Его отец Ульрих, художник, родился 11 апреля 1853 года, через двенадцать дней после еще одного будущего художника, Винсента Ван Гога. Сын ткачихи Ульрих покинул дом в возрасте пятнадцати лет, чтобы обучаться искусствам в Германии. Побывал он и в Нидерландах, потом вернулся в родной Арбон и открыл там художественную мастерскую, а в 1882 году женился на женщине Филиппине Виденкеллер (рожденной 9 февраля 1854 года), из рода плотников и лодочников. Представители семейств Роршах и Виденкеллер и раньше часто роднились между собой, обмениваясь женихами и невестами.
Первой родилась дочь Клара – в 1883 году, но она умерла в возрасте шести недель. Еще через четыре месяца скончалась сестра-близнец Филиппины. После этих тяжелых ударов судьбы пара продала студию и переехала в Цюрих, где осенью 1884 года Ульрих открыл школу прикладных искусств. Переезд в большой город при отсутствии стабильного дохода был нетипичным поступком для швейцарца Ульриха, ведь жизнь в Швейцарии очень размеренна и не терпит потрясений. Но, должно быть, он и Филиппина хотели, чтобы их следующий ребенок появился на свет в более благоприятной обстановке. Герман родился 8 ноября в 10 часов утра, в доме № 278 по улице Хальденштрассе, в цюрихском районе Видикон. Дела в школе искусств Ульриха шли прекрасно, старший Роршах нашел хорошую работу, став учителем рисования в средней школе города Шаффхаузен, расположенного в трех милях к северу от Цюриха. В этом городе и рос маленький Герман.
Шаффхаузен – небольшой город со зданиями и фонтанами в стиле эпохи Возрождения. Он стоит на берегу Рейна – реки, образующей северную границу Швейцарии. «На берегах Рейна луга перемежаются лесами, деревья которых отражаются, как призрачные тени, в темно-зеленой воде», – говорится в путеводителе того времени. Нумерация домов в Шаффхаузене еще не применялась, так что у каждого здания было имя – Пальмовая Ветвь, Дом Рыцаря, Фонтан – и узнаваемые детали: каменные львы, расписные фасады, выступающие окна, распахивавшиеся наружу, словно гигантские часы с кукушкой, горгульи и купидоны.
Но город вовсе не выглядел застрявшим в прошлом. Мунот – внушительная круглая башня на покрытом виноградниками холме, окруженная рвом и являющая восхитительный вид со своих стен, – была построена в XVI веке и отреставрирована в XIX, став достопримечательностью для туристов. Была построена железная дорога, а новая электростанция вовсю эксплуатировала энергетический потенциал бурных потоков реки. В месте, где Рейн вытекает из Боденского озера, расположен Рейнский водопад, низкий, но достаточно широкий, чтобы считаться крупнейшим водопадом в Европе. Знаменитый британский художник Уильям Тёрнер рисовал эти водопады в течение сорока лет. На его картинах водный массив представал, скорее, как горный хребет, а сами горы растворялись в наслоениях цвета и света. Воспоминания о посещении водопада можно найти в заметках автора «Франкенштейна», Мэри Шелли: «Водяная пена обильно падала на нас… посмотрев вверх, мы увидели гребень водопада, скалу и облако – и чистое небо, просвечивавшее сквозь сверкающую, находящуюся в непрерывном движении водяную вуаль. Это было новое для меня зрелище, превосходившее все, что я когда-либо видела прежде». Как говорится в путеводителе: «Тяжелая водяная глыба надвигается на вас, как неумолимый темный рок. Она обрушивается, и все, что казалось прежде прочным, начинает двигаться и жить».
После того как 10 августа 1888 года в Шаффхаузене родилась сестра Германа Анна, семья арендовала новый дом на расположенном в двадцати минутах ходьбы к западу от города крутом нагорье Гайсберг. Там 10 декабря 1891 года появился на свет младший брат Германа, Пауль. Их новый дом, стоявший в окружении лесов и полей, был более вместительным, чем старый. С большими окнами и крышей мансардного типа, он больше походил на французское шато, нежели на швейцарское шале. Герман быстро сдружился с детьми арендодателя. Вдохновленные историями Джеймса Фенимора Купера о приключениях Зверобоя, они играли в американских первопроходцев и индейцев. Герман и его друзья шныряли меж деревьев вокруг расположенного поблизости гравийного карьера и разыгрывали похищение Анны, которая была в их компании единственной «белой женщиной».
