–– А я уже думал, что цветы в образе женщины из светской оранжереи города Милана умеют только состязаться в том, кто из них лучше. А главное, кто из них больше напишет любовных посланий, и на какое из этих поэтических воззваний откликнется новый мастер Искусств, ставший приближённым придворным герцога Людовико Сфорца, – с иронией высказался он, когда факельное шествие скрылось из виду.

Старушка ничего ему не ответила. Она ударила клюкой по носку его правого башмака и жестом пригласила следовать за ней. Леонардо подчинился. Они подошли к стенам виллы Гретто и пошли вдоль них. Дойдя до ворот особняка, старая монахиня не остановилась. Продолжая движение, она увлекала Леонардо за собой, постоянно оглядываясь на него и делая ему жесты –

*Конвертита – охранница, попечительница.

клюкой, чтобы он шёл быстрее. Для старой монахини она оказалась слишком резвой, и Леонардо едва за ней успевал, несмотря на то, что его исполинские шаги были раза в три больше старушечьих. Видя, что она ведёт его невесть куда, – они обошли виллу с обратной стороны, где начинались городские виноградники, – он почувствовал недоброе и крепче сжал под плащом рукоять рапиры, которую он не выпускал из левой ладони даже тогда, когда правой рукой подхватил старушку за локоть и принял от неё розу. Он и сейчас, следуя за монахиней, одной рукой держал цветок возле губ и делал вид, что наслаждается его цветущим ароматом, производя впечатление беззаботного ночного гуляки, тогда, как из другой не выпускал рукояти оружия.

Старушка остановилась у выступа в каменной стене, служившей ему опорой, и внезапно исчезла с глаз Леонардо. Приглядевшись, он увидел в каменной опоре дверь, выкрашенную под цвет стены так, что внешне она ничем не отличалась от массивного ограждения. Шагнув вперёд за монахиней, Леонардо очутился в чудесном фруктовом саду; в настоящем райском лесу из цветущих деревьев, пения птиц и множества, летающих фонариков-лучиолл, которыми нельзя было не залюбоваться. В глубине сада послышалось хриплое рычание. Навстречу монахине и Леонардо из темноты стремительно вылетели два огромных пса мастиффа. Выхватив рапиру, Леонардо хотел было обороняться, но старушка свистом подозвала их к себе и, ласково погладив и нашептав им что-то своё, отправила туда, откуда они примчались; на незнакомца, пришедшего с ней, собаки отреагировали, только лишь тем, что, обратив морды в его сторону, потянули воздух носами. Прикрыв за собой дверь в стене, монахиня и Леонардо продолжили путь.

Пройдя через весь сад, они вошли в каменные своды особняка и по узкой лестнице, выложенной красивой керамической плиткой с изображением античных воинов, поднялись в гостиничные покои дома. Такого великолепия, какое предстало глазам Леонардо, ему ещё видеть не доводилось: комната, в которую он вошёл, походила на роскошный уголок восточного дворца богатейшего эмира. Стены и полы были украшены коврами изумительной тончайшей работы с вшитым в узоры бисером, жемчугом и драгоценными камнями. Золотые канделябры и потолочные золотые люстры от мерцающего света свечей переливались, вызывая боль в глазах. Посреди комнаты стояла роскошная кровать из красного дерева, инкрустированная по краям спинок великолепной резьбой из слоновой кости с позолотой, изображавшей фигурки разных животных. Над ней возвышался высокий купол из тончайших шёлковых занавесей с красивейшими китайскими узорами. Шкапы, комоды, зеркала и шкатулки в комнате представляли собой настоящие произведения искусства – и всё это блестело и переливалось светом драгоценных камней и золота. Открыв от изумления рот, Леонардо разглядывал это великолепие взором художника – тонкого ценителя искусства; но, глянув на монахиню, он застыл в ещё большем изумлении: сбросив с себя чёрную монашескую хламиду, сгорбленная старуха предстала перед ним стройной девушкой. Она стояла совершенно обнажённая, глядя на него большими синими глазами; ещё совсем юная, лет шестнадцати-восемнадцати, с большими локонами каштановых волос, делавших кожу её прекрасного хрупкого тела с тонкой осиной талией особенно нежно-белой; большая упругая грудь, словно наивно-удивлёнными глазками, смотрела на мир розовыми сосками; вместо тёмного треугольника между ног складками кожи вырисовывалась птичка и тонкая дорожка между её крылышек, указывающая Леонардо на продолжение начатого им путешествия , соблазнительно приглашая его ещё более углубиться в это любовное приключение. Ему стало не только не по себе – в своей жизни он впервые оказался в такой ситуации, – но и вдруг смешно. Едва двигая во рту языком, так как в горле пересохло, как в выжженной пустыне, он улыбнулся, с трудом выдавливая из себя слова.

