– Моя добыча скромнее, – сказал другой, – едва на девять тысяч долларов.
Двое остальных свою добычу оценили в семь и восемь тысяч долларов.
Эти кучки на столе стоили тридцать шесть тысяч долларов, и это добыли четыре человека за месяц работы! Все, о чем я сейчас мечтал – стать старателем в Ольховом ущелье! Дядя запинался, дрожал и вытирал пот со лба, когда просил показать нам золотой песок.
– Конечно, смотрите! – ответил один из них и высыпал содержимое одного из мешочков на лист бумаги. Песок не был красивым и блестящим, как я ожидал; это были тусклого желтого цвета крупинки, размером от булавочной головки до горошины.
– Вот это и есть золотой песок! Настоящее сокровище! Наконец-то я его увидел. Ну что же, тяжелая работа принесла результат, я тоже себе добуду! – воскликнул дядя.
При этом мистер Доусон с жалостью посмотрел на него, а один из старателей угрюмо сказал:
– Не тяжелая работа, а удача приносит золото; одна россыпь богатая, в другой и зернышка не найдешь.
Мистер Доусон открыл свой сейф и четверо старателей положили в него свое сокровище. Потом они ушли из форта, и после этого дядя, Бобер Билл и я пошли на берег к форту Бентон.
Мы шли, особо ни о чем не разговаривая, каждый был занят собственными мыслями, но еще до того, как мы подошли к крайним домам, Бобер Билл остановился и сказал:
– Уилсон, это новое место, это Ольховое ущелье, должно быть богатое место?
– Должно быть так, – согласился дядя.
– Знаешь, – продолжал Бобер Билл, – я склоняюсь к тому, чтобы пойти туда с тобой и молодым Генри и попытать удачи.
– Хорошо! – улыбнулся дядя. Для нас это было очень хорошо – получать в свою компанию опытного человека.
– Но я пойду с вами на одном условии, – продолжал Бобер Билл. – Если мы до первого октября не найдем богатых россыпей, то вы на всю зиму пойдете со мной торговать с индейцами-черноногими.
Это дядю не очень обрадовало, но все же он принял это условие, и мы молча пожали друг другу руки.
После этого Бобер Билл повел нас на главную улицу Форта Бентон. Она представляла собой просто пыльную дорогу, проходившую вдоль берега реки, и стояло на ней несколько неприглядного вида домов.
Бобер Билл повел нас в самый большой из них, салун Борассы – длинное широкое строение, в котором была всего одна комната, набитая мехоторговцами, трапперами, охотниками на волков, погонщиками фургонов и пассажирами с «Йеллоустоуна». Слева от двери начиналась блестящая стойка, протянувшаяся через всю комнату на тридцать-сорок футов, за которой суетились три бармена, наливавшие всем жаждущим по два глотка в стаканчик, Всю остальную площадь занимали стола для покера и фараона, и ни одного свободного места за ними не было. Игроки вели себя спокойно, уткнувшись в свои карты. Но толпа вокруг бара и между столами была шумной и заглушала стук фишек и звон монет своими разговорами, пением и смехом.
Разговоры пассажиров крутились в основном вокруг Ольхового ущелья. Они предлагали погонщикам и трапперам огромные деньги за упряжки и фургоны, но не могли купить ни одной лошади. Я спросил Бобра Билла, что мы будем делать, и он спокойно ответил:
– Оставь это мне, сынок. Все будет хорошо.
Мы с дядей скоро устали от этой толпы. Мы хотели сказать Бобру Биллу, что хотели бы вернуться в форт, когда юноша примерно моего возраста, поддерживаемый двумя мужчинами, пошатываясь вошел в салун и стал громким голосом требовать выпивку.
Я уставился на него, не веря своим глазам. Но это несомненно был Джим Бреди!
Сердце мое ушло в пятки. Мы с Джимом вместе ходили в школу в Сент-Джозефе, но моим другом он не был. Он носился по городу с толпой ребят из района, расположенного вдоль реки, и возмущался, когда я отказался к ним присоединиться.
– Что, считаешь, что слишком хорош для нашей компании, верно? – наконец спросил он, и с тех пор я стал его избегать, чтобы не подвергаться бесконечным насмешкам.
В открытую он со мной не дрался, но я чувствовал, что он хотел бы встретиться со мной в каком-нибудь безлюдном месте, имея за спиной своих дружков. Я всегда был осторожен, когда проходил мимо реки, и испытал большое облегчение, когда несколько месяцев назад Джим Бреди исчез из города. Фактически он и его банда сбежали из города после того, как ограбили магазин. Семья Бреди была достаточно влиятельной, и они смогли отмазать Джима от тюрьмы и потом отослали его из города.
