– Миш, давай вставай. Времени уже, – едва с обиженной ноткой в голосе говорила мама.

Как бы это прискорбно не звучало – выхода не было, нужно было идти в школу … . В полусонном состоянии я побрел до ванной.

– Встал наконец-то, – с улыбкой произнесла моя бабушка. – Мишка ну у тебя и хохолок на голове!

– Да-да бабуль …

– Давай иди, собирайся. Наденешь костюм и покажешься нам.

– Господи, зачем … – простонал я.

– Как это зачем? Надо. Я должна посмотреть, какой ты красивый пойдешь в школу. Еще букет возьмёшь для Валентины Ивановны.

«О боже» – пробурчал я у себя в голове, но моя физиономия явно выдавала мое отношение к этому начала дня.

Не успел я дойти до ванной, как ударился мизинцем об косяк шкафа и сразу же, как по магическому волшебству, проснулся. Этот день был явно не самым лучшим в моей жизни.

Зайдя в ванную комнату, я взял растрепанную синею щетку, выдавил немного пасты и начал уныло водить по зубам вверх вниз. На голове у меня и вправду был хохолок, поэтому мне пришлось еще и вымыть голову, чтобы хоть как-то уложить волосы.

После ванной я вышел на кухню. Мама приготовила мне завтрак, который я терпеть не мог. Это была самая невкусная в мире манная каша с двумя сардельками. Я вообще не мог терпеть ничего подобного, и мама это прекрасно знала, но почему то каждое утро она делала именно ее. В итоге я попил чаю и съел сардельки. Услышав, как на кухню идет мама, я быстро сполз с табуретки и помчался в свою комнату одеваться.

– Миша ты почему опять ничего не съел? – недовольный голос донесся с кухни.

– Да мам! Я не люблю эту кашу.

– Я что зря старалась? Я все утро тут бегаю за вами.

– Так, а зачем ты каждое утро готовишь мне манную кашу?

– Ну, ты говори, что тебе тогда готовить.

– Я тебе каждый раз говорю не готовить мне манную кашу.

– Ну ладно, давай хотя бы ложечку, каша очень вкусная, не иди на уроки с голодным желудком! – говорила мама, заходя ко мне в комнату и держав в руках ложку с манной кашей, которая повисла над тарелкой.

Пока я начинал разглагольствовать, мама каким-то неимоверным чудом сумела запихать мне в рот пять ложек манки.

– Миш ты оделся?

– Да, – пробегая мимо бабушки, быстро ответил я, удаляясь в прихожую.

– Ну и куда ты? Дай я хоть на тебя посмотрю. Миш!

Как всегда отказать бабушке я не мог. Я вышел в большую комнату, где в этот момент, каждый сидел на своем месте: бабушка на стареньком, но удобном креслице поближе к телевизору; за ней сидел дед, стуча пальцами по подлокотнику (что единственного в семье меня не раздражало); а сестренка на маленьком коричневом пуфике, зачесывая свои локоны и любуясь своей красотой. На мне были надеты новые, черные, с тупым носком туфли и костюм в полоску, напоминающий гангстерские наряды из американских фильмов.

– Вот, совсем красавчик. Все девчонки твои. Мишка ты совсем уже взрослый стал.

– Бабушка …, – закатил я глаза, – все. Я опаздываю.

– Давай беги и цветы не забудь!

В прихожей не понятным мне образом во рту снова оказалась манка. Затем мама дала мне букет, и я отправился в школу.

Когда я вышел на улицу, то утро мне показалось уже не настолько удручающим. Нежные лучи солнца, плавно ниспадали с неба. Прохладный ветерок слегка обдувал мое лицо, даря бодрость и свежесть. После школы я намеревался посидеть за компьютером, а вечером отправиться с друзьями, поиграть в футбол на стадионе школы. И все бы ничего, но перед этим нужно было отсидеть шесть самых скучных уроков.

Когда я пришел в школу, друзья надо мной немного поглумились из-за надетого костюма. Затем первые пол урока русского языка наш класс сидел и смеялся, что в целом то было совсем неплохо. И как только во мне зародилась надежда на лучший исход этого дня, так на следующем уроке по истории меня спросили у доски.

