«На сегодня хватит,» — сказал он себе.

— Ты придёшь сюда завтра вечером?

— У меня завтра поздняя работа, так что, наверное, нет, — сказал Игл. — Но я уверен, что буду на следующий вечер.

— Ладно, береги себя.

Они разошлись по своим машинам. Фил задумался.

«Поздняя работа?»

Игл сказал, что он занимался строительством, но тут Фил вспомнил о своём рапорте; он отсидел срок за торговлю «ангельской пылью».

Может быть, он врёт?

Может быть, он действительно занимается перевозкой наркотиков?

Эти соображения были уместны, но не было никакого смысла прыгать выше головы. Только время покажет. Фил знал, что ему придётся работать с Иглом очень осторожно, иначе его прикрытие исчезнет. Он также знал, что потребуется гораздо больше, чем пара кружек пива в стриптиз-клубе, чтобы завоевать полное доверие.

Пыль поднималась волнами, когда парковка начала пустеть. Следовать за Иглом сегодня ночью было бы глупо, но он подумал, что было бы неплохо немного понаблюдать за одним из завсегдатаев, просто чтобы посмотреть, в каком направлении он идёт. Он прицелился в один из пикапов, часто встречавшихся на стоянке, подождал немного и выехал. Пикап повернул на север, прочь от города. На самом деле, бóльшая часть машин двигалась на север.

И ещё одна мысль пришла ему в голову.

«Наттера сегодня не было в клубе. Его машины не было на стоянке…»

Но прежде чем Фил успел это обдумать, за его спиной с заднего сиденья поднялась тень.

Сон был предложением, благословением…

Это был подарок.

Во сне он был паром, нечестивым призраком. Бестелесный. Идеальный. Закручиваясь спиралью вниз совершенно в совершенную черноту.

Но это был не сон, он знал это. Они никогда не были настоящими снами…

Это были призывы.

«Óна… О, благословенная плоть Óны… — подумал он. — Я такой недостойный…»

Он каким-то образом опускался вниз.

Он парил.

Лишённый недостатков своего проклятия, он теперь был совершенен, сосуд его существа лёгок, как воздух, его мудрость была тяжелее всей земли.

Он знал, откуда взялась его мудрость.

Темнота размазалась, проплывая мимо. Сначала он почувствовал ужас — так быстро он бежал. Он нёсся по массивным каменным каналам, изъеденным и почерневшим от времени всей истории. Он слышал шёпот сквозь щели шириной не более доли дюйма.

Снова и снова. Вниз и вниз.

В благословенную черноту.

Вскоре приблизилась огромная чёрная стена. Он полетел прямо в неё… и пролетел насквозь.

За стеной расцвела ещё бóльшая тьма. Чернота, которая была ярче солнца. Он слышал звуки криков. Он чувствовал плотный запах горящих человеческих мышц и костей. Он ощущал запах смятения, сладкий, как свежесрезанные розы.

И своими неземными глазами он увидел поле.

Поле плоти, плоти людей. Акр за акром лежали обнажённые и живые люди, ожидая пагубных слуг поля, его благочестивых жнецов. И они ёрзали в ожидании. Кричали. Визжали. Конвульсировали в судорожных толчках.

Вскоре прибыли жнецы: приземистые, с грубой кожей фигуры, бредущие вперёд в кричащее поле. Над ними сияла сверкающая чёрная луна, предлагая свет их священным делам. Они исправно и твёрдо начали заниматься ими.

С помощью нечестивых орудий они пахали и возделывали землю; огромные лезвия и тесаки, шпатели и лопатки поднимались и опускались, чтобы перевернуть здоровую человеческую почву плоти. Черепа лопались под ударами молотков. Груди, ягодицы и лица были ободраны до крови. Животы раздирали косы, которые метались туда-сюда, как часовые механизмы, обнажая свежие, плодородные внутренности, созревшие органы и богатую, плодовитую кровь. Некоторые из жнецов работали голыми руками, ползая вдоль извивающейся орды, чтобы выбить глаза обрубками пальцев, выкрутить гениталии из дрожащих пахов, сломать кости и оторвать конечности. Руки и ноги были разодраны пергаминовыми зубами, затем выплюнуты. Когти впивались в горло. Ладони и пятки давили тела и головы, как виноград в винном чане.

