Мне проще скончаться, чем смешивать этот токсичный коктейль твоих утонченных манипуляций в собственной крови и лопающихся нейронах: блюзовые переборы семиканального звучания, приглушенное и все равное ядовитое освещение в холодных синих оттенках, несколько глотков элитного вина, таниновым привкусом обжигающего язык, горло и даже пищевод… твой ровный голос, твои руки… твои прикосновения и проникновения… И мне не надо видеть перед собой твоих глаз, чтобы ощущать их скольжение по моему телу, их болезненную инъекцию мне под кожу и в сердечную мышцу, их ласковые клинки, достигающие таких глубин моего млеющего рассудка, о которых не догадывалась даже я сама.
– Хотя нет! Ты действительно права! На кой хрена это вино, ещё и такая сухая кислятина? Оно же совершенно не вписывается в твои стандарты красоты и совершенства, пока не будет вылито на чье-то тело или разбито вместе с бутылкой среди засохших лепестков оборванных роз. Зачем что-то держать, хранить и наслаждаться, особенно если оно такое недосягаемое для большинства? Не дай бог еще станешь заложником этих вещей!
Я бы еще могла понять смысл твоих слов, если бы ты произносил их с должной тональностью или хотя бы смотрел мне в глаза, но в том-то и дело. Ты бил, резал, точил мой слух, сознание и все тело своим сверхсдержанным и невозмутимым голосом, будто обсуждал сводку погоды на выходные… пока твои пальцы не спеша развязывали шнуровку на высокой кокетке-пояса юбки над моим копчиком. Нет, ты не дергал и не рвал их кожаные завязки и уж конечно не рычал мне в ухо, но я сжималась и вздрагивала от каждого твоего двусмысленного слова и очередного движения пальцев, как если бы ты писал по моей коже реальной раскаленной спицей. И это была не просто ожившая и пульсирующая по выжженным отпечаткам физическая боль, это было чистейшее безумие, откровенное исступление, сладострастное упоение… распускающиеся вспышки упоительного возбуждения вслед за острыми порезами твоих фраз и прикосновений.
– К черту розы, к черту брендовые шмотки и украшения. Это всего лишь пустые, бездушные предметы. Не важно, сколько времени ушло на их создание, чьи руки и чужое воображение воплощало их в жизнь… Проще ведь разрушить и разорвать, так ведь, Эллис, особенно, если оно сделано не тобой! И это ожерелье… – о, боже! Бл**ь…
Почему я не закричала, когда уже было открыла для этого рот? Когда твоя ладонь плавным движением обхватила мое горло под подбородком и скулами прямо поверх тяжелого украшения или очень дорогого ошейника, чуть сжав и вдавив щадящей лаской крупные бусины в мою кожу; когда ты проговорил последние слова в самое ухо опаливающим громким шепотом по его чувствительной поверхности, буквально выстрелив в эпицентр парализованного сознания, в глубины воспаленного мозга контрольным твоего сиплого баритона! Когда я не заметила, как по моим ногам скользнул липкий шелк черной юбки, почти беззвучно упав на пол, и практически обнажая меня от линии поясницы и низа живота, потому что ты в эту секунду прижался к моим ягодицам собственными бедрами и… каменной мышцей эрегированного члена под тканью брюк костюма.
Нет, я не закричала, хотя крик уже застыл в глубине горла и вспышка выбивающего страха поглотила часть рассудка с дрожащим телом… тобой, твоими руками, голосом и физической тьмой. Мои глаза раскрылись еще шире вместе с онемевшим ротиком, с одержимым желанием вцепиться в твои пальцы и… прижаться еще сильнее к твоей груди, бедрам и низу живота, потому что вместо реакции отпрянуть, вырваться и побежать не оглядываясь на выход сквозь бронированное стекло дверей, мое тело взорвалось болезненной вспышкой сильнейшего возбуждения, горячей порцией греховных соков, побежавших тягучей патокой по онемевшим и распухшим складочкам вульвы, по сжатым линиям пульсирующих долек половых губ (fuck!) до самого клитора! Я сама стимулировала их течение и еще более возбуждающий прилив, сжимая и разжимая стенки влагалища и мышцы всей киски. И всё под давлением твоего тела, рук, пальцев, голоса, тебя всего! Если ты сейчас же не остановишься, я реально… кончу.
– Ты думаешь, мне не стоит особого труда его порвать? Только скажи! – господи, нет, ещё глубже!.. твой голос уже скользит в вагине, ритмичными притоками крови в клиторе, в сокращающихся сжатиях гиперчувствительной точки G. – На х*й его, на х*й все, что так не сочетается с образом высокоморальной пацифистки Эллис Льюис… по её представлениям оно должно украшать пол или грязную лужу в парке, рассыпавшимися жемчужинами в хаотичной композиции. Ты хочешь этого? Прямо сейчас?
Что ты делаешь, зачем? Наказываешь? Это и есть твое гребаное наказание? Тогда лучше убей!..
– Нет… не надо!
– Что не надо, Эллис? – твои пальцы сдавливают горло ожерельем еще более нежной лаской, царапая кожу твердыми камнями и металлом приближающихся граней лезвий настоящей физической боли. – Конкретизируй свою просьбу, я не умею читать твои гениальные мысли и недосягаемые фантазии. Я привык довольствоваться обычными вещами с доступными представлениями о жизни, чувствах и желаниях.
Да, бл**ь, ты победил! Я поняла! Это твои идеально вымеренные и изощренные удары, точно в цель – на поражение, и не важно, когда ты собирался их нанести, главное, ты не пропустишь и не забудешь ни одного!
И снова сдерживаю готовый сорваться с моих губ протяжный стон, когда ещё одна более обильная и обжигающая порция порочного вожделения ошпаривает горячими соками воспаленную кожу и складки не менее горячей вульвы. Кажется, если я сейчас чуть поддамся назад и прижмусь опухшей и обтянутой трусиками киской к твоему лобку, то часть влаги впитается в ткань твоих брюк прямо с промокшего кружева. Боже, останови меня, если я на самом деле это сейчас сделаю, потому что я хочу это сделать, до одури и до истерики!
– Не рвите его!.. Не рвите ожерелье! – выдохнула, буквально простонала задыхающимся шёпотом.
– Оно тебе нравится? – (господи, ну за что?) – Неужели так трудно признаться хоть в чем-то, Эллис? Или принципы превыше всего?
– Да, нравится… очень нравится! – да что со мной такое? Задыхаюсь и шепчу этот бред, будто от него зависит твоё дальнейшее решение и действие.
Но ведь я не хочу, чтобы ты отпускал меня!
– Видишь, Эллис, на самом деле это не так уж и страшно и не больно. Мир не рухнул и не раскололся надвое. Всё на своих местах, как и ты, твой рассудок и все скрытые желания. Просто иногда… – боже мой, ты и не собирался прекращать этот кошмар! Даже убирая ладонь с моего горящего горла, продолжаешь ласковым скольжением кончиков пальцев вырисовывать немеющие узоры на моей коже глубокого декольте, погружаясь убаюкивающей патокой твоего голоса в недосягаемые глубины моего естества.
– Иногда нужно снимать завесу с собственных скрытых инстинктов и насильно задавленных эмоций. Кто знает, чего ты можешь упустить или где вдруг окажешься, если позволишь своим принципам снова взять над тобой верх.
Я даже не заметила, когда и как ты расстегнул на мне кожаный топ. Поняла (или скорей всплыла из этого дикого сумасшествия), когда твои фаланги потянули по моим плечам, предплечьям и дальше вниз по рукам его бретельки. А может я бы и этого не почувствовала, если бы не нужно было самой опустить вниз оба вжатых под ребра изгиба локтя. И когда я успела сама сжать свои ладошки в кулачки у груди, словно вцепилась ими в невидимую опору. И как мне в таком состоянии отслеживать смысл твоих слов, когда тебе хватало всего нескольких манипуляций по моему телу и сознанию, и я уже теряла рассудок в одержимом исступлении… в желании опуститься на пол на колени!
– Помнится, ты мне как-то говорила одну весьма забавную вещь… Что когда я открою свою собственную фотомастерскую и наполню её всем необходимым реквизитом, тогда и смогу тобой… командовать… или выдвигать свои условия! – почему ты не можешь произносить эти… добивающие слова, не касаясь при этом пальцами моих обнаженных грудок и сжавшихся сосков?.. Не обжигать опаливающим шепотом корни моих волос у виска с черепной костью? Не сжимать и не скользить по чувствительной коже и обеим полушариям томным трением своих ладоней и собственной бархатной кожей. Fuck! Как я ещё не сжала со всей дури бедра, не заскулила и не осела, не сползла спиной по тебе на пол?
