…Серёжа Мнацаканян взялся за работу и должен был остаться здесь до вечера, а, может быть, и назавтра – переночует в аэропортовской гостинице. Вершинин должен был вернуться в Москву на той машине, на которой они приехали – только сам теперь сядет за руль.
А, уезжая из аэропорта, нашёл ту адвокатскую контору, «Михеев и партнёры», которой скоро предстоял обыск – хотя там ещё об этом не догадывались. Постучался в дверь и заглянул: за конторкой сидела наглая девица с широким бледным лицом и очень густо накрашенными, слипающимися тяжёлыми комками ресницами.
– Слушаю вас! Вы к кому?
– Ой, простите, я не туда попал… – и аккуратно прикрыл дверь…
Вечером он, особо не задумываясь, отправил Талызину такую заготовку, для получения на ней визы Еголина и Калязина:
Постановление о производстве обыска в Домодедове
24 января 2011 года в аэропорту Домодедово произошёл теракт: террорист Евлоев взорвал себя в здании аэровокзала. Тридцать семь человек погибло. В ходе производящегося следствия потребовалось узнать, законно ли Домодедово обратилось в арбитражный суд с иском к аэропорту Внуково по поставкам топлива, на сумму… – тут Талызин должен был проставить сумму: Вершинин её не знал. – Требуется произвести обыск в помещениях, арендуемых адвокатской компанией «Михеев и партнёры»… дата, время…
Логики, конечно, особой не было: при чём тут теракт и при чём тут «Михеев и партнёры»? Но так посоветовали ему в другой адвокатской конторе, работающей от имени Внукова – они-то и слили Вершинину компромат на «Михеева и партнёров».
И уже через три дня состоялся этот ночной обыск с выемкой документов и компьютеров, которые горой легли в один из кабинетов недалеко от собственного кабинета Вершинина.
И пусть это было, по большому счёту, не то, не на тему, отход куда-то в боковой штрек от главного тоннеля… Но они добыли строительный материал. А у хорошего хозяина любой камень, кирпич, – всё пойдёт на стройку, на высокий и прочный эшафот, сооружаемый для банкира Алексея Викторовича Антонова.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Для Антонова даже в молодости запои были редки, но, что там говорить, в молодости последствия их проходили гораздо быстрее. А теперь так плохо он переносил алкоголь, что лучше бы вообще не пить… Почти неделя прошла, прежде чем он смог взять себя в руки и начал с трудом, а потом уже как автомат ездить в банк и оставаться там до конца рабочего дня.
Вообще непонятно было даже ему самому: с чего он вдруг так слетел с катушек? Нет, пора было вводить для себя тотальный сухой закон… После выхода на работу неделю болело сердце, и это было ожидаемо; но пошла вторая неделя, а сердце не только не отпускало, но, наоборот, сбоило как-то всё страшнее, так что теперь вращение земной тверди под ногами сразу же переходило в черноту в глазах, в пот, пробивающий до корней волос, и в какое-то бесчувствие, в котором ты сам не помнил, как нащупал кресло и сел…
Главное, дела начали сыпаться, сделки срываться, выплату процентов по кредитам задерживал даже таким монстрам как «Сбербанк» и ВТБ – хотя уж их-то злить никак не хотелось.
Чтобы расплатиться с долгами в одном месте, следует одолжить в другом… Это знает любой бизнесмен, как и то, что есть время покупать активы, а есть – продавать таковые. Но плохо, что не было хорошенькой небольшой собственности, которую можно было быстро продать. Активы Антонова состояли из нескольких крупных блоков, каждый из которых трудно было раздробить. Дробить придётся, но для этого сейчас не было никаких сил. А тут ещё теребили его партнёры по проекту «Телеком – Румыния»: Циперсон из «Метафона», Бехтерев из «Би-лэйна». Они вместе договорились по-крупному вкладываться в мобильную связь на Балканах, для начала – «брать Румынию». Но каким сумасшедшим он должен быть, чтобы сейчас всерьёз во что-то вкладываться, когда выяснилось, что нечем заткнуть дыры повседневных расходов…
Антонов и раньше – увы – замечал, что с опозданием осознаёт ухудшение своих дел. Бывало, появится прибыль и надолго утвердит его в хорошем настроении, когда он увлечённо планирует новые проекты, не замечая, что эту прибыль сразу начали растаскивать на текущие нужды, и вот уже не хватает даже на них… Как? Куда дели деньги? Ведь только что было много?!