Теперь он был тут, в форте Бентон. Он не приплыл на «Йеллоустоуне», он попал сюда раньше, на другом пароходе. Что ж, я очень надеялся, что он не отправится в Ольховое ущелье.
– Смотри, – шепнул я дяде. – Это Джим Бреди.
Джим слышать меня не мог, но в этот момент он повернулся и посмотрел прямо на меня. Потом отошел от барной стойки и шатающейся походкой направился прямо ко мне.
– Привет, Генри, – сказал он мне с косой ухмылкой. – Далековато ты ушел от своего уютного домишки, не так ли? Что тебе нужно в этих диких местах? В Ольховое ущелье намылился, верно ведь?
Я кивнул. Он был пьян и мне не хотелось с ним общаться.
– Да, – ответил я. – мы с дядей хотим отправиться туда.
– Ну что ж, мы наверняка еще здесь увидимся, и тогда золотой песок, ради которого ты ковырялся в земле, станет моим…
– Заткнись! Ты с ума сошел! – перебил его один из его дружков и, по-прежнему поддерживая, вывел его из салуна.
– Похоже, он собирается разбогатеть, не работая, – сухо сказал дядя.
Рядом с нами стояли четверо старателей, которые оставили свое золото в сейфе мистера Доусона, и теперь они подошли ближе к нам и шепнули, что двое дружков Джима Бреди – это те самые, которые шли за ними из Ольхового ущелья. Старатели были уверены в том, что эти двое собираются их убить, чтобы завладеть их добычей, и сделали бы это, если бы не счастливая случайность: вечером того дня, когда они ушли из ущелья, их нагнал другой отряд старателей, которые тоже шли в форт Бентон. Люди из этого отряда признали в одном из этих двух – высоком и темноволосом – Айрека Джека, в другом – Реда Хьюджеса, и предупредили остальных, что эти двое пользуются дурной репутацией.
– Похоже, тюремные пташки, – сказал дядя, – и этот молодой, что с ними, из нашего города, скоро таким же станет. Плохо, что он заинтересовался Ольховым ущельем.
Я тоже так думал. Но я преодолел это беспричинное беспокойство, к тому же я не особо принимал всерьез этого Джима Бреди.
Мы вернулись в форт, и перед тем как войти и разойтись по своим постелям, я обернулся, чтобы посмотреть на индейский лагерь, хорошо видимый в ярком свете луны, я заметил, что хотел бы его посетить.
– Сходишь, парень, завтра же утром, – сказал Бобер Билл. – Здесь мы и получим то, что нам нужно для путешествия и для лагерной жизни.
Я лег спать, желая, чтобы поскорее настало утро, и мы смогли бы пойти в лагерь индейцев. Я так радовался, что дядя и Бобер Билл улыбались, глядя на меня.
Но еще до того, как я уснул, мысли мои вернулись к Джиму Бреди. Видеть его я бы совсем не хотел.
Глава 2.
Джим Бреди создает себе врага
На следующее утро мы закончили завтракать как раз вовремя для того, чтобы увидеть, как отчаливает «Йеллоустоун». Всю ночь на него грузили меха и шкуры, что еще не вывезли после зимней торговли. Дядя и я передали капитану Марчу письма, а я передал еще одно письмо, для дядиной жены, тетушки Бетти, единственной моей мамы, которую я знал. Четверо старателей, с которыми мы познакомились, попрощались с нами, пожелали нам удачи и поднялись на борт со всем своим золотом, снова распределенным по всему телу.
Когда пароход вышел на фарватер и отправился в свое далекое путешествие, мы вернулись в форт и с двумя сыновьями Доусона отправились в лагерь индейцев.
Большой лагерь принадлежал пикуни, одному из трех племен черноногих. Мы пошли прямо к вигваму верховного вождя, Большого Озера, с которым Бобер Билл был в добром приятельстве; вождь пригласил нас войти и знаками предложил сесть на лежанку, покрытую бизоньей шкурой. Большое Озеро был мужчиной в возрасте около сорока пяти лет, среднего роста и телосложения; лицо его было умным и доброжелательным, а улыбка, когда он приветствовал Бобра Билла, очень искренней, когда он протянул тому большую, с длинным чубуком, трубку и спросил, для чего он сюда приехал.