Перед ней стоял Давид:
– Неудобно вышло в кафе, прошу принять искренние извинения, вы на работе, а тут я… Но я решил дождаться вас. Я уже говорил, что художник, меня зовут Давид… А вас как зовут?
– Маша…
– Очень приятно, Машенька… Так вот… я бы хотел вас нарисовать.
Маша вздрогнула. Он назвал ее Машенькой. А она уже и забыла, что из ее обычного сермяжного имени можно создать что-то ласковое и нежное… Машенька. Именно так он ее назвал.
На следующий день наступил выходной. Утром Маша встала, надела красивое платье, впервые за долгое время накрасилась. Глядя на смотрящего с любопытством Павла, она улыбнулась:
– У начальницы юбилей. Сегодня отмечаем.
Павел пожал плечами и отвернулся.
– Вот так, Машенька, вот так… еще поверните головку вправо, вот так, да. – Давид, едва касаясь, немного развернул ее плечи.
Машенька…
Знакомое чувство нахлынуло, захлестнув с головой. От каждого прикосновения Давида словно било током, словно переворачивало с ног на голову. Но что-то было не так. Так не должно было быть.
– А как? Как должно быть? – про себя спросила Маша.
Ответа не последовало.
А дальше всё было так, как в романе, который когда-то читала Маша. Давным-давно читала, еще в Карачеве. В комнате все так наэлектризовалось, что пошли молнии, и прикосновения Давида стали более настойчивыми, лицо ближе, и Маша закрыла глаза…
– Машенька…
Она почувствовала тепло губ у себя на шее, все поплыло…
– А как? Как должно быть? – спрашивала Маша саму себя…
– Не так. – Вдруг отчетливо услышала она ответ и раскрыла глаза.
– Знаете, Давид, – решительно отстранилась она от него. – Не надо меня рисовать!
– Но как же… Машенька… Почему? Почему не надо?! У вас такой образ…
– И Машенькой меня не зовите! Не надо…
Она резко встала, схватила пальто, сумку и выбежала прочь.
Дома было тихо. Павел спал на диване. Рядом валялась пустая бутылка из-под пива. Громко тикали часы.
Маша зашла на кухню и закрыла за собой дверь. В окне зажегся желтый фонарь. В плошке на подоконнике отцветала красная герань. Холодильник вздохнул и перестал урчать. Было очень тихо.
– Так как должно быть-то, а? – прошептала Маша фонарю. – Как должно быть?
Фонарь только качнулся в ответ и промолчал…
Жука Жукова
Нейронная сеть
Мы вместе кино смотрели, а на экране в кадре город симпатичный ненашенский такой. Я говорю:
– Интересно, а где это снимали.
А он мне:
– Это Таллин.
– Откуда знаешь?
– Номера у машин таллинские.
Мы дальше кино смотрим – и тут у меня догадка:
– А когда мы по дороге едем и ты орешь: «Эй, Челяба, поворотник включи, долбоклюй Уральских гор». Это ты не просто так орешь?
– Нет. Это значит номера у него 74 или 174.
– А у Тывы знаешь?
– 17.
– Пермский край?
– 59, 181, 159.
– То есть ты все номера всех регионов знаешь?
– Ну да.
– Ты их зубрил?
– Да как-то сами по себе запомнились…
Он не знает, в каком ребенок классе. Я ему год уже говорю: «В седьмом», он кивает и тут же забывает.
Со списком в магазин посылаю, там уже не просто список, там схема: киноа – 2 пачки, рядом с молочным отделом, три отдела левее винно-водочного.
И он не находит! Или забывает. Или не знаю, что происходит. Я бы просто вскрыла ему черепуху и посмотрела, что там внутри.
Список, наверное, автомобильных кодов регионов России. И пара грязных мыслишек. И много воздуха. «Само по себе запомнилось…»
А он орет: «Мне вскрыть черепушку? Мне? Вот ты скажи, как ты из списка трех тысяч семисот шести друзей идентифицировала мою бывшую только на основании того, что у нее ИП.
Приперлась в ее магазин женского белья и с криками: «Можем себе позволить» и «ОН просил не жаться», купила у нее трусы в дырку за тридцать штук… Как, скажи мне, как ты ее вычислила?»
