― На посты вечно опаздывал, ― кисло напомнил я.

— Ну не всегда, так, иногда…

— Мне-то не рассказывай!

Ник отмахнулся от меня и продолжил вспоминать:

— А ещё кто-то из офицеров вечно на меня жаловался из-за игры на гитаре…

― Помню, когда я служил мичманом, ― внезапно начал Евгений, ― один парень целые концерты у нас на корабле устраивал. Мог сыграть буквально на чём угодно. Жаль парня, толковым был, далеко мог пойти.

― Погиб? ― предположил Фаррел.

― Отправился с Ронским, ― печально ответил Лютцев и, покачав головой, добавил, ― столько хороших людей в один миг исчезло.

Все за столом замолчали, не зная, что сказать. Тема экспедиции Ронского, унесшая с собой несколько миллионов жизней, даже тридцать лет спустя оставалась запретной для обсуждений. Это касалось не только официальных источников, но и даже таких как этот, «кухонных» разговоров.

Тишину прервал вежливый стук в дверь и совсем неожиданный гость за ней. Им оказался Роман Османов в своей новенькой форме матроса, которая ему откровенно не шла, из-за чего он выглядел, как школьник-переросток.

― Я выиграл билет, ― сообщил бизнесмен, демонстрируя нам небольшую карточку, которая изображала оный.

Сидящие за столом переглянулись. С одной стороны, билет на ужин всегда разыгрывался между мичманами, и ранее им не приходила в голову идея отдавать его матросу. С другой, все прекрасно понимали, кто такой Роман Османов. И хоть мы и нарядили его в форму матроса и понукали соответственно новому статусу, тем не менее это было своеобразное представление.

В любом случае, окончательное решение было за мной.

― Ну, присаживайтесь, матрос, ― без всякого восторга сказал я.

― Стол у нас слегка богаче по сравнению с матросским, ― ехидно заметил Николас.

С этой самой фразы, я, как, впрочем, и Джек с Евгением, судя по их лицам, поняли, что сейчас будет шоу. Мы не ошиблись. Роман не успел даже притронуться к еде, а Ник продолжил его подначивать:

― Возможно, наши вилки для тебя грубоваты ― они не из серебра.

― Никогда не пробовал есть серебряными приборами. Говорят, это вредно, ― спокойно ответил бизнесмен.

А представление и не думало завершаться.

― Жизнь вообще вредная штука. Я вот вырос на планете Тантал. Очень живописный мир… был до того, пока туда не пришла ваша семейка и не понастроила своих заводов. Сейчас там кроме специальных биокуполов нельзя находиться без противогаза.

Эту историю от него я слышал и раньше. Вряд ли это была правда, скорее, полуправда, практически неотличимая от лжи.

Планета действительно была переполнена различными, достаточно вредными для окружающей среды производствами, но процесс разрушения атмосферы там начался задолго до этого. Наиболее вероятно из-за ошибки, допущенной при терраформировании, а концентрированная промышленность просто ускорила неизбежный процесс.

― Наверное, тяжело пришлось, — достаточно безразлично сказал Роман.

― Да уж.

На этом конфликт вроде бы был исчерпан, и хоть атмосфера ужина изрядно была подпорчена, всё можно было спасти, но тут бизнесмен решил нанести ответный удар:

― Николас, вас так, по-моему, зовут? ― получив от лейтенанта кивок, он продолжил. ― Немного личный вопрос: во сколько лет вы впервые поцеловались?

Ник хмыкнул, пожал плечами и ответил наобум:

― Лет в одиннадцать…

― А я в четырнадцать, ― Роман выдержал небольшую паузу, ― на собственной свадьбе. По мне не скажешь, но помимо жены у меня имеется двое детей: мальчик Рудольф и девочка Генриета. Мне даже позволили на них посмотреть, когда им исполнилось по десять лет.

