Я уже сидела у зеркала, а Велизия расчесывала мне волосы, как в дверь постучали.

Я переглянулась с Велизией, но кивнула, чтобы она открыла. Сама же, не найдя халата, юркнула под одеяло.

Можно было бы попытаться одной надеть синее платье, которое носят в Академии, но я не рискнула, побоявшись, что не справлюсь без помощи со вшитым внутрь корсетом.

Велизия, выдержав паузу и не обращая внимания на становившиеся всё более сердитыми постукивания, наконец, приотворила дверь, но так, чтобы у стучавшего не было ни единого шанса увидеть, что происходит внутри.

– Доброго дня! – послышался высокий гнусавый голос. В его тоне сквозило лёгкое замешательство, смешанное с обидой и нетерпением.

– Доброго, господин, – ровно ответила Велизия и даже умудрилась сделать книксен, не приоткрывая больше дверь ни на сантиметр.

–Я пришёл к новой адептке, – тут говоривший повысил голос, вероятно, рассчитывая, что я его услышу. – И у меня нет времени разговаривать в коридоре!

– Извините, господин, но я не могу вас сейчас пустить, – мягко возразила Велизия. Всё-таки матушка умела прививать хорошие манеры даже слугам! – Госпожа приняла ванну и не одета. Если вы зайдёте вечером, после того, как она вернётся со встречи с куратором, назначенной через сорок минут…

– Ах, осталось сорок минут! – вскрикнул гнусавый голос таким тоном, что мне стало жаль его обладателя.– Надо торопиться. Прочь с дороги!

И не успела Велизия мягко возмутиться, как послышалось короткое заклинание, и служанка остолбенела, застыв с поднятой рукой, которой хотела поправить причёску. Велизия всегда так делала, когда нервничала.

Я же сильнее закуталась в одеяло, дрожа всем телом и представляя, что сейчас произойдёт. Незнакомец ввалится в комнату, а я даже пикнуть не посмела!

Дверь открылась, Велизия, как послушная кукла на шарнирах вместо суставов, неуклюже отошла в сторону и присела на стул с ничего не выражающим лицом. Она будто находилась во сне или в трансе.

Я приготовилась кричать, но не успела. Вошедший, щуплый мужчина с искореженным телом, но очень красивым лицом, приложил палец к губам, призывая меня молчать. Несмотря на горб и то, что одна рука была длиннее другой, а ноги напоминали тролльи подпорки, двигался он очень плавно, будто парил по воздуху.

Незнакомец нёс саквояж размером с чемодан, который берут изгнанные из империи в новую жизнь, полную лишений, с таким видом, будто это была плоская папка для бумаг.

Плюхнув его на туалетный столик возле зеркала, горбун произнёс:

– Не бойтесь меня, госпожа. Здесь такие порядки: чуть приезжает драконица, так я должен рвать когти и спешить к ней, будто случилось событие имперского значения! Ну, давайте, милочка, вылезайте из кокона и садитесь в кресло!

Говоря всё это, горбун раскрыл саквояж, из которого тут же, повинуясь движению руки, сами собой выплыли парикмахерские принадлежности. Множество расчёсок, набор шпилек, перевязанный белой атласной лентой, и всевозможные штуки для завивки и создания причёсок невероятной сложности, каких мне никогда не делали в Саклене.

– Но я не одета, – сказала я последний аргумент, на который горбун только хмыкнул и возвёл к потолку глаза:

– Мне без разницы, – ответил он с лёгким призрением. – Я маэстро Фукон, который видел почти обнажёнными самых видных красавиц империи. Да что мне перед вами распинаться, госпожа! Простите за прямоту, но вы не в моём вкусе. Совершенно.

И маэстро одарил меня взглядом, в котором сквозила жалость. Я вспыхнула и закусила губу, чтобы не расплакаться. Сама знаю, что не идеальна, и от моей красоты не падают в обморок, но не всё так плохо. Зеркало говорило, что я вполне привлекательна.

Уловив мой взгляд, маэстро тут же оживился, будто прочитал мысли:

– Не верьте зеркалам, госпожа. Они лгут в угоду хозяевам. Маэстро Фукон сказал вам правду, но в его силах сделать так, чтобы окружающие увидели в вас что-то такое, что будет притягивать их посильнее хорошенького личика.

