Что касаемо наших с отцом отношений, он не бил меня, но так же унижал оскорблениями теми, что и мою мать. Поэтому я старалась вообще не попадаться по возможности ему на глаза. Быть постоянно чем то занятой, что и помогло мне стать отличницей в школе, да и преуспевающей во всем практически, за что бы я не взялась. В свои прекрасные пубертатные годы я умела готовить, и наш дом был идеально чист. В общем у меня была куча навыков, где я могла отличиться, благодаря железной дисциплине, творящей моим отцом. Спортсменка только никакая из меня была, так видимо для равновесия. Не то, что бы я была неуклюжей, скорее наоборот, но однако здесь, за что бы я не бралась, все выходило не просто плохо, а ужасающе. Я бралась за волейбол, с моим ростом, успех был гарантирован, но я не могла не прицелиться, ни ударить толком. Бралась за лыжи, но успехи были посредственными, не смотря на мое упорство. Наверно, меня уже просто не хватало на что еще.

В общем без ложной скромности я скажу, что была умной девочкой. А как же иначе, если растешь в семье с моральным уродом, который творил все, что хотел.

Но сейчас его не было дома, что неудивительно. Недавно приехала моя тетя с большого города. С ней был ее маленький сын, Нейл, которого я обожала, также она взяла с собой свиту из трех подруг. Все это было абсолютно не весело для меня и моей мамы. Так как моя тетя не из тех, которые приезжают к своим родственникам, чтобы печь кексы или ходить по магазинам. Эта приезжала сюда трахаться на стороне от мужа. Что ж шлюховатость видимо у нас в крови. Наша деревня об этом знала, и как всегда жалела нашего бедного пастора, ведь теперь к заботам о жене прибавился стыд за сестру, он же купался в своей так называемой славе. Но дома он трахался не только с подругами сестры, но и с некоторыми своими прихожанками. Что сказал бы Иисус? Один раз – не в счет. Ну или покайся и все будет ок. Я не издеваюсь над религией, но живя с пастором – оборотнем, мне позволителен скептицизм.

– Эти сволочи где то бухают – пожаловалась мне мать, как только я переступила порог нашего старого дома. – А меня оставили смотреть за Нейлом.

– Он не спит? – спросила я. Мне не особо хотелось возиться с ним, так как время было одиннадцать вечера и единственное, чего мне хотелось, это лишь душ и кровать.

– Спит. – Коротко ответила мать и горько вздохнула прикрыв глаза. Ей была невыносима мысль, что без нее где то бухают.

– Ты бы тоже легла. – Я хотела отделаться от нее, пока она не начнет жаловаться на отца. Я была единственным человеком, который поддерживал ее в этом. Разумеется никто не верил ей, когда она говорила, что то плохое о любимом пасторе. Я понимала, что ей одиноко и плохо, поэтому она и пьет, но возможно она любила отца, и вот этого я не понимала.

3 месяца назад я вернулась домой из школы лежащую мать в крови, отец спал на абсолютно неудобной софе на кухне после жесткой попойки, храпел так, что крушение Титаника было тихим делом по сравнению с этими звуками. Также в доме всюду была кровь. Я не сразу подумала о крови, так как она была изрядно запекшей, первой моей реакцией была злость и раздражение из-за этого свинства. Но пройдя дальше, я увидела маму. Мама в этой же крови лежала ровно посередине гостиной практически голой.

Я онемев от ужаса упала на колени возле нее и прислушалась к ее дыханию, оно было, и я не стала ее будить, а лишь только стала мыть везде. Дома было жарко, несмотря на погоду на улице, но я накрыла мать одеялом из-за ее наготы. Мне не хотелось представлять, что произошло здесь. Кровь была практически засохшей, мне приходилось прикладывать усилия, чтоб отмыть бурые пятна. Избиение моей матери пришлось с утра до обед, я уже разбиралась в этом.

Кто то скажет, что нужно не тем заниматься в таких случаях. Вызывать скорую и полицию, но если ребенка приучать к такому зрелищу и твердить, что это нормально, просто не стоит никому говорить, то ребенок растет с такой мыслью еще долго. Плюс к тому же в небольших городках (да и в больших тоже), побитая женщина и в самом деле норма, как бы это не звучало.