После этого была алгебра, на которой никто ничего не понимал. Учительница на своем последнем уроке решила подтянуть все значащее в нашей жизни логарифмы, но классу уже на это было без разницы. Все ловили манящий запах приходившего лета. Лишь только отголоски о приближающихся экзаменах добирались до наших ушей.

Кажется, только учительница по информатике была в здравом уме. Зайдя в класс, она предложила просто сидеть тихо и ничем не заниматься. Любовь Георгиевна в этот момент была самой любимой учительницей в школе.

Но самое интересное, что произошло в этот день, и, который я навсегда запомню в своей жизни – это был урок музыки.

Я шел со своим другом Лешкой Скворцовым из столовой в кабинет, когда увидел того мужчину с нашим учителем Артемом Александровичем. Он был чем-то похож на рок-н-рольщика: у него была темная кофейная рубашка с несколькими расстёгнутыми пуговицами возле воротника, в прорези которой висели темные округлые очки; поверх рубашки была кожаная легкая куртка; на ногах были натянуты потертые серо-синие джинсы и заканчивался этот прикид обшарпанными кроссовками.

Мы поздоровались с Артем Александровичем, и зашли в класс. Я сидел за 1 партой у дверей, пожалуй, это место является не самым удачным местом для ученика. Но в этот раз оно мне помогло подслушать разговор нашего учителя и этого тайного незнакомца. Кажется, они были лучшими друзьями. Не то, чтобы я не понимал, что это является невежливым, но Артем Александрович всегда был человеком морали. И у меня в голове как-то не укладывалось, что он может дружить с таким типом. Поэтому невольно мои уши сами ловили звуки, доносящиеся из-за порога.

– Гриш, посиди с ними немного. Я не могу, мне надо срочно бежать в «РайОНО»³, – водил быстро руками наш учитель по пустоте.

– Ооо опять твои темные делишки, – прищурившись, ответил мужчина.

– Да нет. Мне нужно сдать новую образовательную программу. В общем, можешь посидеть с ними? Пожалуйста, один урок.

– Я не люблю детей, о чем ты, да и они меня недолюбливают.

– Ну, поставишь им просто пластинку, и пусть слушают целый урок. Когда прозвенит звонок, всех отпустишь, да и все.

– Кого я тебе поставлю? – с недовольным выражением лица ответил Григорий.

– Там есть пластинки Баха, Моцарта.

– Ты моей смерти хочешь? Я понимаю детей истязать, но меня-то за что?

– Что? – с прищуренными глазками спросил учитель. – Ты сам знаешь больше меня про них! Когда мы напиваемся, ты постоянно меня попрекаешь в неточности биографии композиторов. Или то, что я совсем не знаю искусства. И вообще ты мне должен!

– Ага, пошли удары в пах. Дерзко-дерзко мой дорогой друг. От кого-кого, но от тебя, от лучшего, самого родного и доброго человека я не ждал такой меркантильности.

– Боже … Между прочем я с ней разговаривал, – возбужденным шепотом выпалил Артем Александрович. – Так, что теперь ты мне поможешь.

– Эй, хорошо-хорошо. – Разводя руками, ответил Григорий, словно пытаясь успокоить своего друга. – Ты смотри, как этот ковбой разошелся. Но только один урок и не больше.

– Отлично, спасибо Гриш! – опустил руку на плечо своему другу учитель. – Черта-с два, я так рад тебя видеть. Столько лет!

– Почему бы тебе просто не отпустить их? – с недоумением спросил друг, держа неловко подбородок на плече обнимающего его Артема Александровича.

– Да я бы и отпустил их, – оторвался от объятий учитель. – Но они постоянно бегают и орут. Одиннадцатый класс, а такое чувство, что четвертый. Поэтому если директор их заметит, то мне потом сделают выговор. Тем более у них сегодня еще один урок по литературе, – сделал учитель интонацию на последнем слове. – Ты с ней, кстати, уже виделся?

– Пока нет. Заметил только со стороны. Она до сих пор прекрасна, – помедлив, сказал Григорий с едва заметным смущением.

– Да она такая, ты ее дождешься после уроков?

– Да, хочу сделать сюрприз, что-то в роде американской стриптизёрши. Ну, знаешь, такая выпрыгивает из тортика.

– Мда, ты никогда не поменяешься и, что она только в тебе могла найти. Впрочем, думаю, ты ведь знаешь, что у нее уже ребенок и муж. Поэтому не обольщайся сильно.