– Твоя супруга и твои близкие теперь в безопасности. И если бы тогда послушался меня и сразу отправил Дарью Александровну ко мне в институт, то ничего этого бы не было. – Павлов несколько утихомиривается.
– А не припомните, любезный Иван Петрович, кто в… той истории лично принимал отречение императора? Таких нужно только давить как тараканов. Перевоспитаться они не смогут. Отстреливать, как бешеных собак!
– Пока что Бешеным называют тебя… Да помню я всё! И вполне с тобой согласен. – Академик вроде успокаивается. – Только действовать надо не так явно. Один раз эсеры в качестве исполнителей и проскочат, а потом? Возмущение и недовольство в обществе, как следствие – открытый саботаж всех решений регента. У нас сейчас еще недостаточно сил для открытой борьбы. Пока что все, на что можем рассчитывать, – твой батальон, корпус Келлера и, возможно, Деникин со своими Железными стрелками и Каледин с отдельными верными частями. Остальные либо будут колебаться, либо открыто выступят против. Да и помимо армии… Вот надо будет тебе срочно перекинуть своих бойцов в Питер, столкнешься с саботажем путейцев, которые загонят эшелон к черту на кулички, – и что? Будешь обходчиков на рельсах расстреливать?
– Буду расстреливать тех, кто это организует. На каждом перегоне брать начальника станции с собой и, если что, – сразу у насыпи пулю в лоб. И чтобы он об этом заранее знал!
Павлов молча смотрит на меня, затем сокрушенно вздыхает:
– А если на тебя сейчас навалится вся эта судейско-адвокатская… стая?
– Поищут свидетелей в ресторане, на Невском, в синематографе. Ну, приехал офицер с фронта, дорвался до удовольствий, нажрался в меру дозволенного и поехал на квартиру отсыпаться.
– Да не поможет это всё! Глазом моргнуть не успеешь, разжалуют, лишат всего и посадят.
– Ну, это вряд ли. Скорее всего, уеду куда-нибудь подальше, в спокойную страну…
– Уедет он… В Сибирь ты уедешь! И хорошо, если по дороге не грохнут… Ладно, оставим пока эту тему. Но будьте любезны, господин капитан, больше никакой самодеятельности, – Иван Петрович «выпускает пар» и переводит разговор в более конструктивное русло: – Я уже практически отработал технологию получения очень интересных веществ, с помощью которых можно легко воздействовать на психику…
– Скополаминчиком хвастаетесь, господин академик?
– Уже известили? – Павлов, впрочем, не выглядит удивлённым.
– Да, Петр Всеславович обо всём рассказал.
– Еще один сторонник силовых методов! – хмыкает Иван Петрович вполне безобидно. – Повторюсь, я не против ваших действий, но считаю, что поры до времени работать надо тихо и незаметно. А жёсткие акции приберечь на последний момент и проводить быстро, неожиданно и сразу во многих местах… А пока использовать новейшие достижения химии. В частности, кроме упомянутого скополамина есть еще такие «лакомства», как ЛСД и псилоцибин. Пришлось повозиться на пару с Голубевым, но результаты очень даже неплохие. Он, кстати, сказал, что при должном использовании их можно с успехом применять при лечении той же шизофрении…
– Ага, сначала посадим на иглу, а потом будем лечить. Кстати, напомните мне, пожалуйста, господин академик, в смысле – товарищ майор, ЛСД-28, случайно, не классифицируется как боевое отравляющее вещество психохимического действия?
– Даже если и так? По-моему, это всё же лучше, чем стрелять направо и налево. Я имею в виду, что шума будет не в пример меньше… Ладно, наливай свой чай, и поговорим о дальнейших делах.
Наполняю посуду круто заваренным чаем, не успевшим остыть за время павловских пассажей, и с нетерпением жду продолжения. Академик с видимым удовольствием делает пару глотков, затем возвращается к беседе:
– С Николаем дела обстоят неважно… На престол ему уже не вернуться. Состояние по-прежнему тяжёлое, но о погосте речь уже не идёт. Скорее всего, на ближайшей неделе придётся ампутировать два пальца на руке – гангрена. На лице останутся следы от ожогов, хромать будет – связки повреждены. Да и сам он считает, что это ему – кара небесная.