И цирюльник, а это, судя по всему, был он, сделал жест рукой, растопырив пальцы, как манерные лицедеи в театре, когда хотят выразить своё восхищение окружающей красотой.

– А моя служанка? Можно вернуть её в прежнее состояние? – спросила я, выскользнув из-под одеяла, и с опаской посмотрела на Велизию, безучастно смотревшую перед собой.

– Она будет мешать,– твёрдо возразил маэстро и указал на кресло перед зеркалом. – Некоторые не способны мыслить широко.

Я вздохнула и подчинилась, предварительно уточнив у цирюльника, обязательно ли то, что он собирается сделать.

– Каждая драконица должна подчиняться внутренним распорядкам Академии и на время забыть о своей женской сути, – назидательным тоном произнёс маэстро и тут же снова возвёл глаза к потолку. – Да не закрывайтесь, милочка, я же уже вам сказал. Видеть девиц вашего рода в одной нижней юбке и лифе мне привычнее, чем в самых помпезных нарядах.

Я вздохнула и закрыла глаза. Тянуть и пререкаться бесполезно, да никто и не поможет. Видела бы меня сейчас мама, наверняка упала бы в обморок. А когда очнулась, начала бы причитать, что я опозорила себя навеки, и теперь никто из добропорядочных сакленцев не возьмёт меня замуж.

Вокруг слышалось тонкое позвякивание металла. Я открыла глаза и ахнула. Две пары летающих ножниц, подравнивающих концы волос, не так удивили меня, как то, что делал маэстро. В руках господина Фукона была расчёска с мелкими зубьями и ножницы с длинными прямыми концами, которыми он обрезал мне волосы.

Нет, не обрезал, а безжалостно обкорнал по самые плечи. Я только ахнула, закрыла рот руками и непроизвольно заплакала.

Цирюльник, не обращая внимания на мои слёзы, продолжал экзекуцию, пока чёрные пряди тонкими искалеченными змейками не легли на полу возле ног

– Вот и всё, – произнёс маэстро, и подал знак плоской штуке, лежавшей на зеркале.

Прибор, похожий на щипцы для завивки, лёг в руки цирюльника, и тот, пару раз проведя по ещё влажным волосам, добился того, что они мгновенно высохли и заблестели, как от самого дорогого арагорского масла, которое иногда покупала матушка и разрешала пользоваться им только по праздникам.

– Прекратите разводить сырость, – махнул рукой маэстро, не смотря в мою сторону. А собирая свои инструменты и укладывая их в саквояж так, будто это были реликвии тысячелетней давности, которые от одного прикосновения могли рассыпаться в прах. – Волосы у вас густыми никогда не были, так они выглядят гораздо опрятнее. Когда научитесь оборачиваться, ещё и поблагодарите маэстро Фукона.

Покончив со сборами, он щёлкнул замком саквояжа. Звук вышел такой, будто клацнула пасть сытого монстра. Цирюльник бережно взял саквояж за ручку и пошёл к выходу.

Я, как заколдованная, сидела у зеркала и смотрела на своё отражение с чётким пониманием того, что жизнь кончена. Волосы быстро не отрастут, можно и не мечтать, и пока это не произойдет, придётся забыть о замужестве и потеть в парике.

Сердито хлопнула дверь, и мы с Велизией, всё такой же безучастной, остались наедине. Я лихорадочно соображала, что делать, когда через мгновение дверь снова открылась, и маэстро Фукон, произнеся заклинание, метнул его рукой в сторону горничной.

Велизия вскрикнула и чуть не набросилась на цирюльника с кулаками, но тот уже исчез в коридоре. Мы с моей верной       служанкой снова остались вдвоём.

Слёз не было, к тому же я не считала нужным показывать чувства при Велизии. Она хоть и была гораздо ближе, чем простая горничная, но держать эмоции в узде меня приучали с детства, и это сказалось.

Женщине вообще надо больше помалкивать и держать голову склоненной. Так говорили в Саклене и близлежащих округах. Так учили дочерей матери, и неважно, высокородная была это семья или незнатная.

Так что Велизия, увидев мой новый облик, лишь покачала головой и тихо ахнула. А потом, взяв себя в руки и вспомнив, что должна сказать что-то в утешение, робко произнесла: