Руки Клинина опускаются и тут же оказываются в карманах. Боль в глазах Ильи буквально выливается наружу, сносит крышу, но уже в следующую секунду парень снова становится веселым, и хватая меня за руку тащит в сторону машины.

— Прекрасно, — озвучивает свои мысли Клинин, — тогда у меня есть шанс на то, чтобы начать всё с чистого листа. И сделать так, чтобы ты полюбила меня. Ведь, оказывается, ты никогда не любила. А жить без любви в сердце, Сафарова, полная дрянь.

— Я сказала, отпусти меня, — пытаюсь вырвать руку из мертвой хватки Ильи, но пока безуспешно, — да сколько же тебе можно повторять, придурок, — злюсь на человека, находящегося рядом со мной, — оставь же ты меня уже в покое!

— Нет, — отвечает самый несносный парень, которого я когда-либо встречала, и тащит меня дальше в неизвестном направлении. Проходим мимо деревьев, оврагов, кустарников, сливающихся в одно белое пятно, потому что в глазах появляется пелена.

— Куда мы идём, — пытаюсь быть рассудительной и не поддаваться эмоциям, — это не та дорога, которой мы шли сегодня утром. Клинин, — резко останавливаюсь, — куда ты меня тащишь?

Илья останавливается вместе со мной, и в его глазах зарождается буря. Внешне он спокоен, но я всегда чувствовала, что творится у него внутри. Парень медленно выдыхает, пытаясь таким образом успокоиться. Ох, дружок, это не тебе сейчас стоит беситься, и это не тебя сейчас насильно тащат хрен знает куда и даже не пытаются объяснить куда именно.

— Ты можешь не быть такой истеричкой и просто идти за мной, — самообладание парня летит к чертям, и он повышает голос, зарываясь руками в копне густых волос, — там сейчас лежит твоя подруга, и ей хреново, а ты сейчас закатываешь тупые истерики, тем самым делая только хуже, — смотрит мне прямо в глаза,  — тебе так сложно довериться мне и просто идти за мной?

— Верно, —  сглатываю, пытаясь сдержать слёзы. Обидно, чёрт тебя подери. — Мне сложно, — ловлю испуганный взгляд парня. Кажется, сейчас взорвется плотина. — Мне очень сложно довериться тебе хоть в чём-то, просто потому что я не верю тебе. Ни в чём. Вообще. —  Отвожу взгляд, косясь в землю, и нервно отдергиваю капюшон теплой куртки, — поэтому пожалуйста, говори мне о своих планах, только так я смогу быть полезной, находясь рядом с тобой. Ах, ну и да, не быть такой истеричкой, как ты там выразился. Это тоже.

Вижу, как глаза Ильи наливаются кровью или чем-то похожим, но ничего не могу поделать с этим. Я совершенно не понимаю этого человека, поэтому и всё вокруг становится таким сложным.

— Хорошо, — наконец отвечает Клинин, — мы идем коротким путём, здесь поблизости Лекс оставил свою машину, он не знает про этот путь, но я еще мелким обшарил здесь каждый сантиметр, через десять минут мы уже будем около машины, а еще через двадцать вернемся в лагерь, и я тебя, так уж и быть, избавлю от своего присутствия.

Дальше мы шли молча. Никто больше не хотел ругаться. Мы оба были истощены, как морально так и физически. И чем меньше времени мы тратили на препирания, тем быстрее добрались до машины, а потом и обратно.

— Сафар, — подходя к поляне, крикнул Клинин, — лови багаж. И аптечка полетела в сторону Леши. Тот не понимая, что происходит, и как мы так быстро вернулись, завис на несколько секунд, но тут же пришёл в себя и принялся обрабатывать рану девушки.

Через полчаса уже все сидели около костра, пили теплый чай с пряниками и громко смеялись. Соня была рядом с Лешей и робко улыбалась, когда он что-то ей рассказывал. И честное слово, если б я не знала их обоих, подумала бы, что они знакомы друг с другом сто лет. Этот сложный день заканчивался, и уже меньше чем через час мы должны будем уехать из этого места.   Но чувство неудовлетворенности и невыполненного обещания, данного Ленке, не давало покоя. Игорь так и сидел, разговаривая с парнями, и все чаще косился в сторону Варьки. А Журавлева, смотря на это, лишь сильнее уходила в себя. Ну что ж, я буду не я, если хотя бы не попытаюсь.

— Варь, пойдем со мной, — подхожу к подруге и киваю в сторону леса. Нам нужно обсудить кое-что, и так, чтобы никто не мешал.

Муравьева неуверенно кивает, но все-таки встает и идет следом.

— Сафарова, а куда это ты меня ведешь, — злится подруга, — я вообще обижена на тебя, если ты так и не поняла, — девушка останавливается и складывает руки на груди, тем самым давая понять, что дальше она с места не сдвинется.

— Мур, давай не сейчас. Да, я знаю, что была не права, когда не рассказала про Тима. Но признай, если б я тебе выложила все сразу, ты бы с ним нормально даже в одной компании находиться не смогла.

— Да, именно поэтому меня выставили дурой, — Варька разводит руки в стороны, начиная сильнее психовать, — да еще и кто… этот придурок. Ты даже не представляешь насколько я сейчас зла...,  — перебиваю подругу на полуслове.

— Мне вообще пришлось быть наедине с Клининым около часа, так что давай поговорим об этом позже, пожалуйста,  — не выдерживаю напряжения и тоже взрываюсь.

Варька медленно кивает. Так-то лучше. Сейчас нужно подумать совсем о другом. Предлагаю ей присесть рядом, и рассказываю план, который придумала примерно минут десять назад.

На улице становится совсем темно. И вместе с темнотой приходит прохлада. Солнышко, уходя за горизонт, забирает с собой и тепло. Но, кажется, людей, сидящих около костра, это совсем не волнует. Для них намного важнее то, что сегодня они смогли вот так вот собраться все вместе и просто посидеть, поговорить и посмеяться.

— Ребят, — громко зовет всех Варька, — может в оставшееся время поиграем во что-нибудь? — И тут же обращается к Сафарову старшему, — Лекс, может, в нашу?

Никто не понимает, что это означает, и только четверо людей улыбаются так, будто вспомнили о чем-то хорошем. Эта игра была их любимой. Еще в то далекое время, когда все было хорошо. Боже мой, прошло уже больше трех лет, как никто из них не вспоминал о ней, и уж тем более не играл.

— А почему бы и нет, собственно, — встает Сафаров, сладко потягиваясь, — вспомню молодость, в конце концов. Лицо Варьки еще сильнее озаряет улыбка. Определенно, следующие шестьдесят минут пройдут шикарно.

— Так, что за игра? — вырывает из сладких воспоминаний всю четверку голос Тима. Муравьева, покосившись в его сторону, лишь сильнее хмурится. Да уж, определенно между ними не просто неприязнь. Это уже что-то более сильное.

— А тебя это не касается, — выплевывает обидчиво девушка, — в эту игру не могут играть всякие придурки. Все взрываются хохотом, и только Лекс незаметно улыбнувшись, кладет руку на плечи Варьке, и что-то тихонько шепчет на ухо, так, что улыбка тут же пропадает с лица девушки. Оо, кажется, в моего братика вернулся строгий дядюшка-ворчун. Привет, давно не виделись. Тимур, кстати, совсем не отреагировал на слова Муравьевой, чем еще больше разозлил подругу. Кажется, он решил оставить раунд за ней. Но, надолго ли?

— Все согласны. Давайте уже  рассказывайте правила, — крикнул кто-то из толпы и Варька начала объяснять суть игры.

— Так, а теперь делимся на пары, — громко хлопнув в ладоши, поставила точку Варька.

— Делится клетка, Муравьева, — усмехнулся Тим, — а мы распределяемся по парам.

— С таким, как ты, придурок, даже клетка отказалась бы делиться, — злилась подруга, смотря прямым взглядом на Астафьева. У них определенно всё не просто. — Ну так что, мы играем?

К девушке тут же подбежал Игорь, пытаясь встать с ней в пару, но Муравьева строго пресекла его.

— Синицын, — строго пропела подруга, — я  не играю, и вообще, я пока только за дирижера, как говорится. Рулю всем и всеми вокруг.

Среди толпы послышался смешок, а чуть позже и громкий смех Астафьева. Парень, не стесняясь заливался смехом, в то время, как лицо Муры становилось все более багрового цвета.

— Синицын, ты с Журавлевой, — злая Муравьева чуть ли не кричала. Давно ее так не выводили из себя. Игорь покосился в сторону девушек, затем шепнул рядом стоящему Тохе «а кто из них Журавлева?», но это было слышно настолько сильно, что Ленка сразу опустила глаза, пытаясь скрыть печальную улыбку. — Птицы должны быть с птицами, Синицын, — продолжала гнуть свою линию Муравьева, — поэтому либо ты с ней, либо ни с кем. Давно я не видела ее такой злой, а если честно, то, наверно, даже никогда.