– Я так думаю, есть за что. В такую задницу страну загнать!.. А медицина, значит, бессильна, другими делами занимается, грибочки интересные выращивает, – позволяю себе немного поехидничать.
– Во-первых, антибиотики пока только зарождаются как класс лекарств, причём давать что-либо без достаточных клинических испытаний данному конкретному пациенту – по меньшей мере верх глупости. – Павлов не обращает внимания на моё ерничание. – А во-вторых, я там не единственный врач. С Боткиным общий язык нашёл, но вот этот хренов Гришка с помощью Аликс доставляет немало проблем. Боится свою выгоду упустить, вот и нашёптывает. Это ему не так, то не этак. И Николая специально уморить хотим, и не от Бога эти все лекарства да аппараты…
– Так, может, в речку его, пока льдом не покрылась? Или князиньке Юсупову намекнуть, чтобы шевелился побыстрее?
– Не надо, с ним я как-нибудь сам… поработаю. А вам, Денис Анатольевич, задание посерьёзней предстоит. Через неделю Федор Артурович будет в нашем институте, великий князь Михаил тоже должен приехать. Указ о назначении его регентом вчера подписан, завтра-послезавтра объявят. На опекунство Николай с Аликс не решились, в основном из-за мадам Брасовой. Император сказал, что не собирается отдавать воспитание сына в руки этой… Михаилу Александровичу придётся назначить Регентский совет, вот он и хочет выслушать наше мнение. Но помимо этого, открою маленький секрет, назначит вас офицером на должности флигель-адъютанта. Не волнуйтесь, батальон по-прежнему остаётся под вашим командованием. В том числе и для ценза. Не смогли мы пока вас сделать подполковником, но стараниями Келлера орденов у вас теперь полный комплект. И запись в формуляре имеется, мол, заслужил все награды, положенные в его чине.
– Как это – все? – удивляюсь вполне искренне.
– А вот так. Станислав третьей степени с мечами и бантом за успешное задержание в прифронтовой полосе германского шпиона, оказавшего со своим подручным вооруженное сопротивление. И Анна третьей степени с мечами и бантом за получение в пятнадцатом году в германском тылу важных разведывательных сведений, ныне полностью подтвердившихся. Как говорили… м-м-м… в другом месте и в другое время – «награда нашла героя». Так что примите мои поздравления, но сейчас разговор не об этом. – Иван Петрович делает еще несколько глотков из своей чашки и продолжает, стараясь говорить тише: – Надо решать вопрос с германским фронтом. Сепаратный мир и выход из Антанты нам не нужен – Германия и так обречена. Слишком активных действий, как того хочет наш генерал Келлер, нам делать тоже не дадут. Я имею в виду англичан с французами. Сами знаете, по их планам наша задача – оттягивать на себя как можно больше немцев, не имея при этом никаких успехов. По их цивилизованному мнению, не должны мы выиграть эту войну, Денис Анатольевич, должны только обескровить себя и противника. Чтобы они потом захапали обе страны. Поэтому мы предложили великому князю Михаилу устроить «странную войну», как это было в тридцать девятом. Фронт будет, стрельба – тоже, но кровь лить очень сильно воздержимся.
– А те же англо-французские пастухи, что, молча будут на это смотреть?
– Основной причиной пассивности будет саботаж зажравшихся вконец чиновников и террористическая деятельность всяких там революционеров. Причём и то, и другое должно иметь явный германский след… Как и что делать конкретно – поговорим в институте, но по-любому должно быть решено на самом высоком уровне. А чтобы обеспечить встречу этих высоких договаривающихся сторон, и нужен этот самый «офицер на должности флигель-адъютанта» с самыми широкими полномочиями. И батальон его головорезов для безопасности, скрытности и успешности проведения переговоров. Я имею в виду, чтобы никто и ничто не смогло помешать.
– И как, Иван Петрович, вы это себе представляете?
– В институте до сих пор находится знакомый вам гауптман фон Штайнберг со своим заместителем. Они уже раскололись до самого донышка и теперь маются неизвестностью относительно своей дальнейшей судьбы. Гауптман признался, что работает на разведотдел германского генштаба, который возглавляет полковник Вальтер Николаи. Данный господин вхож в ближайшее окружение кайзера, насколько мы знаем, имеет право личного доклада Вильгельму.
