– Да, поездка важная, – согласилась Милана.

…Ирина помедлила: не выдала ли она себя, назвав эту поездку «важной»?

– Гена здесь большие планы строит, – продолжала Ирина. – Питерский филиал твоего «Марафона» – это для него… Свет в конце тоннеля какой-то.

– Ну и правильно, – Милана приосанилась. – Марафон «Бег для добра» – громадный международный проект. Но скажи мне… Всё-таки! – подруга уколола Ирину неприязненным взглядом. – Гена из спецслужб, так?

– Ой, он связан с ними как-то, – Ирина поёжилась. – Но я не очень понимаю, как.

– А ты связана с ним.

– Я не связана с ним! То есть… – Ирина зажмурилась и коснулась лба рукой, сморщилась как от головной боли. – Понимаешь, – нашлась она, – это раньше женщина должна была доказывать, что мужчина – отец её ребёнка, а он отрицал, если не был на ней женат. Но сейчас наоборот: они сами хватаются за отцовство!

– Это правильно, – Милана задумчиво отпила апельсинового сока из бокала тёмного стекла. – Женщина, порой, перестаёт нуждаться в мужчине после того, как произошло зачатие. Ребёнок мой! А иначе – Боже… Я так скучаю по моему Мэтью!

Ирина накрыла её руку своей, утешая. Милана ни от кого не скрывала, что несчастлива по причине того, что семья её мужа, англичанина Джона Карью, оставила сына в Англии, фактически, «приватизировав» его, и вряд ли отпустит в Россию к матери. «Тоже мне, пэры, богачи, а сэр Джон – мой муж – ведёт себя как последний крохобор, – так разорялась Милана уже во время первой встречи с Ириной, всего неделю назад. – Вцепились в сыночка, как будто это последний шанс для их семьи. Не отдадим, мол, русской варварке. А ведь я родная мать!»

Да, английские дед и бабка пока выиграли поединок за пятилетнего внука у русских деда с бабулей, которые, как были «никем», так ими и остались. Отец Миланы был отставным армейским подполковником – всего лишь, где ему было тягаться с семьёй английских «сэров», за одного из которых выскочила его дочь после того, как стала знаменитостью. Вдобавок к блестящим внешним данным, у Миланы прорезались ещё и деловые таланты, позволившие ей стать во главе громадного начинания – некоторые говорили, похожего на пирамиду «МММ» – под названием Благотворительный марафон «Бег для добра». Сейчас две девушки ехали в Петербург открывать там местный филиал этой благотворительной организации.

В этом вагоне «люкс» было всего четыре купе; возможно, все остальные, кроме их – не занятые. Был бар с барменом в шёлковом красном жилете: он со скучающим видом слушал стоящую перед стойкой официантку. При появлении Миланы с Ириной официантка и бармен встрепенулись, и начался ожидаемый разговор: «Чего изволите?» – «Мы не пьём».

Поезд сильно разогнался, и за стойкой что-то дребезжало. Одно незавешенное окно отражало лампы в баре, а больше ничего не было видно в ночной тьме снаружи. Хотя иногда сквозь черноту проносилась освещённая фонарём утлая избушка; или промахивала близко пустая ночная платформа с более ярким светом фонарей, круглосуточный киоск успевал зазывно мигнуть, виднелся автобус на пустой площади, полутёмные громады многоэтажных домов, – и опять ночь накрывала всё: скучные поля, облетелые ожидающие снега леса, сбитую в колтуны траву вдоль канав.

Вдоль рельс уносилась назад глухомань России, а в пустом баре Милана предалась воспоминаниям о своих путешествиях с нынешним, вторым мужем.

После развода с Джоном Карью она вышла замуж за известного продюсера Цекавого – он сейчас как раз был на кинофестивале во Франции. И именно во Францию – через Берлин – ездила с ним Милана в свадебное путешествие; в похожем вагоне «люкс», так что ей было, чем впечатлить бармена, она разбиралась в этом сервисе.

Ирина, сев за столик, листала меню и мучилась от какой-то странной раздвоенности – это кроме не уходящей пытки тошнотой, вызванной беременностью. Чем-то пахло в этом баре – очень приятным, но тем более тошнотворным.

