Гитлер сморщился, как от зубной боли.
– Я достаточно наслушался вашей учёной болтовни, Валленштайн! Вы можете сказать нормально, без этой ерунды: вы близки к прорыву или нет?
«А хрен бы с ним. Или пан или пропал!»
– Да, мой фюрер. До завершения разработок осталось совсем немного…
– Хватит! – Сгорбившись и слегка подволакивая левую ногу, Гитлер вернулся к столу. Сел в кресло. – Я сыт вашими обещаниями по горло, – устало сказал он. – Будете работать в одной команде с Кригером. Он, в отличие от вас, уже пачками штампует вервольфов у себя в горах. У него там не всё гладко с этой вашей стабильностью, ну так и помогите ему разобраться с этим.
Гитлер навалился на спинку кресла, прикрыл глаза рукой и замолчал. Молчал и весь «генштаб». Даже перестал гудеть скрытый под потолочными панелями вентилятор. Фюрер просидел так с минуту, потом сцепил на животе пальцы в замок и посмотрел на меня.
– Вам нужны люди для экспериментов?
Я пожал плечами, а затем кивнул, думая, что речь идёт о персонале.
– Хорошо, я дам распоряжение Айхе. Он подготовит вам пятьсот человек для начала. Ещё что-то надо? Какие-то особые реагенты, оборудование? Нет? Вот и отлично. Шпеер будет вашим куратором, все вопросы решать через него. В конце декабря вервольфы должны воевать под Сталинградом. Не уложитесь в срок – отправитесь вместе с Кригером в Дахау, даю слово. Совет окончен, господа, все свободны.
Шпеер ждал меня в коридоре. По его лицу я сразу догадался, что разговор с Гитлером у него состоялся задолго до этой встречи. Потому он и вытащил меня в кафе, специально надеялся выбить из колеи, сволочь. Наверное, метит на моё место, гад!
Я осознал последнюю мысль и удивился, как быстро прошёл процесс вживания в шкуру Валленштайна. Меня напугала скорость, с какой я адаптировался к новой реальности. Этак ещё немного – и я накрепко ассимилируюсь с немцем и навсегда останусь в его теле. Ну уж нет, такой расклад меня не устраивает. Надо спутать карты барону и бежать домой. Только вот знать бы ещё, как вернуться в родное время.
Шпеер приветливо помахал рукой, словно мы не виделись много лет, отделился от стены и пошёл ко мне ленивой походкой сытого хищника.
– Ну как всё прошло, Отто? Фюрер тебе понятно объяснил? – спросил он с ядовитой ухмылкой на губах.
Я кивнул, лихорадочно соображая, как выпутаться из сложной ситуации. До меня наконец-то дошло о каких людях говорил Гитлер. Пять сотен обещанных душ предназначались для опытов, и, если я не придумаю, как остановить этот кошмар, их мученическая смерть повиснет на мне тяжким грузом. Первый раз в жизни решил заняться мародёрством могил – и то не по доброй воле – и на тебе подарочек. Правильно! Поделом тебе, Грач, нечего мерзкими делами заниматься! Так тебе и надо!
Процесс рефлексии прервал Шпеер:
– Чего застыл, Отто? Пора возвращаться в Берлин. Время работает против тебя.
Он оскалил зубы в подобии дружеской улыбки, похлопал меня по плечу и посторонился, показывая на выход из коридора-галереи.
Глава 4
В Берлин возвращались по земле. Наверное, цеппелин отправился выполнять особое задание фюрера, и теперь отряд бравых эсэсовцев где-нибудь во французских Альпах тайком грузил в гондолу дирижабля ящики с древними сокровищами из разграбленного монастыря. Или же в обстановке строжайшей секретности группа спецов в чёрных кожаных плащах, идеально начищенных сапогах и фуражках с орлами перебрасывала в укромное место деньги нацистской верхушки. Может быть, всё так и было, но, скорее всего, заполненная водородом «колбаса» сейчас болталась где-нибудь на привязи у причальной мачты, а экипаж в припортовом кабаке запивал пивом кислую капусту с копчёными сосисками.
В машине было тепло. Рокот мотора и тихое посапывание оберфюрера (он отрубился сразу, как сел рядом со мной на заднее сиденье) одинаково клонили ко сну. Я ущипнул себя за руку, помассировал закрытые веки кончиками пальцев и принялся глазеть на пролетающие за окном пейзажи.
