Михаил Громов потом проводил разбор того полета совместно с испытателями НИИ ВВС и учеными из УПР НКВД. По случившемуся инциденту, общее мнение было единым - 'чудом не накрылись'. Хотя у чуда имелось имя. Чудом и 'ходящим противоречием' был сам, отчаянный, но и очень осторожный создатель этой ракеты, ее первый испытатель - новатор ракетных полетов Моровский. Трудно было понять, как безумная отвага сочеталась в нем с холодным и педантичным умом, отменной реакцией и железной выдержкой. И как его же циничный расчет, сочетался с непоказным человеческим участием. Не прояви капитан в этот раз должной расторопности и хладнокровия, мог бы запросто расстаться с жизнью. Уж Громов-то это понимал как никто другой. Покидать неуправляемую машину ему пришлось в 1927-м году первым из пилотов-испытателей и из всех военных пилотов СССР. И там скорости были далеко не сверхзвуковыми, и даже не околозвуковыми, а гораздо меньшими. А с этим 'американцем' они потом не раз и не два провели обсуждение той аварийной ситуации. Адам (или, если не лукавить, то имя ему было - Павел Колун, которого трудно было не узнать, когда он говорит по-русски, но после беседы с 'чекистами' Громов зарекся его так называть) скрупулезно делился самыми мелкими и неожиданными наблюдениями от полета со своим московским коллегой. Было видно, что в первую очередь этот 'разведчик-испытатель' думает о спасении жизней советских ребят - будущих ракетных пилотов. А, вот, на публике, он вел себя предельно аккуратно (даже чуть спесиво). Не давая никаких намеков, на знакомство с Михаилом Громовым и Георгием Шияновым, и инженерами ХАИ. Не давал ни малейших поводов для сомнений, в своей инородности к СССР, куда якобы приехал лишь для полетов, на ракетах (конструкции Оберта и своей собственной).
В общем, та история завершилась хорошо. Моровский не пострадал. А обе обезьяны вернулись домой живыми, хоть и сильно испуганными. В полете, помимо общей для обеих подопытных камеры-скафандра, они испытали качества легких костюмов и шлемов. Причем заставлять их надевать эту одежду, на тренировках и в боевом старте, было наиболее сложным делом. Ракета была тяжелее февральского варианта за счет установки кислородной и измерительной аппаратуры. Мощность советских ЖРД, сбрасываемые большой топливный бак и ускорители, вполне допускали некоторое усиление и утяжеление аппарата. Самописцы и приборы фиксировали пульс, давление, подвижность, голосовые звуки, и другие параметры небритых пассажирок. Кинокамеры снимали их поведение, и даже динамику движения зрачков глаз. Аналогичные показателя снимались и с пилота ракеты. Так что Центру космической медицины, практически сразу достались бесценные данные, для подготовки всех последующих экипажей. Ну, а сам Моровский, устно озвучил свое видение программы тренировок ракетонавтов. Программа, должна была включать тренировки в барокамере. Катание кандидатов в центрифуге с перегрузками до 12 G. Испытание их кратковременной невесомостью, в пикирующем с высоты около 12 тысяч метров самолете 'Сталь-7' (который еще предстояло усилить и оснастить ракетными ускорителями, для набора такой высоты и 'гермо-салоном' пригодным для таких тренировок). Также планировались испытания 'водяной невесомостью' в бассейне. Помимо этих измышлений, которые ввергали в ступор коллег, Моровский сумел убедить своего соратника Германа Оберта благоразумно повременить со следующим пилотируемым пуском ракеты конструкции самого Оберта. Имело смысл, дождаться получения рекомендаций от медиков, и скорой доработки двухместной кабины с учетом нынешнего пробного полета и полученного опыта сверхзвукового катапультирования обезьян. Оберт, как обычно, несколько расстроился, но вынужден был согласиться. Ну, а сын профессора Юлиус, от таких новостей, эмоционально нагрубил отцу. Честолюбец в гневе обратился к советскому начальству с просьбой о получении советского гражданства, и с условием, гарантированного предоставления ему права участия в первом полете на высоту свыше тридцати километров. Своего конкурента Моровского он ненавидел с каждым ракетным пуском все сильнее...