– Мне какого-нибудь чая, – слабо попросила она официантку. – Имбирного или ещё какого-то, только не чёрного и не зелёного…

– Можем предложить кардамоновый английский чай.

– Да, это хорошо будет, – одобрила Милана. – Мне такой же принесите…

Ирина всё-таки встряхнулась и нашла гламурную тему: певец Валерий Леонтьев, с которым она недавно познакомилась. Она должна была заговорить о чём-то подобном, иначе полностью потеряла бы самоуважение и замкнулась в своём обычном самоедстве. Кто она? Нищая по сравнению с Миланой. Полная неудачница: троечница без высшего образования, вчерашняя стюардесса и обслуга, а нынче – мелкая стукачка. А у Миланы – миллионы, внимание мировых СМИ.

– Вот кто ведёт здоровый образ жизни… – усмехнулась Ирина, вспомнив Леонтьева. – Он просто помешан на спорте и на диете!

С помощью всё того же Геннадия Корчаева Ирина в прошлом году устроилась администратором в концертный зал «Октябрьский» – это, наконец, был в её жизни шаг вверх. Она теперь согласовывала концертные программы и гастрольные графики артистов и превратилась в настоящую бизнес-вуман. Вспомнив об этом, она теперь воспрянула духом.

– Артисты, актёры – это моя нынешняя любовь! – заявила Ира и, оказалось, попала в точку.

– Но ведь и меня утвердили на роль в сериале «Троцкий», – напомнила ей Милана. – Я ведь говорила тебе? Для меня это будет первый опыт в игровом кино, потому я пока об этом не очень болтаю.

– Да?! – восхитилась Ирина. – И кого же ты будешь играть?

– Любовницу Троцкого Мирру Стрелецкую.

– Это главная роль??

– Не то чтобы главная… Нет, я всё-таки закурю! Хотя понимаю, что это ломает мой имидж в спортивном благотворительном движении…

Милана пересела за другой столик и зажгла сигарету, выдувала дым в сторону от Ирины, но, докурив, вновь села напротив.

– …Ты не представляешь, что такое внимание публики, быть на подиуме и центром интереса всех! А под камерами? Фото-, видеокамерами?

Ноздри Миланы трепетали, глаза расширились, и вся она словно вдруг осветилась прожекторами, лицо её сделалось как-то подсвеченным изнутри и даже странно уродливым: это был знак власти над зрителем той, которая находится в центре внимания!

Ирина изумилась и, чтобы скрыть пришедшую на ум догадку, откинулась к спинке сиденья и опустила глаза. Она и раньше замечала в Милане, что та делалась слегка не в себе, когда говорила о своих выступлениях на подиуме, о съёмках, об интервью.

…Они вечные дети, – подумала Ирина о знаменитостях. – Какой-нибудь певец или скрипач-виртуоз, актёр – дожив до седин, всё равно остаётся ребёнком, тем самым мальчиком, которого родители ставили на табурет, чтобы он прочёл стихотворение гостям… Таков и в целом общественный идеал: он воспитывает подавляющее большинство людей – даже не актёров – в роли тех, кто повинуется указаниям невидимого режиссёра. Большинство людей всю жизнь живут, оставаясь детьми, не перестают ими быть даже в статусе бабушек и прабабушек, до самой смерти. Но настоящий человек, – думала дальше Ирина, – должен отличаться от этого насаждаемого идеала; он должен быть деятелем тайных практик. Это два типа человеческих существ, хотя тип актрисы может быть более богатым и блестящим, чем человек-режиссёр или манипулятор. Звезда богаче, но лишь потому, что мы даём ей это богатство, – подумала Ирина с гордостью, и не столько за себя, сколько, наверное, за британские спецслужбы, обеспечившие Милане её коммерческий успех.

Ирину так потрясло это открытие о своей подруге, что она не запомнила – просто не отметила сознанием, – о чём ещё они говорили в баре. Она что-то механически отвечала, улыбалась, колола шутками в ответ на подначивания бармена, вдруг осмелевшего с ними… Но думала всё о том же: Милана – сумасшедшая, манипулируемая кукла, – причём, ей нравится, когда ею управляют!

Собственно, это и так подразумевалось; на этом и основывалась Ирина роль в постели как «мужчины», овладевающего женщиной – Миланой… Но то было в постели; то было тайной; а оказывается, то же самое существовало и явно!