Речка была мелкой, можно было разглядеть, как бандит с разлета ударился головой о дно и безжизненно повис в воде, растопырившись, как громадная черная медуза. Что с ним стало дальше, понять не удалось, потому как поезд съехал с моста и речка осталась позади, скрытая прибрежным камышом.

– Пожалуй, он утонет, – сказала Анита и подобрала свой ридикюль. Плотно набитый и крепко застегнутый, он вполне годился на роль метательного оружия.

– Вам его жаль? – спросил австриец, отдуваясь и одергивая свой сюртук. Не дожидаясь ответа, подосадовал: – Порвал мне Krawatte… кретин! – Он снял с шеи платок, повертел его и с сожалением бросил на рельсы.

– Вы знаете приемы французской борьбы? – полюбопытствовала Анита.

– Да, – небрежно отозвался австриец. – Мастер Жан Эсбройе дал мне десяток уроков. Очень полезно.

Сегодня Аниту уже ничем нельзя было удивить. Если император всея Руси вручил мальчишке высший орден, то почему бы величайшему европейскому мастеру единоборств не сделаться его преподавателем?

– Теперь мы знаем, как эти подлецы выследили вас. Лжекапуцин сел вместе с нами в поезд в Базеле. Он приметил, какое место вы займете, и с одной из промежуточных станций отправил гонца своим сообщникам. На резвой лошади, напрямик, он смог обогнать наш поезд, а где расположить засаду, наметили заранее – там, где поблизости от железнодорожной ветки не было селений и, как следствие, риск, что откуда-нибудь нагрянут лишние свидетели, сводился к минимуму.

– Несомненно, все так и было, – согласился юнец. – У вас превосходное мышление. Но сейчас я бы попросил вас обо всем этом забыть. Мы подъезжаем к Шпрайтенбаху… Я намерен покинуть поезд.

– Как? – опешила Анита. – Прямо на ходу? Вам разве не надобно в Цюрих?

– Нет. Я уже прибыл в пункт назначения. Там непременно начнутся разговоры с полицией, допросы… мне бы хотелось всего этого избежать. Благодарю вас за содействие… и простите, если что-то было не так.

С этими словам он перемахнул через перильца, соскочил с замедлившего и без того плавный ход поезда и, упруго приземлившись на ноги, скрылся в заброшенном саду, разросшемся на окраине маленького городка.

Анита покачала головой. Этот человек вел себя несоответственно своему статусу, который она уже вычислила. Отчасти его извинял юный возраст, а отчасти… Закончить мысль Анита пока не могла.

Как и предсказывал австриец, в Шпрайтенбахе поездом, привезшим, помимо живых пассажиров, груду мертвых тел, сразу заинтересовались органы охраны правопорядка. Анита и Максимов рассчитывали, что после дачи показаний смогут тем или иным способом продолжить путь в Цюрих, однако их настоятельно попросили остаться до утра. Полиция намеревалась пядь за пядью обследовать весь состав и все находящиеся в нем предметы, дабы удостовериться, что возможность еще одного взрыва полностью исключена. Анита вспылила, заявила, что не собирается ночевать в клоповнике (приличных гостиниц в Шпрайтенбахе не было). Максимов ее поддержал.

Поздно вечером, когда они сидели в станционной таверне и без аппетита жевали картофельные оладьи под названием «Rösti», почти неотличимые по виду и по вкусу от белорусских драников, к ним подошел Джеймс Грин. Он склонился к их столику и заговорщицки прошептал:

– Есть возможность уехать в Цюрих сейчас же. Я, признаться, тоже не хочу задерживаться в этом захолустье… Договорился с одним типом, он согласен подкинуть нас до Цюриха на своей таратайке. Плата умеренная. Единственное «но» – весь наш багаж опечатан полицией, отдадут его не раньше завтрашнего дня. Но мне пообещали, что его доставят поездом под присмотром жандарма и на цюрихском вокзале мы получим все до последней картонки. Идет?

Анита согласилась не раздумывая. Она безумно устала за этот день и хотела только одного – лечь в опрятной чистой комнате в свежую постель и тут же уснуть. Найденный Грином тип согласился доставить в Цюрих только троих, так что Веронику пришлось оставить. Она поначалу наотрез отказывалась ночевать одна в незнакомом городишке, но Аните удалось ее уговорить. Всего-то и понадобилось – подарить свою старую, уже восемь раз надеванную шляпку, от которой Вероника была без ума.

