Концерт удался на славу. Завершала его столь же новая для слушателей и исполнителей бодрая и жизнеутверждающая песня 'Надежда'. Пацаны в военной форме смотрелись орлами, галантно приглашая дам к накрытому столу. После застолья начались танцы, в которых сходу умудрились отличиться четверо будущих комэсков - Гандыба, Орловский, Серебровский и Тарквелли. Оказывается, помимо привычной парням чечетки, все они отлично знали вальс. И, по приказу заместителя командира бригады, в течение нескольких дней усиленно тренировались танцевать незнакомое им танго. Партнершами стали четыре девушки из авиагруппы Расковой. Номер получился зажигательным, и гостями был принят 'на ура'. Кстати, сверкающий своей медалью курсант Тарквелли, вместе со своим земляком курсантом Миридзе, заранее выпросили у начальства четыре боевых кортика, и красиво показали настоящую лезгинку. Дальше начались уже совсем взрослые танцы. Юные пилоты, словно бы устроили соревнование, кто с большим количеством дам перетанцует. Но, конечно же, и взрослые командиры не отставали от 'молодежи', приглашая красавиц в военной форме. Дамы были приятно поражены сноровкой и активностью кавалеров. Не танцевали лишь дежурные по штабу и оба хозяина вечера - Петровский и его заместитель.
Праздник потом долго вспоминался всеми участниками. И хозяевами и гостями. Настроение у юных пилотов явно повысилось. А вскоре вырос боевой счет воздушных перехватов. Инструктора все еще летали в передней кабине, но решение на вывод борта к цели, и на открытие огня все чаще принималось самими стажерами. А еще через несколько недель появились в частях пять летающих радиоулавливающих станций на базе седьмых 'Дугласов'. Монтаж систем выполняла бригада инженеров и техников, под командованием разработчика Андрея Борисовича Слепушкина. Идею системы Слепушкин разрабатывал совместно с флаг-штурманом Данилиным из АОН-1. Система должна была выдавать целеуказание на дальности до 5-8 км, но пока не вышла на такие параметры. Сам капитан первого ранга Берг, приезжал проверять работу новых систем. Во Франции он находился в ранге заместителя командующего ПВО по радиолокации, и успешно справился с задачей изучения систем конкурентов. Прекрасно зная французский и английский язык, капитан первого ранга во французском флотском мундире приезжал 'с инспекцией' на американские и британские радарные посты. Деловито заваливал хозяев вопросами, и внимательно фиксировал, все новшества. Поэтому с начальником лаборатории НИИ-20 Слепушкиным им было что обсудить. К тому же, система Берга 'Гроза' воевавшая в Карелии также базировалась на многомоторных самолетах, но была более громоздкой и более ориентированной на работу по земле. Из научной дискуссии двух лучших советских специалистов по радиолокации рождались концепции совсем новых систем. ВВС РККА был необходим, легкий и компактный радиометрический прицел. Причем, не только для всепогодных истребителей, но и для оборонительных установок тяжелых дальних бомбардировщиков, и высотных разведчиков. Да и мощный летающий локатор с дальностью обнаружения в сотню километров также был нужен прифронтовым истребительным частям, и пограничникам...
***
***
До октября 1940-го года состоялись еще три высотных ракетных пуска. Максимальная достигнутая высота превысила 38 тысяч метров. После полета американца, очередной рекорд был установлен одноместным вариантом ракеты 'Оберта-Моровски-Стечкина', получившим индекс 'Зарница-3'. Аппарат был модернизирован НИИ-3 и другими предприятиями УПР НКВД. Фамилия советского профессора Бориса Стечкина была добавлена к названию аппарата из идеологических соображений. А то, получалась странная ситуация. Ракеты взлетали на территории СССР. Большую часть стартовых команд составляли советские граждане и командиры Красной Армии. Начинка ракет, начиная с третьего экземпляра, уже была по большей части советской. Несколько заводов уже производили агрегаты для ракет и топливные смеси. Да и носителем этих ракет также всегда были советские самолеты, либо ТБ-3 (АНТ-6), либо ПС-124 (АНТ-20 бис). Но названия самих высотных ракет, по странному стечению обстоятельств, не несли в себе, ни единой советской фамилии. И вот, несправедливость была исправлена. Герман Оберт легко согласился на переименование аппарата. Дольше пришлось убеждать самого Бориса Стечкина, который упрямо твердил, что не заслуживает такой чести. В итоге, профессора, все же, уговорили. Пилотом рекордного 'изделия' с неимоверным трудом стал главный испытатель страны Михаил Громов. Это нелегкое решение было принято узким кругом в Кремле, только после жаркой и продолжительной дискуссии. Наиболее ярым противником участия комдива в ракетном полете, был сам Сталин. Потеряв в 1938 Валерия Чкалова, генеральный секретарь компартии Советского Союза всеми силами противился возможному риску для жизни второго 'знамени советской авиации', которым для него был Громов. Лишь согласованные усилия всего ближнего круга, заставили согласиться с решением 'вернуть нам престиж советского ракетного рекорда', но все равно не убедили вождя. От присутствия в наземном 'Штабе Полета' Сталин резко отказался, и демонстративно уехал к себе на 'Ближнюю дачу'. Взлет сцепки носителя с ракетой прошел без проблем. Самолет-носитель, как и в предыдущем полете с 'Файерболом-4', отрывался от земли с минимумом топлива. Дозаправка происходила на высоте семи километров с 'летающего танкера' на базе Т-4 (клон самолета 'Правда'). Потом начался долгий подъем на высоту запуска. Реактивные ускорители несколько увеличивали скороподъемность, но совсем уж стремительным, подъем не делали. С погодой им сильно повезло, было ясно.
