Алетта кивнула.

Стараясь сдержать гнев, колдун с такой силой сжал кулаки, что костяшки его пальцев побелели. Он продолжил всё тем же спокойным безэмоциональным голосом:

– Я же велел тебе этого не делать. Это опасно.

– И что в этом опасного? Меня не видела ни одна живая душа. Если, конечно, не считать лесных зверей и рыб из речки. В этом проклятом месте нет никого, кроме нас!

Мужчина промолчал.

– К тому же я не могу это контролировать, – пожала плечами его дочь.

Тот нахмурился:

– Это неправда. Ты можешь. Ты должна. Если ты не научишься контролировать свой дар, он начнёт контролировать тебя. – Манео тяжело вздохнул. – Я чувствую, это ещё не всё, что ты должна мне рассказать. – Колдун не обладал даром телепатии, но когда растишь ребёнка с младенчества и долгие годы находишься с ним неразлучно, волей-неволей учишься его чувствовать. Алетта нехотя кивнула. – Я слушаю.

– Водопад успокоил мою душу. Но мне было так жарко от бега, чудовищно хотелось пить, и я спустилась к реке. Я склонила голову к воде и вдруг увидела отражение какого-то существа…

– Тебя удивило твоё отражение?

– Это была не я. Оно стояло рядом со мной. Такое похожее на меня, но всё же немного другое. Я сразу же обернулась… Но позади никого не оказалось.

– Алетта, но ведь над рекой бушевала буря. Она взбудоражила воду, отражение исказилось, и тебе просто показалось…

Девочка недоверчиво приподняла бровь. Она была умна не по годам, и потому это объяснение её не удовлетворило.

– Нас было двое, мне не могло показаться. Тем более что это случилось не в первый раз. Не надо лгать мне, я уже не ребёнок. И я хочу знать правду.

Одри

Одри любила петь во время работы, но сегодня она молчала. День не задался с самого утра. Сперва она сожгла булочки со смородиной, а потом случайно добавила в тесто для хлеба вдвое больше соли, чем того требовал рецепт. Новая порция выпечки уже румянилась в духовке, но девочке не нужно было за ней следить, мама сказала, что лично проконтролирует готовность, чтобы не повторять недавнее фиаско.

Тогда, желая чем-то занять свои руки, Одри взяла пересоленное белое тесто и принялась тянуть его, раскатывать и скручивать. Она славилась на всю округу своим оригинальным фигурным хлебом. Две её работы, большой круглый венок со множеством мелких деталей и высокий сноп пшеницы, оба выкрашенные яичной краской и запечённые до блестящей золотисто-коричневой корочки, были даже выставлены в витрине их булочной. Её отец любил, бывало, шутить, что, как только за стеклом появились эти невероятные шедевры, все их конкуренты разом разорились. Смешнее всего эту шутку делал тот факт, что никаких конкурентов никогда и в помине не было. В Лаллгрове проживало всего четырнадцать семей, и родители Одри владели единственной пекарней на много миль вокруг.

Воспоминание о любимой шутке отца вызвало на лице девочки лёгкую улыбку, и она стала месить тесто вдвое энергичнее. На следующей неделе в их деревеньке планировался грандиозный праздник, и она обещала матери в честь такого события испечь новый образец для витрины. Размеренно вдыхая аромат тёплых дрожжей, Одри полностью поддалась порыву, и её тонкие изящные пальчики принялись выплетать из теста новое творение. Как и всегда, она просто доверилась своему таланту и сама толком не знала, что должно было получиться в итоге. Сперва посреди засыпанного мукой стола появился высокий холм. Затем его облепили крошечные домики. Девочка ловко примяла тесто закруглённым кончиком ножа, и холм покрыли узенькие лесенки, поднимающиеся от подножия к самому верху, где следом тут же был вылеплен замок со множеством остроконечных башен. Одри с восхищением осмотрела получившийся город. Он показался ей смутно знакомым, будто она видела его когда-то во сне. Но каравай оставался каким-то незаконченным, словно на нём отсутствовало нечто очень важное.

– Что бы нам сюда добавить, как думаешь, Тень? – прошептала себе под нос девчушка.

