– Шутник, ха-ха. Ох, и оторвет Бобсон хозяйство твое беспокойное! Он, знаешь ли, Веронику уже полгода обхаживает. Всех переплюнул. Терпеливый…

В голосе Генрика Филиппу почудился намек на разочарование.

– И тебя переплюнул?

– И меня. Ты ведь не думаешь, что я мог пройти мимо нее без единой попытки склонить к близкой дружбе? Некоторое время даже надежда какая-то появилась – это когда она ко мне на колени стала забираться. Потом выяснилось, что у Больших Брать-ев и их прекрасных сестер представления об интимности несколько отличаются от на-ших. Посадка на колени, к сожалению, не значит ничего. Вот так-то, господин Жуан!

– Ты, значит, попытался, а мне нельзя? Друг, называется! Иди уж, компенсируй свое фиаско калориями!

Вероника на этот раз была одна: ни собаки, ни начальника обоза.

Филипп сходу ударился во все тяжкие: врал, хвастался, осыпал ее комплимента-ми и стихами. Бросал под ноги цветы, сорванные по пути, сетовал на судьбу, не свед-шую их раньше, и радовался шансу, выпавшему им сейчас.

Он играл мышцами и мёл кудрями.

Он острил, падал на колени и говорил пылко.

Возможно, он несколько переигрывал (а возможно, и изрядно), но результат был налицо: Вероника зацепилась! Такое замечается сразу, особенно, если есть кое-какой опыт. Поэтому Филипп ничуть не удивился, когда она первая потянулась к нему губа-ми. Поцелуй, к сожалению, получился не слишком страстным. Вероника ловко уклони-лась от его страждущего рта и мимолетно чмокнула в щечку.

– Тебе пора, Филипп. До встречи!

– С нетерпением буду ее ждать! – блистая очами, воскликнул преисполненный любовного энтузиазма волокита.

– Я тоже…

От этих слов ястребиные крылья взметнулись за мускулистыми плечами Филип-па, и он вихрем полетел восвояси, оглашая окрестности клекотом торжества.

Победоносен!..

Незадолго до отбоя заявился старшина.

«Подштанники менять?» – едва не спросил Филипп.

Старшина подозрительно осмотрел обстановку кубрика, повреждений казенного имущества не обнаружил и опустил на пол средних размеров картонную коробку, гро-мыхнувшую железом.

– Таскай вам, безруким, ядрёна… Прими заказ.

– Какой заказ? – не понял Капралов.

– Открой, узнаешь. Наберут, ядрёна, деревянных… – посетовал старшина на во-пиющую бестолковость солдата.

В коробке плотненько устроились «цинк» с патронами, здоровенный пистолет и нож в глубокой кобуре из свиной кожи.

Действительно, заказ.

«И как я о нем забыл?» – удивился Филипп. Он взялся за ухватистую рукоятку ножа, покрытую тканью со специальной, «прилипающей» к ладони, пропиткой и потя-нул. «Ш-ш-ш», – сказал нож и показал свой великолепный, сверкающий клинок. А вот это уже минус. Товарный вид, несомненно, важен, только такая красота в боевой об-становке совсем ни к чему – враз демаскирует.

Тем не менее, нож был очень хорош.

– Где расписаться? – Филиппу хотелось поскорее избавиться от недружелюбно-го старшины и всласть побаловаться замечательным оружием.

– Тут, – буркнул старшина и выложил перед Филиппом толстую амбарную кни-гу, обернутую клеенкой.

Уверенный, что Генрик еще не спит, Филипп сгреб свои приобретения в охапку и помчался хвастаться. Глядя на его счастливое лицо, Саркисян иронично усмехнулся, отложил нож («Я в этом ни бум-бум»), пощелкал затвором пистолета и сообщил:

– Бесполезная трата денег. Простая пуля онзана не возьмет. Скользнет по панци-рю и гуд бай! Разве в башку попадешь…

– Что же делать? – расстроился Филипп.

– Есть один вариант. Сходи к слесарю, может, заменит боеприпас на подкали-берный. Вот только… человек он тяжелый. Насквозь советский. Бывший инженер из технической лаборатории при какой-то конторе вроде КГБ. Взорвал он кого-то важно-го, прежде чем здесь оказался, или еще что – доподлинно неизвестно. Да никто и не су-ется выяснять. Главное – ручки у старика золотые и котелок варит. Братские умники из исследовательского центра не гнушаются к нему на поклон ходить. Если понравишься, блоху для тебя подкует. Ну а если нет… не обессудь. Зовут его Сергеем Даниловичем. Я тебя к нему провожу. Он как раз любит по ночам в своих железках ковыряться. Серьгу только сними, да волосы под берет спрячь.

