– Да, но вы же сами сказали, что малая вспомнила о Наташкиной дочке…

– Пусть Катя за ней понаблюдает, но, по-моему, это обычная девчонка какую я и хотел найти. Никакой опасности, наши дела ее точно не будут интересовать, главное свою работу делать хорошо.

О чем они говорили дальше, я уже не услышала, мужчины, спустились вниз, может быть поздний ужин. Я также слышала голос женщины, затем всё стихло. Просидев на лестнице достаточно долго, чтобы убедиться, что дом погрузился в тишину. Я тихо вернулась в детскую.

Мила и Гриша сидели рядом и при свете ночника разглядывали картинки в толстой книге сказок, которую Гриша едва удерживал. Дети были поглощены на столько, что меня не заметили.

– Смотри, какое красивое платье! – восхищенно воскликнула Мила.

Стараясь говорить, как можно мягче, я спросила:

– Почему вы не спите? Зав… – остальные слова так и остались на языке, потому что стоило детям услышать мой голос, как Гриша выронил книгу, и она тяжело ударилась об пол.

Дети вскочили и смотрели испуганно, как будто сделали что-то ужасное. Глаза Милы стали огромными, она едва не плакала, а Гриша угрюмо сказал:

– Нам здесь все можно трогать, это наша книга.

Я поняла, что книгу они взяли с полки, на которую ее водрузила Катя, она видимо всегда слишком откровенно выражает недовольство, когда ей приходится наводить в комнате порядок, вот и вся причина испуга.

Я подошла к ним, присела на край кровати, подняла книгу. Это был очень красивый сборник. Несколько сказок Андерсена, Шарля Перро и Братьев Гримм в одной книге с красочными иллюстрациями. Я открыла книгу наугад, и она раскрылась на странице со сказкой о Золушке, главная героиня стояла в белом платье перед каретой из тыквы.

– Ух, ты, – сказала я и посмотрела на Милу.

– А мне не это понравилось, – ответила она и стала перелистывать страницы в поисках своей картинки.

Мы оказались на странице с другой сказкой Шарля Перро – «Спящая красавица». Мила протянула свою руку под моей, прижалась головой к моему плечу, и я начала читать книгу. Гриша лег на свою постель, сложив руки и подложив их под голову. Скоро он уснул, а Милу я уложила в постель сама. Под подушкой что-то лежало, я видела красный край и потянула за него. Это была тряпичная кукла. В интерьере их детской и всего дома она смотрелась странно. Я забрала ее с собой.

В ванной комнате я поставила свой стаканчик для зубной щетки и тюбика зубной пасты. Шампунем пришлось воспользоваться детским с запахом яблока. Я оставила в ванной свое полотенце для лица и косметичку.

Вернувшись в свою комнату, я рассмотрела куклу Милы. Два овально вырезанных куска полосатой ткани образовывали тело куклы, голова была выделена тугой резинкой, от чего от шеи куклы вверх шли складки. На лице в складочку угадывались нарисованные губы и глаза. Цветная тряпочка очень грязная, сложенная пополам с прорезью для головы и перетянутая на теле куклы еще одной резинкой, играла роль платья.

Я достала привезенный с собой набор для шитья. Аккуратно отсоединила резинки, распорола матрасик, который играл роль тела куклы. Швы легко разошлись, и наружу вылезла ужасная начинка – части черных капроновых чулок. Пришлось снова пройти в детскую ванну. Мне необходимо было простирнуть все кусочки ткани. Я опасалась, что они расползутся от воды, но ткань оказалась прочной и после того, как мыльная коричневая от грязи пена ушла в сток, можно было разглядеть остаток штампа на одном из кусочков. Увидев штамп, я сразу подумала о каком-нибудь казенном учреждении: больнице или детском саде.

Еще раньше я заметила в ванной комнате доску для глажки белья, поэтому предположила, что утюг, спрятан здесь же в одном из шкафчиков. Так оно и оказалось. Мне необходимо было быстро просушить все кусочки. В своей комнате я снова сшила тело куклы, оставив маленькое отверстие, в которое осторожно просунула шерсть, из которой планировала связать тете Маргарите шарф. При стирке я аккуратно обошлась с глазами и ртом, сохранила их очертания, чтобы теперь легко воспроизвести. С помощью тонкой цветной шерсти я вышила несколькими стежками брови, глаза и рот по оставшемуся контуру. Я очень старалась, чтобы выражение лица тряпичной куклы не изменилось.

