Собственно, главное было сделано: Трегубова и его людей Павел напугал, обо всём, в принципе, договорился, можно было и уезжать… Но он заставил себя просидеть ещё полчаса и разговорить-таки Сергея о его бизнесе.
Павлу важно было услышать эти словечки, эти интонации профессионала от нефтянки, когда одно движение руки больше скажет тебе о сути какой-нибудь сделки, чем целый учебник.
– Чаю-кофе вам не предлагаю, ибо электричество вы нам отрубили…
– Сейчас включим… – Вершинин набрал номер на мобильнике и сказал условную фразу: – Документы привезли?
– Так точно.
– Хорошо. Я выезжаю… – И добавил уже для Трегубова: – Скоро включат.
– Вот оно как, а? Посмотрите… А мы тут, понимаешь, чёрная кость – сидим, доллары жалкие зарабатываем…
Трегубов прошёлся по кабинету, заложив руки за спину, с видом кинорежиссёра, обдумывающего творческий замысел. Он даже подчёркивал, что он не профессионал ни в бизнесе, ни в нефтянке – а ведь успешно вёл фирму! В основном, продавал очередь на прокачку через трубу, имел и парочку своих, очень небольших месторождений.
– Фирмы у меня пока нет, – сказал Вершинин, – на днях зарегистрирую и скину вам контакты, приложу договор на юридическую консультацию со стороны моей фирмы. Подпишете, вернёте.
– Когда будет сама сделка?
– Думаю, что не в ближайшие месяц-два, но до конца года. Так или иначе, но из органов я когда-то уйду, нужно будет иметь свою фирмочку. Сейчас-то нам это запрещено.
– Я вам помогу! – заверил его Трегубов, честно, по-мужски глядя ему в глаза, и вот эта – явно по-актёрски сыгранная! – фраза, и этот взгляд больше всего не понравились Вершинину.
Но дело было сделано. Вскоре после того, как включили свет, он уехал, вёл машину, чувствуя себя этаким сверхчеловеком, не меньше. Он понимал, что чувство это даёт ему Катя-Катерина, оно внушено со стороны, да кем! Девчонкой… Но это ему было всё равно…
…Фирма Трегубова ему, в сущности, не нужна, – рассуждал Вершинин. – Зайцу лишняя петля не помешает – но он-то ведь не заяц. Если сорвать с Антонова большой куш, то всё равно, как ни петляй, здесь, в стране, тебя найдут твои же товарищи-эфэсбешники, менее удачливые, но более голодные, чем ты, и деньги отберут. Значит, деньги нужно выводить за границу, и туда же линять с Катериной. Фирму-то он откроет офшорную: эта услуга доступна, не выезжая из Москвы… Но жить, в любом случае, удобнее за границей. Почему бы, кстати, не в Румынии, куда он тоже вскоре полетит, следом за двумя своими сотрудниками?
Но прежде надо было всё-таки сделать какое-то невероятное усилие и соорудить для Антонова клетку из им же оставленных улик в «деле аэропортов».
Вершинин уже давно замечал что-то неладное в Серёже Мнацаканяне. Тот отчитывался с унылым, даже убитым видом, а, может быть, это было сочувствие и жалость?! Жалость к нему, Вершинину, за то, что он идёт неправильным путём?!
Серёжа клал на его стол очередные бумаги и садился, сгорбившись, сунув руки между колен и чуть покачиваясь. На его бритой голове Вершинину видны были хрящи и складки кожи там, где его шея переходила в затылок. Ведь на Вершинина Серёжа теперь не смотрел, поворачиваясь к нему всегда вполоборота…
– Серёжа, что означает вся эта мимика и жесты? – не выдержал, наконец, Вершинин. – Признаюсь, я не читал ни одной из тех бумаг, которыми ты меня завалил. – Вершинин вытащил толстую их пачку из ящика стола. – Прости, времени не было… О чём тут вообще говорится?
– Так вы почитайте, Павел Иванович…
– Когда мне читать?! Ну давай вместе разбираться… Значит, это – исследование об аэропортах Москвы, заказанное Госдумой. Сто двадцать страниц. Прогноз до 2030 года. Авиационный комитет, Минтранс, Минфин, солидные печати и подписи… О чём они пишут?
– Тут полный анализ состояния и перспектив Московского авиационного узла. В частности, приведена главная техническая характеристика аэропортов: количество и длина взлётных полос.