***
Закрывшая небо облачность позволила Объединенному командованию произвести перегруппировку частей. Одновременно, в столице Восточной Фландрии Генте, состоялось совещание командиров объединенных ВВС. Планировалось оно еще неделей раньше, поэтому собрались на него командиры от уровня эскадрильи и выше, достаточно быстро. Кто-то прибыл автотранспортом, других привезли в порт Гента быстроходные корабли, а командиров ВВС соседней Франции доставили летающие вдоль берега над морем транспортные 'Дугласы'. Риск перехвата командование посчитало незначительным. Куда опаснее смотрелись низкая облачность и другие выверты погоды. Но, так или иначе, совещание состоялось. На кону стоял новый этап воздушной битвы за нейтральные страны и Францию. Всех прибывших, на два дня разместили в ближайших к площади Коренмаркт отелях. А само совещание должно было проходить в здании Фламандской Оперы. Но командиры воздушных частей и подразделений традиционно начали свой вояж с посещения местных питейных заведений. Там-то в одном из кафе Велдстраата, советский разведчик неожиданно столкнулся с толпой военных. В этой шумной компании, сразу удалось опознать многих знакомых по апрельским учениям коллег-пилотов, и даже нескольких шапочно знакомых командиров наземных частей. Но первыми 'пропащего Моровского' опознали несколько его горячих почитателей, еще со времен Польской компании.
-- Хлопаки, глядите!
-- Вот это встреча!
-- Эй! Здесь Сокол!
-- Все сюда, друзья!
-- Глядите, кто сегодня с нами!
-- О-о! Добже день, пан, Адам!
-- Здравствуйте пан капитан! Ой, простите! Вже пан майор!
-- Приветствую всех, панове, месье и минеерен! Откуда вас так много здесь?
-- Да помимо совещания со штабом, тут еще с нами команда перегонщиков прибыла, на сорок прибывших морем 'Харрикейнов'...
-- Вот это здорово! Над Арденами, они нам сильно помогут. Рад снова летать с вами в одном небе!
-- А уж как мы-то рады! Все помнят, панове? Где Моровски, там?
-- Где Моровски, там победа!
-- Слава 'Поморскому Соколу'!
-- Друзья, друзья! Тише! Не стоит столь бурно славить обычного офицера ВВС!
-- Адам, вам их не удержать! Даже не пытайтесь.
-- Пан Стахон. Наконец, это просто несправедливо! Все это нужно говорить в ваш, а не в мой адрес. Вы командовали бригадой, в которой я лишь имел честь летать.
-- Не скромничайте, мой друг. Правильно воевать с бошами, большинство присутствующих училось именно на ваших победах. Не, правда, ли, друзья?!
-- Точно так, пан генерал!
-- О! Я не сразу заметил. Вас можно поздравить майором?!
-- И мы сегодня же отметим новый этап вашей стремительной карьеры!
-- Давно произведены?
-- Уже неделю как, получил звезды из рук Его Королевского Величества Леопольда III.
-- Целую неделю??? Так, за ваше летное и рыцарское счастье необходимо срочно выпить!
-- Земан, молния тебя раздери! Только не это! Панове, поверьте бывшему безродному шоферу и автомеханику - не в больших звездах и выпивке счастье! Отнюдь не в этом! Да и не пью, я почти...
-- Вы с ума сошли, дружище! А в чем же, тогда, счастье?!
-- Должно быть, в его амурных победах, Франтек?
-- Умру от смеха, Карел! В этом нам нашего Сокола никогда не догнать. Ну, держись, пан Адам! Мы сегодня качественно обмоем новые звезды, или намнем тебе бока! От нас не уйдешь!
-- Франтек! Отпусти, а то раздавишь своего бывшего командира! Рад всех вас видеть, друзья, только отпустите душу на покаяние!
-- Эгей! Хлопаки! Не задирайте, и не мните совсем уж сильно бока майору! Он еще нужен нам всем в небе. А вы, пан, Адам, бросайте ваше притворство. Здесь все вас знают как облупленного! И мы все ждем приглашения...
-- Да-да, дорогой друг! Никто не позабыл, как ты споил нас тогда во Львове!
-- Франтишек, это неудачный пример!
-- Удачный-удачный, пан Адам. И ты, пан майор на наше прощение, да и на субординацию, даже не надейся!