Вместо резинки я использовала тесьму. А шею куклы теперь украшал кусочек моего собственного шелкового шарфа.

Трудно было представить, откуда у этой маленькой девочки с дорогими игрушками и со слов отца, приехавшей из Франции, оказалось это маленькое пугало, сшитое из казенного матраса. Я вернула игрушку на место, под подушку. На часах был второй час ночи, и я поняла, что не знаю на какое время поставить будильник, будить ли мне детей или этим занимается Катя, во сколько они завтракают?

И, тут, я вспомнила, что сама последний раз ела утром. Чувство голода растворилось среди волнений этого дня. Но мне ничего не оставалось, как лечь спать и попытаться уснуть.

Было очень душно, еще, когда я занималась куклой Милы, я приоткрыла окно. Но когда я легла спать, мне начало казаться, что воздуха становится все меньше. Я встала на кресло и открыла окно полностью, вдохнула морозного ветра из абсолютной ночной тишины. Очень это было непривычно после моей городской квартиры, окна которой выходили на дорогу, шум от проезжающих машин был и днем, и ночью.

Завыла собака, я подумала, что это та собака, которую я видела через окно детской спальник. На небе ярко горели звезды и светила полная луна. Я вспомнила, что где-то там вдали лес, и вспомнила свой кошмар, который мне приснился в машине, закрыла плотно окно и пока не заснула, не спускала глаз со входа с ужасом ожидая, что вот-вот ко мне поднимется тот, чью тайну я могла разгадать, вглядываясь в ночную тьму.

***

Катя разбудила меня в семь утра. Она вошла без стука, потрясла меня за плечо, от чего я резко вскочила на ноги. Спросонья я не сразу поняла, где нахожусь.

– Позавтракаем вместе? – спросила Катя дружелюбно и весело. – Вставайте, вставайте, Танюша, уже восьмой час.

Я натянула джинсы и свитер, быстро умылась (всё это время Катя меня ждала, боялась, что я не найду в новом доме дорогу в кухню и перебужу хозяев). Мы вместе спустились вниз. Кухня была огромной, так мне показалось после моей кухоньки в городском панельном доме. В центре стоял прямоугольный стол. Здесь было много разной технике, но такими вещами как, например, блендер и кофемашина, никто не пользовался. Всё это я стала эксплуатировать, когда немного освоилась в доме. Катя предпочитала взбивать венчиком, толочь скалкой, а кофе если кто и пил, то растворимый. Поэтому, поначалу, мне было непонятно откуда здесь современные электроприборы.

Почти сразу после нас в кухню зашел Василий – водитель, с которым я приехала, и молча занял место за столом в ожидании завтрака. Минут десять спустя вошел мужчина лет около шестидесяти, седые волосы, небольшая острая бородка. Он был в темном костюме тройке с чуть протертыми понизу рукавами. Он вежливо поздоровался, я мысленно назвала его профессором, и представился. Это был учитель детей – Максим Максимович. Я также выяснила отчество Кати, звать ее по имени было неудобно.

Екатерина Филипповна попросила меня помочь накрыть стол. Пока она делала сырники, я заварила чай, поставила чашки, нарезала сыр и колбасу, достала масло, хлеб и сметану, которая была почти такой же твердой как масло. Одновременно Катя поджарила на огромной сковороде яичницу, и я разложила ее по тарелкам.

У меня давно не было ни такого чувства голода, ни такой жажды как в это утро. Несмотря на страхи, спала я прекрасно и все, что могло мне казаться странным, перестало быть таковым. Я попросила Екатерину Филипповну и Максима Максимовича рассказать о распорядке детей, но они ответили, чтобы я спокойно завтракала, а с выполнением моих обязанностей еще можно подождать. После этого я окончательно расслабилась, стало очевидно, что ближайшее время мне не о чем волноваться и мои новые коллеги дружелюбные и отзывчивые на сколько это возможно с характером Кати.