Начинали считать, начинал грозить уволить бухгалтеров, но те доказывали неопровержимо, что прибыль уже ушла на то и на то… Он смотрел и не узнавал собственные надписи «Оплатить» в верхнем правом углу на счетах. Но не подделали же…
«Разве я это подписывал?» – «Ну да». – «Какого числа?» – Сверяли: всё сходилось; это было понятно, непонятно другое: как он-то мог забыть или не заметить этого?
Вот и сейчас, откуда, к чёрту, вообще взялось это ощущение уже полученной прибыли, чувство, что у него есть какая-то подушка безопасности? Это и позволило ему ввязаться в румынскую авантюру, не закрыв и не решив ни один из предыдущих вопросов, хотя бы и с аэропортами… Может, сам аэропортовский бизнес вскружил ему голову: все эти мысли о посадках и взлётах и о каких-то якобы безграничных возможностях техники?
Он помнил, что ещё до запоя твёрдо решил не позже мая лететь в Румынию чтобы на месте обдумать стратегию и тактику действий. Нужно было лично встретиться с некоторыми людьми, да и вообще провести там минимум недели две чтобы как следует организовать работу. Но теперь эта поездка казалась абсолютно ненужной и даже безумной; разве что она могла быть переосмыслена на нечто прямо противоположное. То есть улететь в Румынию чтобы там найти какой-то предлог к задержке их действий. При этом продолжать играть в молчанку с партнёрами, ожидая, что они первые реально вложатся в румынский телеком.
То есть он мог бы попробовать переиграть их, надеясь на собственное, большее чем у них, терпение? Но не исключено, что и они играют с ним в эту же игру, проверяя его выдержку, тогда эта пауза может растянуться не только на месяцы, но на годы…
Лететь сейчас в Румынию с больным сердцем и зная о том, что у его фирм кончились деньги, он никак не мог. Не находил он сил и для того чтобы вылететь в Тюмень, несмотря на всё более панические и даже истерические звонки из тамошнего филиала банка и из одной из нефтяных фирм. «Отжимают бизнес! Проверками не дают работать! Хотят разделить акционерную компанию! Возбудили два новых уголовных дела! Если срочно не перечислите указанные суммы, мы вынуждены будем объявить себя банкротом…»
Может, в этом и решение? Если требуют разделить компанию – разделим и продадим часть или всю нефтянку?
Наиболее тяжкие проблемы – Алексей чувствовал – у него были всё-таки в Москве, и поэтому, чтобы бежать от них, он в конце апреля вылетел в Тюмень.
Тюмень – небольшой городишко на реке Туре, притоке Тобола. Городок весь какой-то уютный, дореволюционный, греется словно кот на солнышке, безмятежный и домовитый. Пятиэтажки здесь – послевоенной советской постройки, того стиля, который кажется сегодня милым и человечным, что ли. Примерно как здание той школы, в которой учился Антонов.
Всё в Тюмени кажется давно устоявшимся и традиционным, от старомодных скамеек до кустов сирени и черёмухи под окнами этих пятиэтажек.
Находится городок Тюмень на широте Москвы, и никаких сплошных белых ночей летом или, наоборот, арктической тьмы зимой здесь нет и в помине. В такое же время, как в Москве, восходит солнышко, в такое же – садится. Правда, часовой пояс сдвинут, но это ведь говорит отнюдь не о разнице климата. Климат меняется при движении не с востока на запад, а с юга на север. Езжай к югу, и солнце будет всё дольше стоять в зените и печь на манер Африки; езжай к северу, и солнце, наоборот, будет всё скупее подниматься над горизонтом. Но до настоящих северов от Тюмени так же далеко, как от Москвы.