–– За всю свою жизнь, сколько помню себя, у меня не было ни одного ужасного сна, явившего мне столь прекрасного кошмара! – просипел он, расширяя ноздри, словно выпускал из них пламя. – Если бы такой сон всё-таки представил подобную явь моему взору, то в лучшем случае я назвал бы его самым лживым сновидением в моей жизни…

–– А в худшем?! – как старому знакомому улыбнулась ему девушка.

–– Я никогда бы не проснулся!

Она, откинув голову, рассмеялась звонким искренним смехом. Подойдя к нему, она обвила его шею руками и прижалась к его телу.

–– Но это явь, а не сон! – ласково прозвучали её слова.

–– Жаль, – вдевая в её волосы подаренную ему розу, вздохнул Леонардо. – Лучше всё-таки, чтобы это был сон!

–– Почему?

–– Потому что, какой бы ни был прекрасный сон, расставаться с ним не так горько, как с прекрасной явью…

–– Как трогательно и грустно звучат твои слова, – подняла она взгляд на Леонардо. – Я тоже не хочу расставаться с тобой!

–– И я не хочу, хотя звучит это весьма странно для меня: ведь я совсем тебя не знаю… – поцеловал он её нежно в губы. – Как зовут тебя, прекрасная роза?

И, не дожидаясь от неё ответа, Леонардо поднял её на руки и отнёс на кровать под купол шёлковых занавесок. Скинув с себя одежду, он занял место рядом с ней под лёгким шёлковым покрывалом. Страстно обняв её, он снова её поцеловал.

–– Кристиана Гретто! – часто дыша от поцелуя, прошептали её алые губы, когда длившееся сладкое мгновение закончилось.

–– Мою чудесную розу зовут Кристиана Гретто?! – переспросил Леонардо.

–– Да.

–– Чем я заслужил такую честь, чтобы держать в руках этот прелестный цветок?!.. Признаться, я всегда считал себя весьма плохим садовником, а тут…

Кристиана указательным пальчиком прикоснулась к его губам, и он запнулся.

–– Ничем, – воздушной лёгкостью ответила она. – Просто, увидев тебя сегодня в замке герцога Людовико Сфорца, когда ты был перед ним непреклонен и когда ты спас от гибели стольких детей, я подумала, что лучшего мужчины я ещё не встречала, и пожелала, чтобы ты – именно ты! – стал первым мужчиной в моей жизни!

–– Первым мужчиной?!.. округлились у Леонардо глаза. – Разве ты не замужем?!..

–– Замужем!

–– Ой-ё-ё! Явь приобретает необузданный сюжет и всё более сновиденческую прелесть! – в недоумении пробормотал он. – Если нас здесь застукают, то, видит Бог, я буду всех убеждать в том, что они видят перед собой сон о двух самых счастливых созданиях!..

–– Нас уже застукали, – безмятежно прозвучал её голос.

–– Как?! – мгновенно обледенев в жаркой постели, застыл Леонардо.

–– Я думаю, что мой муж уже давно подглядывает за нами вон в ту замочную скважину, что в той двери, ведущей в гостиную дома, – пальчиком указала Кристиана на дверь, обитую тёмно-бордовым узорчатым бархатом.

Леонардо охватило оцепенение. Пролежав так несколько мгновений, лихорадочно размышляя о том, что с ним случилось, он вдруг расслабился, обмяк и затем разразился оглушительным смехом. Кристиана, поняв, что вызвало у него такое веселье, от души рассмеялась вместе с ним. Посмеявшись, они предались друг другу в объятия и, охваченные страстью любви, отдались ей без остатка до самого утра…

**** **** ****

Время потекло для Леонардо незаметно. Днём он до отказа был загружен работой, а ночь проводил в объятиях прелестной Кристианы. Знакомство и сближение с ней помогли ему отвлечься от воспоминаний о Матурине. Иногда, правда, он корил себя за то, что так быстро забыл ту, что стала для него спасительницей, но ничего с собой поделать не мог. Кристиана влекла его, и, зная, что Священная Канцелярия шла за ним по пятам и в любой момент могла его настигнуть, он стремился к этой прелестной девушке, забывая обо всём на свете. Он торопился получить от жизни то, что может дать человеку только молодость: любовь, наслаждение и ощущение полноты жизни. И Кристиана была для него именно тем наполнителем, которого ему так не хватало, и который так был необходим ему, чтобы он творил, строил, изобретал и создавал. Как позже узнал Леонардо: её преклонного возраста муж, сеньор Маурицио Гретто, к их встречам относился одобрительно.