Такова была почва, на которой сформировались его счастливейшие детские воспоминания. Герман любил слушать шум океана, которого он никогда не видел, прикладывая ухо к морской раковине, привезенной из дальних странствий родственником арендодателя, странствующим миссионером. Он возводил игрушечные деревянные лабиринты и запускал туда своих питомцев – белых мышей. Когда, в возрасте восьми или девяти лет, он слег с корью, отец вырезал из папиросной бумаги очаровательных кукол, и Герман играл с ними, устраивая кукольные танцы в коробке со стеклянной крышкой. Во время прогулок Ульрих посвящал своих детей в историю прекрасных старых зданий города и объяснял им значение зашифрованных в архитектуре символов. Он читал детям книги, ловил вместе с ними бабочек, учил их названиям деревьев и цветов. Пауль рос активным пухлым карапузом, в то время как Герман, по воспоминаниям его кузины, «мог подолгу смотреть в одну точку, погруженный в раздумья. Он был воспитанным ребенком, всегда сохранял спокойствие, как и его отец». Эта же кузина рассказывала девятилетнему Герману сказки: «Гензель и Гретель», «Рапунцель», «Румпельштильцхен», «которые он очень любил, поскольку имел мечтательную натуру».
Филиппина Роршах, добродушная и энергичная женщина, любила развлекать своих детей старинными народными песнями и превосходно готовила. Любимым блюдом у ребят был фруктовый пудинг с кремом, а каждый год она отправляла всем коллегам своего мужа по жареному поросенку. Собственные родители Ульриха сильно не ладили между собой, и однажды он понял, что они на самом деле никогда не любили друг друга. Так что для него было очень важным создать для своих детей атмосферу домашнего уюта, любви и заботы, которой он был лишен сам. С помощью Филиппины ему это удалось. Над ней можно было подшутить – зажечь бенгальский огонь под ее широкими юбками, что, по воспоминаниям кузины Германа, однажды и случилось, – и она нисколько не обиделась бы, а принялась смеяться вместе со всеми.
Ульрих, в свою очередь, был уважаем и любим своими коллегами и учениками. По воспоминаниям современников, у него был небольшой дефект речи (неизвестно доподлинно, какой именно, но, скорее всего, легкая шепелявость), который «он мог, однако, побороть, когда старался». Это делало его необычайно замкнутым, но он был доброжелательно настроен по отношению к ученикам во время экзаменов, всегда тепло их приветствовал и шептал слова одобрения. «Я все еще могу ясно представить этого всегда готового помочь человека перед собой. Он встает перед моими глазами спустя больше чем полвека», – вспоминал один из студентов. Ульрих мог полчаса исправлять ошибку в ученическом рисунке, терпеливо проводя линию за линией и стирая ошибки студента, «до тех пор, пока перед глазами не появлялась правильная картинка, нисколько не отличавшаяся от образца. Его способность запоминать формы была потрясающей, его линии были абсолютно точными и правильными».
Несмотря на то что швейцарские художники в то время не учились в университетах и не получали гуманитарного образования, Ульрих был человеком высокой культуры и широкой эрудиции. Когда ему было за тридцать, он стал издателем небольшого сборника поэзии «Дикие цветы: стихи для сердца и ума». Многие из вошедших в книгу стихотворений он написал сам. Его дочь Анна утверждала, что он знал санскрит. Действительно ли он знал этот древний язык или говорил на поддельном санскрите, чтобы разыграть детей и развлечь себя?
В свободное от работы время он написал стостраничный «Очерк по теории формы, составленный Ульрихом Роршахом, учителем рисования». Это был не просто сборник школьных лекций или упражнений, а серьезный трактат, открывавшийся такими главами, как «Пространство и пропорциональное распределение в нем» и «Время и временные отрезки». От рассуждений о свете и цвете Ульрих двигался к описанию «основных форм, создаваемых при помощи концентрации, вращения и кристаллизации», а затем настраивал читателя на «ознакомительную прогулку по Царству Формы»: тридцать страниц своеобразной энциклопедии визуального мира. Вторая часть освещала «Законы Формы» – ритм, направление и пропорцию, которые Ульрих находил повсюду: в музыке, древесных листьях и человеческом теле, греческой скульптуре, современных турбинах и армейской эстетике. «Ну кто из нас, – размышлял Ульрих, – не обращал свой взор и воображение, часто и с удовольствием, на постоянно видоизменяющиеся формы и движение облаков или тумана?» Произведение заканчивалось рассуждениями на тему человеческой психологии: наше сознание, писал Ульрих, управляется базовыми законами формы. Это была глубокая и продуманная работа, однако не получившая широкого практического применения.