Господи, а это тут при чем? Это-то элементарно!
Охотник
Так смешно было вчера. Идем по улице с Маринкой и ее мужем. Она мне рассказывает, как романтично они на Бали съездили и как муж ей там что-то подарил, а потом что-то принес, в общем, что-то радостное было ужасно.
И вот мы идем по улице, а я краем глаза вижу, что сбоку у магазина Галька стоит попой кверху, сумка на земле, а она нагнулась и в ней копается. Видно только ноги и попу – ну, ракурс такой.
И Маринка ее видит, но мы мимо проходим, делаем вид, что не заметили, беседой увлечены. Потому что мы с Галей уже полгода не общаемся.
А еще я отчетливо понимаю, что муж Маринкин тоже заметил и узнал Гальку. И, самое главное, я вижу, сообщить нам об этом хочет. Мы же мимо прошли, не заметили, а он увидел! Засёк! Радостный такой!
А я-то знаю, что это не самый лучший вариант развития сюжета, ведь мы с Галей уже полгода не общаемся, а теперь, видимо, и совсем не будем!
Но поздно! Если бы я даже на него в этот момент с сеткой рыболовной накинулась, повалила на землю и двумя руками сонную артерию пережала, он бы все равно успел восторженно крикнуть жене! Он охотник, он узрел дичь и жаждет сообщить об этом хозяину:
– Смотри, Марин, там Галя…
Маринка хмуро смотрит на него:
– Я-то вижу, что там Галька. А вот как ты это определил, милый, по ее заднице?
– Ну я э-э-это, я вообще не по заднице, я потом, когда мы прошли, я обернулся и увидел, что там у нее лицо… э-э-э-это спереди.
– Ай, не ври, никуда ты не оборачивался, ты прям четко по жопе идентифицировал…
– Неправда, я обернулся… потом… Скажи, а?
И он смотрит на меня.
Капец, лучше молчи, лучше иди и просто молчи, не закапывай себя.
– Ну ясно, а вот скажи, часто это ты оборачиваешься на баб, которые кверху жопами стоят? Все время или у тебя избирательная система какая?
– Да я никогда, просто там… ну… бэ-э-э…
– Я вчера на остановке стояла, семафорила, прыгала, руками махала, на дорогу выбежала и под колеса тебе кинулась, а ты все равно не заметил, мимо проехал. А может, мне надо было просто кверху жопой встать? Или лучше Гальку позвать?
И вот какая метаморфоза: муж из охотника превращается сперва в барана и что-то блеет, а потом в рыбу и молча ловит воздух ртом, а потом…
А потом я ушла. У меня другие дела еще были.
Бонжур, гламур
В самом гламурном ресторане Москвы были, где еда не очень, но заведение модное, поэтому все причмокивают.
У меня брюки с высокой талией и короткий пиджак – так, чтобы стильно и не было заметно, что старалась-одевалась-весь шкаф перемерила.
Как будто первое попавшееся надела: «не заморачиваюсь со шмотками, девочки, иначе где взять время о душе подумать».
Приходим большой компанией, нас встречают и к столику ведут.
Стол большой, можно сидеть лицом к стене, а можно лицом к залу и огромному окну, из которого чудесный вид на Москву открывается.
Я, естественно, лицом в зал сажусь, не могу лишать прекрасного других посетителей.
Заказываем напитки, обсуждаем просекко на аперитив и тут я вижу, что за соседний столик хрена какого-то приводят.
Кривой, с красной рожей, нечесаный – вообще не нашего круга.
И видно, что больной чуток: то башка у него дергается, то рот съезжает в сторону вдруг от нервного тика, а глаз примаргивает.
И геморрой на лицо, потому что он ерзает все время на стуле и перекатывается, то на одном бочке попы посидит-покряхтит, на другой перевалится.
И все это передо мной. Я в какую сторону ни посмотрю, глаз все равно на него магнитом возвращается.
Просто вот бы вперилась и смотрела как гадкий фильм какой-то, когда мухи изо рта у героя ползут вереницей, тебя тошнит, а ты оторваться не можешь, вот уже блеванешь сейчас, но мерзость завораживает.