До самого приземления волновались все причастные. Позывной 'Скала' получил 'Штаб Полета' в Каргополе. Для поиска ракеты были готовы автомобильные и пешие отряды, усиленные самолетами и автожирами. Из-за постоянного радиообмена, название 'Эверест' уже давно прилипло к обновленному самолету-гиганту ПС-124НР (новый индекс НР означал носитель ракеты). Его доработанная конструкция включала шесть новых ВМГ с саблевидными винтами и турбокомпрессорами, новые реактивные ускорители, увеличенные в размахе консоли крыла, опустошенный для максимального облегчения салон, и прочие новации. Пилотировал многомоторную машину в тот раз инженер-подполковник Стефановский, в правом кресле от него сидел опытный испытатель Синельников. Третьим человеком на борту был дивизионный инженер Королев, а четвертым кинооператор от УПР НКВД. Остальные члены 'летающей стартовой команды', в этот раз, летели на двух других самолетах АНТ-6 высотной модификации. Сброс ракеты произошел на высоте чуть меньше двенадцати километров. В эфире голос Громова звучал олимпийски спокойно. Судя по результатам его действий, при сбросе ускорителей и подвесного бака, испытатель-комдив уже мог считаться лучшим ракетным пилотом планеты. Такой точности не было ни у одного, из летавших до этого экипажей, даже у 'пионера ракетных полетов' Моровского. У самого комдива Громова в активе, помимо многочисленных сбросов с подвески пилотируемого им носителя различных ракет, имелись шесть личных стартов на учебных ракетах 'Моровски-Годдарда', и два старта на упрощенном аналоге 'голландских' ракет 'Оберта-Моровски', собранных на ракетных производствах УПР.До этого рекордного полета, максимальной высотой предыдущих подъемов Громова являлась отметка чуть больше пятнадцати километров. Наработанный в СССР опыт, позволял воспринимать ракетные старты на высоты менее шестнадцати тысяч метров, как вполне себе рутинные. Вот только отметку в тридцать тысяч до Михаила Громова смог превысить лишь сам Адам Моровски, на специальной версии своей же ракеты 'Файербол-4'. Причем после полета поляк-подполковник честно признался, что высотный ресурс его 'Файерболов' почти исчерпан, и в дальнейшем не стоит летать на них выше одиннадцати-тринадцати километров. Все это касалось двух первых ракет, показанных в Даугавпилсе, и затем модернизированных советскими инженерами и учеными. Но про третью, очень сильно доработанную в НИИ-3 ракету своей конструкции, 'американский полукровка' даже не заикался. Тот аппарат уже негласно готовился к штурму высоты свыше 50 тысяч метров. Ориентировочно это могло состояться в ноябре-декабре 1940 года. Единственным членом экипажа на борту должен был стать шимпанзе по кличке 'Прометей'. Пассажиром-дублером 'Прометея' был назначен его кузен шимпанзе 'Гефест'. Но все это было только в планах, а пока, в полете находился лучший испытатель Страны Советов, Михаил Громов. Телевизионный репортаж с борта его ракеты, через три самолета-ретранслятора, в реальном времени, принимался на земле на экраны новых американских иконоскопов 'Ортикон', и затем снимался на кинопленку. На борту ракеты 'Зарница-3' также были кинокамеры. На высоте около 37 тысяч метров, Громов зафиксировал непонятные показания приборов, и самостоятельно принял решение о прекращении набора высоты. Как по радио доложил командующему стартом Сергею Королеву сам ракетонавт - '...наблюдаю странные тревожные сигналы от двигательных систем аппарата, и датчиков герметичности, подъем ракеты прекращаю, перевожу в пологое снижение...'