Хомяк был ангорский. Этот клочок пуха быстро перемещался по полу, иногда деловито мелькая в коридоре. Звали его Григорий. Странное дело, Григорий всегда появлялся на входе в комнату сына перед ужином. Садился и замирал в скорбно-скукоженной позе.

  - Сирота, ещё лапу протяни, - усмехнулся я.

  - Есть просит, - семилетний Петька взял в руки хомяка и посадил в клетку.

  В клетке хомяк всегда оживал, бежал в правый дальний угол, справлял нужду и устремлялся по лестнице из кубиков наверх, в своё гнездо. Так было и сегодня.

  - Новый подвид хомяка, хомяк культурный, вы подумайте только, не хочет у себя в доме гадить, - сказал я.

  И пошёл к столу. Здесь Лена уже тихо закипала. Её синие глаза стали холодными и серыми и метали в нас с Петькой что-то похожее на молнии. Только злиться она долго не умела, и молнии получались смешливые, или, если уж мы её совсем достали, то ехидные.

  - Сколько можно звать? Сели и любуются хомяком. Ешь, Григорий, - тут же добавила она и подложила наглому комку пуха приготовленный кружок свежего огурца. - Ефремов, хватит пропадать в планшете, я твои глаза со вчерашнего дня не видела. Петя, косоглазие будет.

  Хомяк уже сидел на столе, рядом с Петькой. Я, как и обычно, на своём месте и рядом с планшетом. Петька косил глазом в новости спорта. Григорий странным образом смотрел в ту же сторону.

  - Тридцать минут, - сказал я, складывая ногу на ногу и запихивая их под стол. При этом стол всегда приподнимался немного вверх, часто что-то проливалось или опрокидывалось, а на меня обращался раздражённо-восхищённый взгляд жены.

  - Всё как всегда, потрясающая стабильность, - сказала она своё обычное и добавила, раскладывая омлет: - Что тридцать минут?

  "Стабильность - это прекрасно", - подумал я. Пахло поджаренным яйцом, молоком и ветчиной. Горячим чаем и свежим хлебом. Я умиротворённо вздохнул и промолчал, подцепив на вилку трясущийся омлет, прихватил к нему оладью. А Ефремов-младший с набитым ртом ответил:

  - Тридцать минут назад, мам, ты сказала, чтобы мы не мешались на кухне.

  - Потому что это настоящее издевательство, не успеваешь нажарить оладий, как их уже нет, - рассмеялась жена, её глаза потеплели. Казалось, лёд треснул. Но всё-таки у девчонок полностью отсутствует логика, вот она ведь сейчас говорит про нас с Петькой, улыбается, а смотрит при этом на хомяка, застывшего с раздувшимися щеками. - Съел, ты посмотри-ка, всё съел.

  - Схомячил, - обиженно прокомментировал я с набитым ртом.

  Отпил чай, поставил кружку. На вилку. Лена рассмеялась и погладила Григория пальцем по взъерошенной макушке. "В присутствии хомяков за столом есть определённый плюс, - подумал я, вытирая пролитый чай, - всегда не понимал, для чего в доме нужны рыбы, черепахи и хомяки. А у них, оказывается, миссия. В сглаживании углов и заполнении пауз. Ну, сколько можно об одном и том же?"

  Потому что Лена сказала:

  - Надо что-то делать с домом.

  Дом был очень большим и неладно построенным. Фундамент стало здорово водить уже на третий год после покупки дачи. Дачи традиционно покупались для выращивания несинтетической еды. Оранжереи занимали большую часть сада. Садовые трамсы прекрасно справлялись со всеми огородными делами, а новая модификация ещё и косила траву без записи в напоминалку. "Два в одном", - смеялась Ленка, сидя на качелях.

  А дом всё равно постепенно съезжал с горы.

  - Да они специально продали. Поняли, что с домом проблемы, и решили избавиться от него, пока не поздно. Только мы могли купить такой дом. Нам же всегда некогда подумать. А теперь... Что делать теперь?

  Этими словами Елена открывала каждый сезон. С ехидным взглядом и уставив руки в бока. Я сначала здорово психовал, раздумывал, что можно сделать. Слушал Ленку, злился на свою совсем не строительную и не хозяйственную сущность. Листал интернет, местный и всегалактический, в поисках простого и незатратного способа остановить сползание дома, вёл задушевные беседы с друзьями. И в один прекрасный день бодро заявил:

  - Установим сваи, - сказал я, встав с Петром перед окнами дома, - здесь и здесь, и ещё четыре, сделаем обвязку.

  Петька с интересом кивал, размахивал руками, предлагая поставить ещё и вон там. Лена из окна вытягивала шею, ничего не слышала сверху, но гордилась этим нашим великим стоянием с сыном.

  А вечером, отправив кухонного трамса мыть посуду, а Петьку - спать, разложила два листка на столе перед собой и сказала, подозрительно бодро улыбнувшись:

  - Дом домом, но пора писать завещание, Ефремов. Только попробуй сказать, что ты не хочешь быть со мной после смерти.

  Я покосился на большую и радостную картинку в правом верхнем углу листка, с заголовком "Сделай свою жизнь счастливой и после смерти". Новые технологии, чёрт возьми.

  Биомехи эти. Разговариваешь с таким, вроде бы всем доволен человек, а как подумаешь, что от человека только мозг остался, так мороз по коже. Но ведь как заманчиво не умереть-то.

  А отец тогда отказался, и в завещании указал "после смерти хочу остаться человеком". Очень ему не нравилось это новшество с загробной жизнью мозга в андроиде, привезенное с Урании. Её недавно включили в наше Ближнее Галактическое Сообщество.

  - Итак, какие твои пожелания? - деланно веселым аллюром неслась Ленка. - Не тяни, Ефремов!

  Конечно, такие вопросы охота решить быстрее. Но некоторые семьи даже разводятся после отправки завещаний. Жили вроде бы вместе, жили, а после смерти, смотришь, а у половины-то твоей другие планы и в этих планах совсем нет тебя.

  Интересно, есть ли чувства после смерти, тела-то нет. Мозг-то, наверняка, теоретически хочет. А от тела ему только "ждите ответа, ждите ответа..." или "нет ответа", или "нет возможности ответить на ваш вопрос"? И это глубокомысленное "я мыслю, значит, я существую", как-то не особенно вдохновляет в реальности.