришлю кого-нибудь на замену тебе. А то тебе смотрю скучно здесь.

–Но товарищ мастер-серж…

–Свободен, – тихо повторил он.

–Есть! – я приложил руку к голове, отдавая воинское приветствие и стал спускаться вниз. Пашка поплелся за мной.

Когда мы уже подходили к оружейке, мой друг тихо сказал:

–Козел.

Я только хмуро кивнул. Отправивший меня «отдыхать» мастер-сержант на самом деле только сделал подлянку. Я уже отсидел на вышке под самым пеклом, от которого не спасает даже козырек, а когда начались прохладные вечерние часы – предложил отдохнуть. Часы дежурства при этом он, конечно, с меня не снимет и только приплюсует их к завтрашнему дозору. Конечно, тоже в самое жаркое время. На вечернюю прохладу меня мастер-сержант никогда не отправит. Только в самое дерьмовое время.

Впрочем, то что меня отправили с поста пораньше, дает мне возможность пойти к Мари. Сегодня ее смена в теплицах и я успею ее навестить на работах, чтобы помочь. Разойдясь с Пашкой возле оружейной, я иду по узким улочкам цитадели. Впрочем, если при слове «Цитадель» вы видите замок из Средневековых времен, про которые нам тоже рассказывали в нашей школе, то спешу разочаровать. Цитадель это далеко не образец фортификации времен Темных Веков. В ней нет ничего величественного или особенного. Представить цитадель на самом деле достаточно просто. Возьмите с триста-четыреста вкопанных в землю грузовиков и поставленных друг на друга, а затем обшитых металлическими листами и забитыми в кузовах изнутри всем: от камней до строительного мусора и вот уже перед вами крепостная стена. Возьмите с десяток кривовато построенных каменных башен метров в восемь высотой и вот перед вами основная наша сила – дозорные башни, на пулеметах которых несут службу дозорные и я в их числе. Самая уродливая и здоровая постройка, это так называемая Большая Башня, на которой установлена 155-мм гаубица, одно из наших самых грозных орудий, благодаря которому многочисленные пустынники побаиваются приближаться близко к нашему оплоту.

В метрах ста от Большой Башни стоит отдельная каменная постройка – Алексеевский равелин, названный так в честь древнего сооружения далеко на севере уже несуществующей страны. Это крепкая каменная постройка, стоящая в стороне от цитадели и прикрывающая огнем пулеметов и пушек наше главное достояние – свинофермы и теплицы, выстроенные вокруг скважины, добывающей нашу драгоценную воду.

Представили? И вот вы видите это уродливое строение, на стенах которого стоят солдаты-дозорные, осматривающие пустошь, которая обычно никогда не приносит ничего хорошего. Вокруг крепости вырыт огромный пятиметровый ров, а десять метров от него считаются у нас «Красной зоной» – это зона, пересекая которую неизвестный человек, не знающий пароля или отказывающийся представляться получает пулю без дальнейших разговоров. С виду цитадель уродлива, но еще хуже выглядит она внутри: сотни и сотни вкопанных грузовиков и домов на колесах, которые служат жилищем почти трети жителей примыкают к Муравейнику – еще большей ночлежке из металлоконструкций, собранных повсюду с окраин, дающей приют тысячам человек. Я иду и иду среди узких едва проходимых улочек цитадели минут десять, прежде чем выхожу к теплицам. Наверное, теплицы и фермы – это единственные более-менее человеческие постройки, которые есть на территории цитадели. Гигантские конусы теплиц высотой почти с Большую Башню. Почти две трети территории цитадели – это в принципе теплицы и фермы, крыши которых усеяны сотнями ветряков, дающих энергию крепости. Теплицы, построенные прошлыми владельцами цитадели вокруг скважины, эти два герметичных строения служат единственным источником жизни для четырех тысяч человек, что ютятся за металлическими стенами и пятиметровым рвом.

На КПП стоит знакомый дозорный. Узнав меня, он улыбнулся:

–К девушке своей?

–Ага.

–Давай, проходи, будут спрашивать – скажешь, что общественный помощник.

–Конечно, друже, – я хлопнул товарища по плечу и прохожу через КПП и дальше уже захожу внутрь теплицы.

С посещением теплиц у нас строго даже для дозорных – мы едва-едва сводим концы с концами, поэтому частенько кого-то ловят на попытке что-то своровать. Пробираясь среди усердно работающих на картофельном поле женщин под полупрозрачным куполом, я вспоминаю, что с Мари мы так и познакомились: на воровстве. Вообще, наверное, не очень романтичная история, что мой самый дорогой человек в этом мире попался на воровстве при первом знакомстве, но все было именно так.

В тот день я сидел на КПП, когда после смены женщины возвращались с полевых работ. Оторванный от созерцания своих любимых космических кораблей Чужих, я откровенно клевал носом. Вяло осматривая уходящих со смены и только махал рукой, пропуская всех подряд. Когда прозвенел третий звонок, означающий конец смены, я увидел как к КПП бежит девушка.