Невысокий, щупленький Сергей Данилович стоял возле верстака и напряженно терзал «драчёвым» напильником что-то металлическое. Железяка скрипела и стонала. У Филиппа сразу заныли зубы. Он поморщился и громко сказал:

– Здравствуйте, Сергей Данилович!

– Спасибо, и тебе того же! Кто таков? – Слесарь перестал измываться над безот-ветным металлом. – Новенький?

– Так точно! Рядовой Капралов.

– В какой взвод зачислен?

– К Саркисяну.

– К Саркисяну, говоришь? Это хорошо. Генрик парень стоящий. – Сергей Дани-лович вытер руки тряпицей и закурил папиросу. – Ты, сынок, должно быть, пришел оружие показать, что на аванец свой купил? Прав я?

– Ага.

– То-то, дядя Сережа редко ошибается! Ну, показывай.

Филипп протянул ему вороненую двенадцатимиллиметровую гордость.

Слесаря перекосило.

– Что это? «Хеклер и Кох»? Вот же, блин! И этот говном буржуйским разжил-ся… Ты что, милый, боевиков обсмотрелся? На фига тебе это уродство?

Сергей Данилович брезгливо взял пистолет за ствол двумя пальцами и заглянул в ствол.

– В журнале видел, – пробормотал Филипп, – вот и загорелось. Калибр там, на-дежность…

– Загорелось ему… Ишь ты, какой легковоспламеняющийся. Порох! В комсомо-ле состоял?

– Не успел. – Филиппу жутко не хотелось углубляться в политические дискус-сии. – Пули бы к нему, Сергей Данилович, неплохо подкалиберные, а то говорят…

– Поучи, поучи меня, тупорылого, – фыркнул слесарь.

Мгновенно взмокнув, Филипп умолк.

Сергей Данилович ловко раскидал «Хеклера» по частям и принялся скоблить щечку затвора надфилем, ворча под нос: «Хорошо, гад, закалили, буржуи».

– Патроны давай! – сказал он и похлопал он ладонью по верстаку.

Филипп выложил четыре коробки патронов.

– Это что, все? Нет? Сколько же у тебя всего?

– Тысяча штук.

– Ладно, эти так и быть снаряжу для серьезных дел. Тренироваться обычными будешь. Свободен!

– У меня еще нож, – пробормотал Филипп, доставая из сумки «Рэндол». – Гов-но?

Сергей Данилович довольно гоготнул:

– Соображаешь! На глазах умнеешь. Говно, естественно… Ишь, как блястит!

Он оторвал от рулона, повешенного на проволочной рамке, бумажное полотен-це. Провел по нему лезвием, держа полотенце за уголок. В воздухе запорхала тонкая полоска бумаги.

– Добро, хоть вострый. Раньше-то пользоваться приходилось? Или только ка-рандаши точил да огурчики нарезал?

– Приходилось. – Филипп пожал плечом. – Клинок затемнить вас не затруднит?

– Клинок затемнить, говоришь? Умница! Еще что?

– Ножны. Лучше на предплечье.

– Наручные ножны? Ну, совсем молодец! Дай-ка руку! – Слесарь сноровисто обмерил Филиппу предплечье. – Дня через два заходи, будут готовы. Темляк делать, или так не выронишь?

– Не выроню.

– Обратно молодец!.. Если только не хвастун.

– Сергей Данилович, – замялся Филипп, – скажите… Сумеете вы сделать так, чтобы нож прямо в кисть выскакивал?

– Выскакивал?! Ну, блин, ты даешь! – Слесарь хохотнул. – Сумею, не сомневай-ся. И выскакивать будет, и выпрыгивать. Пальцы только, знай, береги. Все, иди, па-рень! – махнул он рукой.

– Спасибо, Сергей Данилович! До свидания!

Тот не ответил.

Заснул Филипп мгновенно, как всегда.

Снились ему объятия Вероники и злобные онзаны. Чудовища пытались отнять у него девушку и уволочь в клубящийся ядовито-желтыми испарениями Крутенький ло-жок. Филипп палил в онзанов из «Дракона» и они взрывались, предварительно укориз-ненно покачав головами. Головы у них были точь-в-точь расписные пасхальные яйца – только огромные, с нарисованными лицами. Разбитыми в кровь лицами Аскера Маме-довича.