Дав служанке наказ проследить назавтра за доставкой багажа, Максимовы в компании Грина сели в ветхий тарантас, показавшийся им царской каретой, и покатили в Цюрих.

Прибыли без малого в полночь. Аните, несмотря на усталость, хотелось посмотреть на новый, всего два года назад построенный, цюрихский вокзал, но над городом нависла густая тьма, а газовые уличные фонари системы Мердока давали свет слабый и рассеянный. Любование архитектурой пришлось отложить до утра.

Грин, едва сойдя с тарантаса, словно испарился. Это было крайне досадным обстоятельством, потому что извозчик, доставивший их из Шпрайтенбаха, ни бельмеса не понимал ни по-французски, ни по-английски, ни тем более по-испански и по-русски, а познания Аниты и ее супруга в немецком были настолько скудными, что им так и не удалось втолковать болвану, чтобы подвез их до какого-нибудь более-менее приличного отеля. А может, болваном он просто прикидывался – хотел поскорее избавиться от седоков и вернуться домой.

Так или иначе, извозчик уехал. Максимов пошел искать другого, а Анита от нечего делать стала слоняться вдоль вокзальной стены. Остановилась перед тумбой, на которой висела газета «Neue Zürcher Zeitung». Газета была недельной давности, уже успела выцвести на солнце и покоробиться под дождем. Анита, скучая, пробежала глазами заголовки на немецком языке и задержалась на одной статье, напечатанной крупно и снабженной портретом двух людей в военных мундирах.

Подошел с расстроенным видом Максимов.

– Никого нет, – промолвил он. – Придется или ночевать на вокзале, или идти пешком.

– Алекс! – Анита, не слушая, ткнула пальцем в газетный портрет. – Гляди!

Максимов присмотрелся и ахнул.

– Это же наш попутчик! Тот желторотый нахал, только без усов… Что он делает рядом с императором Николаем?

Газета была немецкоязычной, но ответ Анита уже знала.

– Этот желторотый нахал – тоже император. Король Австро-Венгрии Франц-Иосиф собственной персоной… В конце мая у них с Николаем Павловичем состоялась встреча на высшем уровне в Варшаве. Об этом, я так понимаю, и говорится в статье… Diablo, Алекс, ты чуть не застрелил одного из главных союзников России!

– Франц-Иосиф? – Максимов оторопело захлопал веками. – Ну да… ему должно быть лет восемнадцать… я читал… Но для чего, черт бы его побрал, ему понадобилось переодеваться в партикулярное платье, клеить дурацкие усы и ехать обычным поездом, без охраны, без свиты, в богом забытую швейцарскую глухомань?

– Этого я не знаю, – ответила Анита. – А их величество не соизволили объясниться. Зато о его перемещениях были прекрасно осведомлены какие-то гайдамаки. Одни его хотели прикончить, а вторые спасли. Ничего не понимаю.

– Я тоже, – признался Максимов. – Да мне, честно говоря, и не до того сейчас. Выпить бы чашку горячего кофе, а еще лучше – бокал «Сильванера» – и на боковую.

Максимов разговаривал с Анитой, а не со всемогущим духом из чудесной лампы, но его страстное желание было услышано и принято во внимание. Буквально из пустоты, из ниоткуда вынырнул упитанный низенький человечек в зеленом сюртучке, зеленых штанах и зеленых же сапогах. Единственное, что на нем было другого цвета, – темная шапка в форме изрядно помятого и надкушенного пирожка. Аниту удивило обилие пуговиц: ими у человечка были щедро усеяны и одежда и обувь.

– Доброй ночи, госпожа… господин… – Он сдернул с головы шапку и раскланялся с той учтивостью, с какой мещане раскланиваются с лицами более высокого звания. – Мое имя Магнус. Магнус Мейер. Вижу, вы только что прибыли в наш замечательный город. Не желаете ли остановиться у меня? Меблированные комнаты на Мюнцплац. Светло, просторно, все удобства…

На провансальском наречии ему было бы говорить легче, чем на классическом французском, отметила Анита по всегдашней привычке уделять внимание мелочам. Все указывало на то, что перед ними – уроженец одной из франкоязычных областей Швейцарии.