А там было на что посмотреть. Залитые лунным серебром тёмно-синие, серые и чёрные полосы лесов чередовались с белыми прослойками снега на склонах высоких гор, напоминая шкуру диковинного зверя. Звёзды таинственно подмигивали и вместе с огромным диском луны время от времени стыдливо прятались за пелериной полупрозрачных облаков. Часто к дороге близко подходили высокие ели. Покрытые снегом, они казались невестами в свадебных платьях: такие же красивые и скромные, словно стесняющиеся своей красоты. Иногда на светлом фоне Млечного Пути отчётливо проглядывали чёрные щётки далёких сосен, они смахивали с неба звёздную пыль, и та сыпалась на спящую землю лёгким снегопадом.
Подобные этим идиллические картинки очень способствовали мыслительному процессу. Я усиленно скрипел извилинами, размышляя, как выпутаться из сложившейся ситуации. А она, прямо скажем, аховая. При почти полном отсутствии информации и необходимых знаний у меня практически нет шансов выполнить задание Гитлера в срок. А добыть эти знания, будь они неладны, негде. Если я раньше хоть что-то мог почерпнуть из памяти барона, то теперь она, похоже, угасла насовсем. Хорошо хоть успел вспомнить, как Шпеера зовут, а то кончилась бы моя эпопея, так и не начавшись.
Как вариант, можно, конечно, прочитать все тетради барона, но, думаю, они не сильно помогут. Я всё-таки лингвист-филолог, а не биоинженер. Общие фразы пойму, а вот с конкретикой туго будет. Ну а даже, если предположить, что всё само собой образуется, и я выполню поставленную задачу, как быть с пятью сотнями невинно загубленных душ? Ведь мне из пленных придётся клепать оборотней на потеху Гитлеру.
А может, бросить всё к чёртовой матери и скрыться где-нибудь в горах, а? Не навсегда ведь я здесь застрял. Пересижу в какой-нибудь пещерке до нового перемещения, теперь уже в своё время, и всё будет тип-топ. Я так обрадовался этой мысли, что всерьёз начал подумывать, как бы улизнуть по приезду в Берлин из города. Правда, вскоре меня посетила другая мысль, от которой все мои радужные мечтания рассыпались в прах. Без браслета мне нечего и думать о возвращении домой. Судя по всему, он тот самый ключ, что открыл дверь между мирами, и только с его помощью я смогу вернуться в своё время.
Что ж, если без браслета мне ничего не светит, значит, надо его найти. По любому придётся перелистать все записи барона, может, в них найдётся упоминание о нужной мне вещи. А ещё надо будет заглянуть в лабораторию, наведаться на фабрику Кригера и посетить все места, где бывал по роду деятельности Валленштайн.
На этой мысли я перестал терзать измученный размышлениями мозг, сомкнул и без того слипающиеся глаза и со спокойной совестью провалился в сон.
Мне приснился удав Каа из мультика «Маугли». Он смотрел немигающим взглядом, обхватив мою руку хвостом, и громко шипел, высовывая из пасти раздвоенный язык:
– Госсссподин шшштандартенфюрер, проссснитессссь…
Я вздрогнул, открыл глаза. «Мерседес» тихо пофыркивал мотором, в открытую дверь просачивался холодный воздух и мутное молоко лунного света. Склонившийся надо мной шофёр осторожно тряс меня за руку. В полутьме салона водитель не заметил, что я уже проснулся и снова встряхнул моё предплечье:
– Господин штандартенфюрер, приехали.
Я грубо оттолкнул шофёра, бросил: «Спасибо» и вылез из машины. В небе висели серебристые хлопья облаков и яблоко луны – здесь оно обладало более скромными размерами, нежели в горах, – горстью рассыпавшихся бриллиантов сверкали звёзды. Трамвайные рельсы блестели, как смоченная утренней росой паутина. Тени от фонарных столбов косыми штрихами лежали на припорошенном снегом асфальте и казались зависшими над водой вёслами.
По непонятной причине водитель остановился не на той стороне Александерплац. Я мог бы заставить его подвезти меня к особняку, но, поскольку уже выбрался из машины, решил немного прогуляться пешком. Очень скоро я понял, что совершил ошибку. После тёплого салона мороз казался особенно лютым и пробирал до костей. Наплевав на все правила и нормы, я поднял воротник шинели, сунул руки в карманы и торопливо поковылял к дому.