Слишком поздно меня озарило, что если в котомке всего нужного не лежит, последствия могут оказаться тяжелее.

— Ну-ка, дай я проверю! — нахмурился бородач.

Преодолев слабость в коленях, я поднялся с лавки и поставил котомку на стол. Развязал. Выложил содержимое:

1. Штаны и рубаху — такие же точно, как на мне.

2. Прямоугольный кусок холстины, похожий на полотенце или маленькую скатерку.

3. Котелок.

4. Деревянную ложку, миску, кружку.

5. Пять караваев хлеба — страшноватых на вид, но вкусно пахнущих.

6. Копченый окорок.

7. Большущий кусок соленого сала.

8. Несколько луковиц и головок чеснока.

9. Увесистый мешочек килограммов на пять, после извлечения которого мои руки оказались в муке.

10. Еще один мешочек — вроде, с фасолью.

11. Огниво и симпатичный наборчик для ремонта одежды и обуви.

12. Прочие припасы и принадлежности походно-хозяйственного обихода.

В целом наполнение котомки выглядело так, словно меня собирали в дальнюю дорогу любящие родители — крестьяне среднего достатка, которых собственный феодал и соседние потрошат не слишком часто.

— Вижу, все в порядке, — успокоился бородач. — Складывай, складывай обратно! Экий ты тормоз, право… Стой, а деньги? Деньги при тебе?

— Не знаю, — честно ответил я, памятуя о своей недавней поспешности и не желая больше рисковать. Пусть хромоногий считает меня тормозом. Пусть идиотом. Может, оно и лучше. Может, по психической статье спишут вчистую. Удастся откосить от службы и здесь — то-то будет праздник! Хотя сперва хорошо бы разведать, как местные относятся к сумасшедшим, — отпускают с миром или сжигают на костре.

— А кто знает? — свирепо осведомился бородач. — Я должен знать, есть ли у тебя деньги? И откуда такие олухи берутся, да простит меня Создатель! Ладно, дай посмотрю!

С этими словами он распахнул на мне плащ, сунул под него руку, похлопал по пояснице, повернул к себе спиной, развернул обратно и потряс перед моим носом тугим кожаным кошельком, похожим на кисет.

— Вот твои деньги! И, конечно, ничего не потрачено?..

А где бы я успел потратиться, подумал я, но промолчал.

— И сколько тут у тебя? Десять золотых, полсотни серебра и сотня меди… Да, вся сотня, до медяка… Хорошо придумал герцог с этой переброской новобранцев. Правда, все вы ошалелые после нее какие-то. Но только прикинь, как бы ты добирался на службу своим ходом. И каким пришел. Грязным, голодным, обтрепанным — и без единой полушки. Штаны на смену — и те продал бы. Знаем мы ваших сельских старост! Так и норовят денежное довольствие рекрутам урезать. Кому два месяца до места добираться — на месяц дают… Радуйся и благодари герцога. И Бальдура Великолепного — да продлится его владычество.

— Но ведь я…

— Что — ты? Что — ты? Я уже понял, что ты редкостный осел, — всю твою тупость даже на переброску не спишешь. И откуда тебя только Герхард выкопал? Марш на плац!.. Стой, куда?.. А оружие и снарягу кто забирать будет? Вот, бери. Как особо талантливому объясняю: это подкольчужная рубаха. Надеваешь ее — не ошибись! — под кольчугу. Шлем — на свою пустую башку. Щит на левую верхнюю конечность — не на нижнюю! Меч берешь в правую.

— А если я левша? — ни с того ни с сего брякнул я. На секунду забыл, где нахожусь.

— А если ты левша, то тебе следует немедленно отрубить левую руку! — взревел бородач. — Так ты левша, сын сатаны?

«Не-е-е-е-т!» — хотел заорать я, но отнялся язык. Вот почему он сейчас отнялся, а не парой секунд раньше?

— Да не дрейфь, темень деревенская! — расхохотался бородач. — Полвека уж как левшам руки не рубят. Ибо Святой вселенской церковью на Фескейском соборе признаны верными слова пророка Искима, что левши сотворены Создателем наравне с правшами… А теперь на плац — тренироваться! И советую подойти к занятиям серьезно. У нас, конечно, не как у Людвига Дельмерского — на второй день уже в дело. Мясо для рубки мы врагу не поставляем. Однако если ты ко дню великомученицы Елены должный уровень не наберешь, пеняй на себя. На войну отправишься все равно. Хоть как достойный ополченец его величества. Хоть как мясо для рубки. Уж поверь старине Снурфу — так и будет.

Я думал, Снурф отберет у меня съестное и кошелек, однако он ничего не взял. Не понял! Здесь так хорошо с продуктами и деньгами? Ну ладно, он не стал брать все, — но сало с окороком и золото с серебром забрать был обязан. Или порядки в герцогстве настолько строги, что он не решился? Или на должности управляющего наворовал уже столько, что не лезет?

По дороге на плац я все ждал, что меня пихнут в темную коморку или укромный закуток, где и лишат наконец излишних богатств. На отечески-суровой роже Снурфа было написано, что он способен и на это, и на гораздо большее. В арсенале, привязывая кошелек обратно под плащ, я обнаружил на поясе приличных размеров нож. И теперь раздумывал, не пустить ли его в ход, если Снурф позволит себе что-то кроме простого богоугодного грабежа лопоухого новобранца. С одной стороны, с моими начальными характеристиками драться со Снурфом бесполезно — он меня уделает. Но позволить себя трахнуть в первый же день первому встречному? Да ни за что! Лучше смерть.

Собственно, меня сейчас любой уделает — кроме таких же, как я сам. Даже поваренок с герцогской кухни, если он ворочает поварешкой уже давно. Даже бродячая собака — если это матерый пес внушительного уровня, слопавший за свою жизнь не одного и не двух легкомысленных странников, позабывших о технике безопасности на дорогах Средневековья. И что теперь — под каждого прогибаться? Нет, если Снурф окажется склонным к мужеложству похотливым ублюдком, кину ему в морду всю охапку снаряжения, и в бой. На меч в этой охапке лучше не надеяться, и не пытаться его вытащить. Снурф про него знает — сам же выдавал. Про нож он тоже наверняка знает: нащупал когда искал деньги. Но он может думать, что про него не знаю я. Слабенький, но все же шанс получить преимущество.

Только напрасно я опасался за свое очко и разрабатывал тактику самообороны. Никуда меня так и не впихнули, хотя коморок и закутков по пути попадалось достаточно. Зато мы неумолимо приближались к плацу с сотником на нем, и уже слышались крики: «Шаг вперед! Выпад! Шаг назад! Щитом закрылись!», — и прочее в том же роде вперемешку с яростной руганью. Бли-и-ин, сейчас начнется муштра!.. Только я об этом подумал, как прямо передо мной из пустоты материализовался тощий длинноволосый юнец в черном. Конечно, я врубился бы в него, но Снурф крикнул: «Стоять!» — и ухватил меня за шиворот. Пробегавшая мимо нас симпатичная служанка охнула и уронила корзину с грязным бельем.

— Приветствую тебя, почтенный Снурф, — сказал юнец, коротко и чопорно кивнув, что, должно быть, означало дежурный поклон. — Великий Герхард прислал меня за вещами этого рекрута.

— Сам Герхард? — удивился управляющий. — Прислал тебя? Зачем? Парень сдал бы что положено перед выходом на плац. Как и обычно.

— Естественно. Однако господину Герхарду могут понадобиться все вещи рекрута. Без исключения. А пока он посмотрит на них через меня и выберет то, что ему нужно.

— Ну, раз такое дело… Тогда пошли с нами. Только учти: если ты будешь продолжать шляться по замку невидимкой ради этих твоих эффектных появлений, я нажалуюсь на тебя твоему патрону. Не думай, что раз ты маг, на тебя управы нет. А не поможет — нажалуюсь герцогу уже на патрона. Просто для того, чтоб ты уяснил: управа есть на всех. Хотя Герхард, не сомневаюсь, существующий расклад понимает прекрасно. И вздрючит тебя еще до моего обращения к его высочеству. Производи впечатление на служанок другим способом — понял?

Покончив с угрозами, Снурф подтолкнул меня вперед. Страшно смутившийся юнец посторонился, пропустил нас и пристроился сзади. Не доходя до плаца мы свернули в крохотный дворик с множеством дверей в окружающих его стенах. Одна дверь была открыта, а внутри заставленной сундуками и разнообразной мебелью комнаты хозяйничал шустрый старикашка гоблинского вида. В легких латах и с мечом на поясе. Странно… Чего они тут все в доспехах и вооруженные? И управляющий, и этот уродец. Обстановка в замке спокойная, и выглядел он так, словно его не штурмовали веками. Но, видно, есть какая-то опасность, заставляющая обитателей ходить в железе за крепостными стенами. На ночь хоть снимают?