Тяжёлая работа. Вечный труд.

«Уход за полями отца!» — думал он в полной, смирительной радости.

Акры и акры, мили и мили он продолжал парить над чудесным зрелищем. О, как он молился, чтобы в один прекрасный день он тоже присоединился к жнецам в их божественном и священном труде.

Но даже вечные жнецы нуждались в отдыхе. Они нуждались в пище. Им нужен был перерыв. Поэтому в предоставленное время они отложили инструменты своей работы…

«Какие чудеса!»

… и начали пировать.

Одни брали мясо сырым, другие предпочитали варёное. Округлые органы вырывались из раскрытых животов, как ягоды с виноградных лоз. Глазные яблоки были проглочены целиком, как виноград, лёгкие съедены, как хлебные буханки, кишечник исчезал в их ртах, словно множество сосисок. Живая почва кричала и кричала. Целые головы были приготовлены до совершенства на открытом огне, затем разделены и очищены от их восхитительного мяса. Яички жарились на вертелах, отрубленные груди поджаривались хрустящей корочкой, матки и плаценты, эмбрионы плодов и почки, человеческие кишки и человеческие сердца — всё это жарилось и жадно жевалось.

Это была сытная и вполне заслуженная трапеза.

И как только почтенные жнецы насытились животом, они приступили к насыщению паха. Поднялась демоническая эрекция, чтобы разорвать все мыслимые отверстия, а некоторые и не столь мыслимые. Вагины были порваны со смаком, анальные отверстия были разорваны так, что кишки и продукты жизнедеятельности вытекали из них жижей. Неохотные челюсти были раздвинуты до тех пор, пока не порвались сухожилия — единственный способ, которым жалкие человеческие рты могли вместить распухший обхват таких потусторонних членов. Проколы лопатой и прорехи от косы тоже давали прекрасные очаги высвобождения, и в такие очаги изливались в обильном объеме сгустки фосфоресцирующей спермы. Они заполняли кишечник и матку, желудки и внутренности, глазницы и трещины в черепных коробках.

Действительно, тяжёлая возня.

Теперь уже обессиленные полевые рабочие взялись за свои инструменты и закончили тёмную работу, которую начали.

Поле было вспахано красным. Богатая, свежая кровь пропитала измельчённую почву, лучшие удобрения. За ними следовали другие жнецы, неся мешки со странными семенами. Семена были щедро посажены в кровавые тёплые почвы, и под светом жирной луны, они стали сразу всходить. Вскоре высоко поднялись стебли, отяжелевшие от сочных плодов, и плоды быстро обмолотили и увезли на рынок.

Жатва закончилась, только чтобы начаться снова и снова и снова…

Его пар просачивался обратно, быстро, как свет, просачиваясь сквозь каменные трещины и рёбра, возвращаясь к земляному валу склепа, откуда он пришёл.

Он не хотел возвращаться, он мог парить здесь вечно, упиваться этими святыми местами и многим другим.

«Но теперь я должен идти,» — понял он.

У него были свои поля на ферме…

Назад, назад, он плыл. Назад из горячего мяса земли, назад в тусклую местность его предков, назад к его несчастному человеческому судну.

Назад…

Как кровь, высосанная губкой, его плоть вернула себе прежний вид.

«Óна…Óна… Я благодарю тебя за такие зрелища, за таких жнецов, за такие праведные и святые дары. Я живу, чтобы служить тебе… на краю земли».

Священник открыл глаза.

И вздохнул.

— Господи Иисусе! — всрикнул Фил. — Ты напугала…

— Чёрт тебя побери, я извиняюсь.

Фил в шоке перемахнул через жёлтую линию, а затем снова свернул на обочину. Когда тень поднялась с заднего сиденья, он был раздражён.

Тенью была… Вики.

— Мне просто… мне просто нужно было с кем-то поговорить, — объяснила она. — Прости, если я тебя напугала.

Фил припарковал машину на обочине дороги.

— Да, хорошо, — согласился он. — Но тебе обязательно было прятаться на заднем сиденье моей чёртовой машины?

Она колебалась.

— Ну да. Я подумала, что так будет лучше.