– С кем это ты там разговариваешь? – Голос её матери эхом разнёсся по пекарне. Она, как всегда, была начеку.

– Ни с кем.

На широкой деревянной лестнице послышались тяжёлые шаги, и минуту спустя в комнате появилась краснощёкая женщина в фартуке, испачканном мукой. Она резко опустила на стол большой поднос с выпечкой, отчего в воздух взмыло облако муки, на секунду почти скрыв мать девочки из виду.

– Мы уже говорили об этом, Одри. Ты не в том возрасте, чтобы общаться с воображаемыми друзьями.

– Прости. – Девочка пристыженно опустила глаза. Её мама всегда была понимающей и добродушной, но одного упоминания о Тени было достаточно, чтобы вывести её из себя.

Та же существовала в сознании Одри столько, сколько она себя помнила. Тень была такой же реальной, как сама девочка, её мать и память о её недавно почившем отце. Они часто болтали по ночам, казалось, она всегда готова была выслушать, понять и дать мудрый совет. Одри понимала, что это не нормально, но ничего не могла с собой поделать. Порой ей даже думалось, что, отказавшись от этого воображаемого друга, она перестанет быть самой собой. И потом, такой ли уж воображаемой была Тень? Ведь кто, если не она, направлял сейчас руки девочки, чтобы та закончила фигурный хлеб? Она смочила пальцы, окунув их в маленькую мисочку с водой, и те быстро сплели воедино несколько небольших кусков теста.

Мать вытерла руки о фартук и, встав позади дочери, стала наблюдать за её кропотливой работой. Потом она подошла поближе, чтобы как следует рассмотреть каравай, и с её губ вдруг сорвался полный удивления вздох.

Он вернул Одри к реальности, и та сделала пару шагов назад, чтобы оценить своё творение. Без сомнений, это была самая прекрасная из всех её работ. Теперь, когда девочка добавила последние штрихи, композиция обрела наконец завершённый вид. Сбоку от замка появились две лошади, они стояли лицом к лицу, склонив головы в обоюдном поклоне. Женщина, прищурившись, вглядывалась в их фигуры. Нет, это были не лошади. Хлеб украшали два единорога.

Она прижала ладонь к щеке, которая вдруг стала холодной, словно лёд. В глазах её потемнело, и женщина медленно сползла на пол прежде, чем дочь успела понять, что происходит. Испуганная девочка тут же бросилась к маме, но та уже была без сознания.

Алетта

Стараясь собраться с мыслями, колдун разглядывал серый каменный пол. Затем он налил себе бокал рубинового домашнего вина и присел на скамью у стены, прямо напротив Алетты, что всё так же стояла посреди комнаты.

– Я знал, что настанет день, когда ты захочешь узнать правду, – медленно произнёс он. – Не по своей воле я скрывал её от тебя все эти годы. Я старался тебя защитить. Ты точно готова?

Глаза девочки вспыхнули невиданным прежде огнём:

– Готова.

– Тогда слушай.

Манео достал палочку и разжёг в камине огонь, его дочь тут же уселась поближе, чтобы согреться, с её волос всё ещё капала вода. Мужчина мысленно вернулся обратно в Эссендор и сбивчиво принялся рассказывать о происшествии тринадцатилетней давности.

Алетта наблюдала за ним с удивлением, она впервые видела его таким взволнованным и неуверенным. И для того, как оказалось, была веская причина. Он не был её отцом. Их в принципе не связывали никакие родственные узы. Она оказалась дочерью великой королевы Бии и её супруга. Выходит, она сирота. О смерти королевской четы было хорошо известно даже в их захолустье. Пожалуй, в королевстве не было ни одного человека, кто не знал бы этой истории. Полночный единорог покинул Эссендор, народ остался без защитника, и тогда король с королевой погибли при загадочных обстоятельствах.

– Но твои родители знали об опасности, – продолжал Манео. – И они доверили свою наследницу мне, чтобы я спрятал тебя и защитил.

Теперь всё встало на свои места. Девочка с детства искала сходство с отцом, но никогда его не находила. Крепкая, крупная, круглолицая Алетта совсем не походила на астеничного Манео. И потому она всегда считала, что полностью переняла внешность своей матери, не взяв от колдуна ровным счётом ничего.