– Так, количество я знаю. У всех одинаковое: по две взлётные полосы имеют Внуково, Домодедово и Шереметьево. Домодедово собирается строить третью и четвёртую, а те?
– А те не могут.
– Почему?
– А вот посмотрите… – капитан Мнацаканян быстро нашёл нужную страницу. – Вокруг Внукова везде жилая застройка, жители и так протестуют против шума. Назрела необходимость реконструкции второй взлётной полосы, но её можно удлинить только до 3000 метров, а нужно 3600, ещё лучше 3900. Даже при удлинении до трёх километров придётся пересекать речку, которую можно было бы убрать в трубу под взлётной полосой, но таких прецедентов в мире нет. И вот вывод, читаем: «аэропорт Внуково не имеет перспектив для расширения». Тот же вывод сделан относительно Шереметьева. Вот, пожалуйста, следующая страница. Там ещё хуже: посадка аэробусов и широкофюзеляжных «Боингов» на обеих полосах невозможна, и невозможно реконструировать для этого.
– Так. А Домодедово?
Сергей перелистнул несколько страниц.
– В Домодедово зарезервированы достаточные площади для строительства полос третьей, четвёртой, и так далее.
– А это не заказуха? Со стороны самого Домоедова?
– Нет, Комитету по транспорту Госдумы как раз надоело большое количество заказухи со стороны всех противоборствующих сил, и они решили разобраться во всём, как есть. Просто чтобы понять.
Вершинин читал и удивлялся: всё было изложено очень коротко, просто и понятно. И недвусмысленно.
– Так почему же Михаил Абрамович Сезин ратует за Внуково? Он что, всех нас обманывает?
Мнацаканян, пожав плечами, ответил:
– Может, он надеется, что все сами разберутся? Это ведь несложно…
– Мы строим всё наше дело против Антонова, – продолжал Вершинин, – на той предпосылке, что Внуково – более перспективный проект, чем Домодедово и что команда Внукова окажется сильнее. А выходит, уже доказано, что это невозможно?
– Павел Иванович, на какой странице это напечатано? – спросил Серёжа.
– На пятьдесят второй.
– Ну вот: а многие дальше первых десяти-двадцати страниц не читают…
– Так ёшкин кот! Ты бы сказал мне!
– Я говорил, товарищ полковник, но вы заняты были, не слушали.
Мнацаканян сел и зажал руки в коленях, смотрел на боковую стену кабинета.
Вершинин, наоборот, встал из-за стола и боролся с желанием взять всю эту пачку документов, этот тяжёленький отчёт на глянцевой бумаге с цветными графиками и таблицами, – взять, и то ли жахнуть им по бритой голове капитана Мнацаканяна, то ли швырнуть всё это в угол кабинета…
Он, конечно, укротил свои нервы.
– Значит так, капитан Мнацаканян. Считаю «дело аэропортов» закрытым и приказываю вам прекратить им заниматься. Дело бесперспективно! По крайней мере, до 2030 года. Займитесь сельскохозяйственными активами «СвязьИнвестБанка» и через три дня представьте мне отчёт на трёх страницах. Все нарушения – экологии, земельного кодекса, импортно-экспортного законодательства. Но на трёх страницах, не более, самую суть!
– Будет сделано, товарищ полковник! – Мнацаканян воспрянул духом. – Разрешите идти?
– Идите.
Мнацаканян вышел, а Вершинин почувствовал себя так, словно у него то ли зуб удалили, то ли вырезали какой-то важный орган. Чувство пустоты и одновременно запертости в клетке. Чёрт возьми, почти месяц потратили на эту аэропортовскую версию, оказавшуюся тупиком! И кто виноват? Михаил Абрамович Сезин? Да нет, виноват он сам, его невнимательность! Превратился во влюблённого идиота, утратил чутьё…
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Из Тюмени в Москву Антонов прилетел в четверг днём и на работу решил в этот день не ездить, но в пятницу в банке появиться нужно было обязательно.
В пятницу, первый из его замов, кто встретил его в банке, был Строгалев, но Антонов недолго радовался его преданности делу: главных вопросов у Петра Алексеевича оказалось два: график отпусков и невыплаты отпускных сотрудникам служб безопасности, которыми он руководил. Сам график отпусков, как и положено, утверждён был ещё в декабре прошлого года, но в соответствии с приказом Антонова о мерах экономии, бухгалтерия не всем выплатила отпускные, и теперь некоторые работники служб безопасности отказались уйти в отпуска без денег и написали заявления с просьбой о переносе отпуска.