Мужчины помолчали, думая каждый о своём. Несколько минут спустя тишину нарушил Орлов.

  - Знаешь, Саш, я ведь тоже видел это интервью. Лет пятнадцать мне было... И вот смотрю я на Юрия Алексеевича, молодого, живого, весёлого. И так мне сердце вдруг защемило... Он говорил: "Когда мы будем летать дальше, к другим планетам... когда будем летать в другие звёздные миры". Он верил в это, Саш, в полёты к другим планетам, он жизнь был готов отдать за эту мечту. Готов был сгореть там, в модуле. А мы...

  Орлов гневно сжал пальцы в кулак.

  - Это было такое время, Саш, когда считалось нормальным пускать редкоземельные металлы на экраны для смартфонов, которым суждено было оказаться на свалке через год. Когда врач, учитель или инженер получал меньше продавца. Это было время тоски и какого-то внутреннего отчаяния, Саш, когда мода на развлечения менялась раз в месяц, и полгода спустя все говорили: "А помните..." И я был таким же неприкаянным... Вместе со всеми играл в игры, послушно удивляясь улучшенной графике, крутил спинеры, слушал баттлы... Ты, наверное, и не знаешь, что это такое.

  Старик усмехнулся.

  - Так получилось, что месяц спустя мы были на экскурсии в Звёздном. Кто-то до нас написал на памятнике Гагарину: "Юра, мы все про..." Потеряли. Мои одноклассники гоготали, глядя на похабную надпись - матерного слова им было достаточно, чтобы фраза стала смешной. А я читал эту надпись и чувствовал, всей душой, понимаешь, чувствовал бессильную скорбь этого неизвестного мне человека. Я смотрел и видел осколки чьей-то мечты. Мечты всего человечества.

  Со стороны стартовых модулей раздался рёв взлетающего челнока. Мужчины помолчали, вслушиваясь в шум, мысленно отмечая: все хорошо, полет нормальный; и лишь когда звук стал едва слышным, растворившись в зените, Орлов продолжил.

  - Тогда, у памятника, я дал себе клятву. Себе и Гагарину, моему тёзке и брату по мечте. Я нашёл фотографию памятника с той надписью - она гуляла по всему интернету - распечатал и повесил над кроватью. Я написал на ней маркером: "Юра, мы все вернем!" Для космонавта я был слишком хилым, поэтому решил стать инженером и строить космические корабли. Я зубрил математику и физику целыми днями, растерял всех так называемых "друзей" - им было скучно со мной, а мне вдруг стало бесконечно скучно с ними.

  Орлов поднялся со скамейки и в возбуждении принялся расхаживать перед скамейкой: два шага в одну сторону, разворот, два шага в другую. Так же он расхаживал, когда читал лекцию в университете или произносил напутствие отправляющемуся в полёт экипажу. Юрков из уважения тоже встал.

  - Конечно, мечта одинокого мальчишки не могла изменить мир, как бы яростно он ни штудировал учебники. Но что-то изменилось. Писатели стали писать о космосе - не склизкую как бы фантастику с сисястыми инопланетянками на дешёвой обложке, а хорошую, твердую "ЭнЭф", как в середине двадцатого века, как те книги, на которых я вырос. Люди снова стали мечтать о космосе. Правительства стали выделять деньги на космическую программу. Оказалось, что выгоднее сложиться и запустить экспедицию, например на Луну, чем грызть друг друга за клочок истощённой земли.

  Его спич прервало появление молоденькой медсестры. Словно валькирия в белом халате, она подбежала к Юркову и начала гневно его отчитывать:

  - Александр Васильевич, ну куда вы подевались? Телефон не берете, в корпусе вас нет! Что за безответственность?! Командир экипажа, каперанг, а ведете себя, как мальчишка, сбегаете с комиссии! Живо в смотровую!

  Этому маленькому урагану возмущения неведомо было понятие субординации, и капитану пришлось подчиниться. Прощание с Орловым в результате оказалось довольно скомканным. Минуту спустя Юрков вместе с возмущённой медсестрой, которая продолжала отчитывать капитана, как нашкодившего котенка, скрылся в здании, оставив улыбающегося Орлова в одиночестве.

  Продолжая улыбаться, министр опустился на колено перед клумбой и осторожно погладил подушечкой пальца гладкий розовый лепесток. Словно почувствовав это касание, из глубины большого лохматого цветка выполз маленький зеленовато-бронзовый жук, недовольно посмотрел на человека, крутя длинными усами. Беззвучно высказав всеё, что думал об огромных двуногих, мешающих питанию мирных насекомых, жучок поднял закрылки, расправил длинные прозрачные крылья, и, сорвавшись с цветка, с недовольным жужжанием улетел прочь.

  Орлов со старческим кряхтением распрямился, посмотрел вслед жуку и подумал вслух:

  - Иди, Саш, на пенсию... Погуляй, отдохни, внука повидай... А местечко инструктора я тебе поберегу.

  Орлов направился ко входу в ЦУП, но у самых дверей остановился. Развернувшись, он пошел прочь от входа, туда, где на полпути к КПП стоял титановый бюст Гагарина. Обойдя памятник, Орлов посмотрел на открытое улыбающееся лицо первого космонавта, а потом перевёл взгляд ниже, туда, где на полированной гранитной плите постаменте резцом скульптора было выведено:

  ЮРА, МЫ ВСЁ ВЕРНУЛИ!