Незадолго до этой фразы мне вздумалось отпить вина, поэтому от удивления жидкость пошла не в то горло, и я закашлялся, лучше других выражая общее смятение от этой истории. Роман и не думал останавливаться:

― Мне не дали ни выбрать себе жену, ни имена детям. Вся моя жизнь была распланирована ещё до момента моего рождения, точно так же, как и жизнь моих братьев и сестёр, детей и далее. Детства у меня не было, только многочисленные уроки, вместо свиданий и игр ― тренировки, даже сны заменили специальными записями. Я бы с удовольствием родился Фоэлтоном, Фаррелом, Лютцевым, ― он посмотрел на меня, ― или Чейдвиком. Но нам не дано выбирать кем рождаться, поэтому я ― Османов. Если вы считаете меня виновным в том, что произошло с Танталом — пожалуйста. Только учтите: ожидая от меня какого-то раздражения по этому поводу, вы ничего не добьётесь. Мне плевать.

Николас был натурально уничтожен этой речью и, судя по всему, надолго потерял желание препираться с гостем. А вот Джек, хлебнув для храбрости, спросил:

― У остальных богачей такая же дрянная жизнь?

― У «остальных»? ― переспросил Роман.

― Ну, например, как их, евреи эти…

― Берштайны? Они не евреи, во всяком случае, уже несколько поколений. Но в целом что-то похожее. Наша семья с ними редко контактирует ― как никак прямые конкуренты.

― А Джонги? ― спросил я.

Бизнесмен смутился, раздумывая, что ответить.

― Это не самая приятная тема для разговоров, капитан, ― ответил Роман, — особенно за столом.

― Не, ну если уже начали… ― подначивал его Фаррел.

― Вы сами этого захотели, ― ответил наш гость и отложил в сторону вилку, одновременно слегка отодвинувшись от стола. ― В каждой семье Османовых, Берштайнов, есть «главная кровь», старший член которой руководит всей династией. Там довольно сложная система, вам это всё равно ни к чему. Суть в том, что у Джонгов до поры до времени было так же, пока несколько поколений назад какая-то сумасшедшая не принялась менять всё по своему усмотрению. Глава их рода перед «вступлением в должность» ритуально убивает своего предшественника и съедает его сердце.

Теперь закашлялись уже все сидящие за столом, кроме самого рассказчика. Лютцев с отвращением спросил:

― И все это принимают?

― Конечно, нет! Недавно, поколение назад, их семья раскололась. Но те, кто ушёл, смогли забрать с собой лишь крохи от богатства, хоть их и было большинство. Оставшиеся там наглухо сумасшедшие и не чураются ничем: инцест, каннибализм, рабство. При этом, хоть Джонги и стараются это исправить, но они остаются очень богатыми, достаточно для того, чтобы все закрывали на творящееся безумие глаза. Эти, кхм, поклонники Маркиза де Сада сейчас собираются даже продвинуть одного из своих на пост лорда-адмирала. Не думаю, что им долго осталось, поэтому моя семья очень хочет заключить с ними что-то вроде династического брака и урвать свой кусочек наследства. На мой взгляд абсолютно зря, но к счастью, это пока и не удаётся.

Сказав это, Роман бросил короткий, обеспокоенный взгляд на меня, значение которого до поры осталось для меня непонятным.

***

Несмотря на мои опасения, вечер в целом прошёл неплохо. С некоторой натяжкой можно было бы сказать, что мне понравилось, если бы не одно “но”: Роман Османов мог быть сколько угодно хорошим собеседником, знать множество историй и вообще приятным в общении человеком, но это никак не отменяло того, что он силком заставил нас с ним сотрудничать. О чём я неустанно себе напоминал после каждой хорошей мысли, направленной на его персону.

В целом, его пребывание на корабле прошло спокойно. Постепенно команда к нему поостыла, приняв за данность, что он здесь и может вполне за себя постоять.

До прибытия в систему Аркадия-Бей оставались считанные часы, поэтому все офицеры и мичманы собрались на мостике на военном совете. Вопросов было много, самый главный из них заключался в том, что делать с вражеским флотом. Блокаду необходимо было снять, и если не удастся сделать это дипломатией, то придётся применить силу.

Своенравный был готов к полноценному бою, экипаж также удалось натренировать до приемлемого уровня, но оставалась другая проблема. Во Фронтире не приходилось рассчитывать на какой-либо ремонт, и получи мы значительные повреждения, устранять их придётся самим.

Положение осложняло вести, пришедшие с Аркадии: на планету высадился десант и там гремели бои. Это сильно ограничивало меня по срокам и прямо вынуждало действовать быстро и решительно.