. Но до запланированного на высоте двадцати одного километра катапультирования спасаемой одноместной капсулы, Громов успел выполнить целый комплекс полетных задач. Помимо целого ряда сложных аэродинамических маневров в стратосфере, в него входили краткие астрономические наблюдения (замер углов небесных светил), радионавигация по нескольким 'маякам', высотное фотографирование поверхности земли внешними фотокамерами ракеты, сброс нескольких капсул с отснятыми кинопленками. Финальным упражнением стал сброс специальной радиоуправляемой ракетной капсулы. Запуск этого сбрасываемого малого ракетного аппарата, одновременно имитировал отправку сообщения с орбиты, при отсутствии на борту радиосвязи, а также моделировал химико-физическое зондирование атмосферы другой планеты (капсула посылала ракетонавту меняющие тональность звуковые радиосигналы об изменении внешнего давления и температуры за бортом макета ракеты). Но даже в штабе полета лишь несколько человек знали, что сброс этой малой ракеты фактически являлся отработкой боевой ракетной бомбардировки из стратосферы. Настоящих боевых радиоуправляемых ракет столь малых размеров еще не было нигде в мире, как и опыта управления ими. Кстати, втиснуть в двухсоткилограммовое изделие систему телеуправления, оказалось делом непростым. Однако сброшенный комдивом Громовым макет ракеты смог держать радиосигнал на всем протяжении своего двадцатикилометрового маршрута. Ракетная капсула несколько раз меняла курс, выключая и вновь запуская свой ЖРД, и в итоге приводнилась в небольшое озеро. Двигательный отсек большой ракеты вместе с записывающими приборами и наиболее ценным оборудованием, был, как и спасательная капсула с Громовым, отстрелен от 'Зарницы-3' и спускался на отдельном парашюте. Следовательно, имелась вероятность дознаться о причинах странных показаний приборов, из-за которых сорокакилометровую отметку подъема взять так и не удалось.Михаил Громов в очередной раз был награжден званием Героя Советского Союза. Прилетевший из США Роберт Годдард также привез всем летавшим в России ракетонавтам, и главным действующим лицам ракетных испытаний, учрежденные в США гражданские ордена 'За выдающиеся научные заслуги'. В подоплеке его приезда, оказалась просьба вернуть в США, хотя бы одну из двух ракет 'Моровски-Годдарда', чтобы на ней можно было начать готовить ракетонавтов за океаном. Встретившийся с ученым Сталин, пообещал прислать одну ракету в конце ноября, чтобы не прерывать запланированных опытов. За кадром осталось указание Давыдову и Королеву, перед отправкой в САСШ одного из 'Файерболов' заменить все новейшие агрегаты и приборы более простыми, на подобие тех, что стояли на этой ракете в феврале в Даугавпилсе. С американцем Сталин обсуждал постройку международной ракеты и тяжелого носителя. Вкладывать озвученные суммы в такой проект СССР не был готов, о чем советский вождь прямо и заявил. Тем не менее, расстались тепло. Сам Годдард получил новый орден 'Знак Почета', в поздравительном адресе было указано, что награда вручена 'за выдающиеся научные заслуги в деле создания высотных ракет'. Мировые информационные агентства очередной раз, опубликовали новость о 'Ракетном чуде в России'. Посол Германии в Москве граф Шулленбург, уже через три дня после ракетного полета, прислал Герману Оберту официальное приглашение выехать в Берлин вместе с сыном и с его 'шведскими соратниками' (имелись в виду два инженера SAM 'Свенска-Америка Мотор', выполнявшие контрактное обслуживание боковых управляющих ЖРД всех ракет 'Зарница'). В приглашении были озвучены весьма привлекательные начальные кондиции будущего контракта. Вот только пылающая в Европе война убедила румынско-немецкого профессора, не спешить с этой поездкой. Мертвому ученому деньги не пригодятся, а тот самый Берлин уже несколько раз бомбился авиацией Альянса. Несколько ранее, очень похожее на германское предложение, но только из-за океана, получил и подполковник Моровски, который также не спешил со своим ответом. Вместо этого первый пилот превысивший высоту в 30 километров, сразу после своего рекорда убыл в Ригу. Там его ждали три истребительно-штурмовых дивизиона на новой польской летной технике. Чин подполковника недавнему рекордсмену подтвердили и в штабе Сил Поветжных. Возрожденная авиабригада 'Сокол' теперь базировалась на три полевых аэродрома вблизи границы с СССР недалеко от Бреста. Этот район Польши был освобожден еще в августе сначала диверсионными отрядами 'Армии Свободы', а затем и регулярными частями Войска Польского. И широким потоком через границу соседних прибалтийских стран лилось снабжение. Обратно вывозились раненые польские военнослужащие и добровольцы, для которых были организованы полевые госпиталя.