Время было и так вечернее, так как я училась во вторую смену, отец проснулся позже, и началось все заново, перепадая еще и мне, так как я плакала возле матери, которой опять прилетало. По крикам отца я поняла, что она изменила ему, а вернее он так думал.

Днем во время своего обеда он залез на нее, пьяную и сонную для любовных утех, она толком не проснувшись спросила, где Мидос (так его самого и звали). Он и решил, что она перепутала, его с любовником, что скорее всего так и было.

Он схватил ее за волосы в одну руку, а во вторую схватил за волосы меня и потащил в сад. Там он нас швырнул, я была в той же одежде, что и пришла со школы, но мать была голой по пояс снизу. А я говорила, что была зима? В этот момент наш сосед Эрик, который ковырялся у себя в гараже, уже перелез забор и набросился на моего отца. Эрику всего шестнадцать, но он был рослым и довольно энергичным парнем, который уже знал о ужасах нашей семьи, так как живя по соседству нельзя не услышать некоторые разборки, которые иногда проходили в саду. Он смог прекратить эту разборку в этот момент, но за это ему пришлось дорого поплатиться. Ударить пастора, которого уважал весь город и не объяснить за что, ему не простили этого. Объяснить причину – значило бы очернить мою мать в любом случае, какая бы правда не была. Также отец пригрозил, что даст понять людям, что ситуация в семье Эрика не есть нормальная, а именно его воспитывала одна лишь бабушка, у которой были проблемы с памятью. В добавок нам запретили общаться какое то время, пока он не отпустил ситуацию. Но самое удивительное и неприятное было не это. В тот момент, когда Эрик наносил удары Мидосу, моя мать с небывалой силой кинулась на Эрика с криками, что это ее муж, и как он смеет его трогать. Эрик отошел чтоб не поранить ее, так она еще пыталась дальше с ним драться. И это при том, что она выглядела не лучше трупа.

После этого случая во мне была гамма чувств. Я начинала понимать, что мать никогда не прекратит свой брак с этим человеком, более того, она любит его.

Поорав еще немного, отец впустил нас обратно в дом, вернее мать он тащил по снегу за волосы, я же шла на расстоянии вся в оцепенении. Кажется начинала сходить с ума. Эрик вернулся к себе во двор, не знаю смотрел ли он или ушел в дом, мне было стыдно обернуться посмотреть, да и не та ситуация, чтобы беспокоиться о Эрике. Отец только, что убедил Эрика, что обращение в полицию станет последним действием в этом городе для Эрика.

Дома отец швырнул мать на пол и обернулся ко мне:

– Что мне делать? Она изменяет мне! – по его глазам я видела, что он действительно интересовался у меня, но я молчала, так как единственное, что мне хотелось ему посоветовать, спросить у тех шлюх, с которыми он изменяет матери. – Надеюсь, твоя мать крякнет этой ночью, и мне не нужно будет с ней больше мучиться, труп только скину в болото и все закончится.

Он, действительно, считал себя святым мучеником!

– Дайте воды, пожалуйста! – умоляла мама. И как только я собралась сделать шаг, отец резко схватил меня за плечо. Его цепкие пальцы, будто пронзали меня насквозь, как крюком.

– Только попробуй, и я изобью тебя так, что ты не сможешь видеть. – я верила ему, но мама все стонала. Отец убедившись, что я послушалась его, пошел спокойно под стенания лежащей на полу матери своего ребенка смотреть телевизор. Он удовлетворительным вздохом плюхнулся на диван и включил передачу Окна, где радостно вещал харизматичный телеведущий. Я же в этот момент принесла маме чашку с водой, отец увидев это, выбил чашку у меня из рук.

– Видишь до чего ты довела ребенка? – истерично спросил Мидос у жены. – Она под страхом избиения несет тебе воду. Но ты, сука, ничего не получишь. А ты, Астрит, сейчас убираешь осколки стакана и бегом в свою комнату. И чтобы я тебя не видел до утра.

Я так и сделала, о чем, конечно, не горжусь, возможно мне стоило хоть как то помочь матери, но я слишком боялась за свою жизнь, да и на ум ничего не приходило. С такими тревожными мыслями я еле заснула.