Серо-зелёные глаза внимательно изучали мой профиль: я демонстративно не смотрела ни на Глеба, ни на Нину. Не люблю таких людей! Таких, как заносчивый красавчик Ивлев, и таких, как Нина, у которых на лице не осталось ничего естественного, кроме печати глупости.
– Сомова, не грусти! Да, сегодня я не твой! – весело обратился ко мне Ивлев, дотянулся руками до моей ручки, схватил её и нарисовал на весь лист открытого конспекта размашистый смайлик с высунутым языком.
– Что делаешь, болван! – возмутилась я и, схватив тетрадь, замахнулась ей на парня, но тот ловко увернулся.
– Нелли… – привычный капризный тон Нины и взгляд из-под наращенных ресниц меня начинали нервировать. – Ну хватит детский сад устраивать! – и она поправила свои (хотя, вряд ли и правда свои) длинные белоснежные волосы.
Это она мне? Типа конспектом по башке – детский сад, а смайлики рисовать в чужих тетрадях – это умно.
– Детский сад давно прошёл, да, Сомова? Ты живёшь ведь взрослой жизнью? – спросил Ивлев, и я вообще не поняла, к чему это он.
– Тебе девушка намекает, что ей свою сумку до дома не допереть, так что не отвлекайся, – посоветовала я, кивнув в сторону Нины, а то и правда нехорошо как-то, что я невзначай на себя внимание Ивлева переключила. – А то счастье своё упустишь, – добавила я и усмехнулась, показывая своё отношение к тому, какое Нина «счастье».
– Я-то своё не упущу, – отозвался парень. – А ты? Нашла своё счастье?
Я вновь глянула на него непонимающе, и ему пришлось уточнить:
– Не всех на дорогих тачках до универа катают!
Ах, вот оно что!
Может, он ненавидит меня из зависти? Других вариантов нет – мы вообще мирно сосуществовали, пока однажды Глеб не заметил, как меня подвозил в универ отчим. Ревнует? Или всё же завидует?
Точно-точно, до той встречи я как-то не замечала к себе повышенного внимания со стороны Ивлева!
Он, значит, невзлюбил меня за то, что он мне не нужен и при этом у меня якобы есть кто-то, кто богат? Ох, Глеб, зря переживаешь! В нашем универе практически любая девушка твоя, если захочешь! Не стоит так переживать от того, что есть одна, которой ты противен.
Хотя… это как-то глупо… Парень, с которым у меня нет отношений, ревнует меня к моему отчиму! Вернее даже – к тачке моего отчима!
Пока я осмысляла это всё, мы с Ивлевым смотрели друг другу в глаза, и я ни капли не смущалась этого, уйдя в свои мысли. Даже не успела заметить, с каким выражением он глядел на меня, но зато подловила себя на мысли, что радужки у него всё же красивые. Жаль, такому болвану достались столь интересные глаза!
То, что мы заигрались в гляделки, заметила и Нина.
– Глебушка… – начала она, но я продолжила за неё:
– Дай хлебушка! – да, избито, но я не могла удержаться и говорила эту присказку каждый раз, когда при мне кто-то звал Ивлева ласкательным «Глебушка». А сейчас это был ещё и отличный способ уйти от странного разговора.
Ира, сидевшая рядом, тихо захихикала, а Нина печально вздохнула, поправив свои идеально уложенные локоны:
– Вот, Нель, посмотришь на тебя и не подумаешь, что ты такая.
Капризный голос ей, надо признать, шёл. Довершал образ кокетливой избалованной девушки.
– Какая же? – решила уточнить я, с деланным любопытством поглядев на одногруппницу.
Пусть расскажет, какой я со стороны кажусь, может, хоть пойму, за что ж меня Ивлев невзлюбил.
– Вот ведёшь себя – детсад детсадом, а с мужчиной встречаешься ради денег.
Божечки, как всем тачка моего отчима-то в душу запала, прям вот помимо неё в моей жизни-то и нет ничего!
–А вот я считаю: главное – душа. – Одухотворённый голос Нины начинал подбешивать, но я твёрдо решила, что не стану никому ничего объяснять. – Крутые тачки – дело наживное…
– Ага, – поддакнула я, тихо добавив, склонившись к Иришке: – Тачки – наживное, ресницы и волосы – наращиваемое, а губы и брови – нататуироваемое…
– Всё материальное – это наживное, – продолжала Нина, делая вид, что не расслышала мой комментарий. – А красота… души – она неподдельна! – изрекла девушка, преданно глядя на Глеба. Видимо, чтобы он понял: ей он нужен и без тачки, и без денег – лишь бы был красив. Душой в смысле, конечно.
Впрочем, с деньгами у парня явно проблем не было, и я даже слышала, что и машина у него имеется, только он по пробкам ездить не любит и потому катается в универ на маршрутках или такси.
– Пойдём, провожу, – услышала я пропитанный приторной нежностью голос Глеба, адресованный, понятное дело, не мне, и они с Ниной направились к двери, что находилась в конце аудитории.
Нина прошла мимо меня, гордо подняв голову, а Ивлев не упустил возможности задеть локтем моё плечо, ради чего ему пришлось изрядно выгнуться – я сидела не на самом краю.
Я обернулась на него, недовольная, поймала его взгляд – он тоже обернулся на меня, подмигнул, на что я презрительно фыркнула.
– Ну вот почему он ко мне прицепился, а? – спросила я у Иры в сотый, наверно, раз.
– Влюбился, – пожала плечами подруга. – Влюбился и ревнует.
Моя романтичная подруга, признающая эффектность внешности Ивлева, действительно верила в то, что он мог влюбиться в меня. Никакие аргументы против она не воспринимала всерьёз, а ненависть ко мне в серо-зелёных глазах парня явно игнорировала, поскольку это не вписывалось в её представление о происходящем.
– И потому меняет девушек как перчатки? – спросила я устало. – Чтобы я посмотрела и подумала: какой классный парень, всем нужен, заберу, пожалуй, себе! Бред!
– Ну не знаю, Нелька. – Пожала плечами Ира, собирая свои вещи в элегантную сумочку. Как только в неё всё влезает? Мне вот и моего рюкзака мало всегда… – Мужики – они странные. Вон, Нинка как рада, что он с ней пошёл! И не заметила, что он к тебе клеится.
Он не клеился. Я это знала и чувствовала. Здесь другое. Он не любит меня. Он ведь совершенно не замечал меня до того, как увидел, что меня подвозил отчим. С тех пор я часто ловила на себе его злые взгляды и даже начинала всерьёз побаиваться этого парня, со всеми приветливого, улыбчивого и обожающего красивых девчонок.
Тогда мне казалось, что он даже клеится ко мне, но это не вязалось с неприязнью, которую он неумело скрывал.
Но прошло время, и его неприязнь приняла несколько иную форму: более ярко выраженную, но почему-то подействовавшую на меня успокаивающе. Он стал открыто прикасаться ко мне… в смысле не сторониться, как прежде, а задевать плечами, локтями или невзначай толкать. Стал открыто вступать со мной в разговоры – бестолковые, несодержательные, раздражающие.
Словно он, наконец, поборол в себе ненависть, но зачем-то решил вечно быть рядом. Очевидно, затем, чтобы портить мне жизнь… Так, в память о своём сильном чувстве ко мне. Чувстве ненависти, которую смог усмирить, но не хотел отпускать.
Впрочем, на фоне Ангела Глеб был вполне безобиден. Но, в отличие от моего интернет-оппонента, Глеба нельзя было просто игнорировать и закрыть на мониторе вкладку с ним.
– Он ненавидит меня, – сказала я Ире, на что подруга рассмеялась.
Она дособирала свои пожитки и встала, дожидаясь, пока и я соберусь.
Мы вышли на шумную улицу и пошли по тенистой аллее, что вела к оживлённому проспекту, где ходил общественный транспорт. Краем глаза заметила Глеба и Нину, которые усаживались в такси. Мне могло показаться, но Ивлев, прежде чем скрыться в салоне автомобиля, огляделся и криво усмехнулся, отыскав меня взглядом.
ГЛАВА 2
/Глеб/
Когда Глеб впервые увидел её, выходящей из салона знакомого дорогого чёрного автомобиля, первое, что ему захотелось сделать, – это схватить за плечи одногруппницу и как следует встряхнуть, а потом спросить, в своём ли она уме?
Он отлично знал того, кто сидит за рулём. Знал и ненавидел, как отныне мог ненавидеть и Сомову. Как же её там звали? Нелли, вроде бы, а может, и нет – до сего момента Глебу не было дела до неё, он не запоминал её имени и фамилию-то запомнил лишь потому, что какое-то время преподаватель по высшей математике доверял ему проводить перекличку.
