Цыбин сглотнул комок в горле, издав громкий звук. Иванова налила в стакан минеральной воды и протянула Денису. Он кивнул и спросил.

– Но подожди, а как, же они тогда потом вспоминают, ну с помощью родственников, если память стёрта? – Денис отпил из стакана.

– Конечно, мы пока не знаем весь патогенез этого нарушения. Хотя нарушение ли это – тоже вопрос. Память ведь вообще очень сложная штука. Знаешь, это происходит примерно так же как с компьютером, когда идёт процесс переформатирования жёсткого диска, но здесь конечно всё сложнее и информация является – личностью человека. Старые файлы при этом, как и в компьютере, никуда не исчезают, они становятся просто неактивными. Ты понимаешь? – Цыбин кивнул и поставил стакан на стол. – Если всё благополучно складывается, то есть находятся родственники, они постепенно активируют эти, так сказать, файлы памяти. Они восстанавливаются, и к человеку возвращается его прошлое.

– А они, ну «потеряшки», после этого – ну не хотят покончить с жизнью? Они же это тоже когда-то вспоминают, наверно, потом? – спросил Цыбин.

Иванова улыбнулась.

– Денис, а помнишь три года назад, когда ты не был ещё женат, мы с тобой ходили в кинотеатр, и нас обрызгала тогда иномарка? Ты знал её хозяина и обещал, расписать его в газете за всё, ты даже убить его готов был в те минуты, помнишь? – Денис кивнул. – Время идёт. И человек, конечно же, забывает о своём желании. Он остывает, но если опять, же сравнивать с компьютером – система переустановлена с дезактивацией файлов.

Иванова поправила очки и улыбнулась. Она протянула руку и коснулась импозантной бородки Цыбина снизу вверх, закрыв ему рот.

– Слушай, офигеть. И это произошло с этим мужчиной? Антоном?! – спросил Цыбин.

– Знаешь, если честно полной уверенности у меня пока нет. У него схожая симптоматика, но клинически, он не совсем вписывается в эту патологию. Он какой-то особенный, – Иванова улыбнулась, глядя в растерянные глаза Цыбина. – Ну, то есть, сказать с уверенностью, что это именно это нарушение я не могу, но автобиографическая память у Антона отсутствует.

– А его странный сон. Что значит его сон?

– Денис, я не гадалка, и его сновидение нуждается в серьёзном анализе. Но восстановление памяти происходит, так сказать, по острым моментам в жизни. То есть в первую очередь восстанавливаются неприятные эпизоды личности, в которые ему было плохо, из-за этого они так и вгрызаются в наше сознание. Через меня прошло много пациентов и практически все сначала вспоминали самое плохое из прошлого. А в случае с Антоном, я вижу положительную динамику, то есть, значит, его память стала просыпаться. Хотя прошло не так и много времени.

– Тома. А почему ты раньше мне об этом не рассказывала, ну о своей работе? – спросил Цыбин.

– Денис. А вспомни, когда мы виделись с тобой в последний раз? У тебя жена, ребёнок. Да ты и не спрашивал никогда, чем я занимаюсь.

Вернувшись в палату, Антон попытался читать, но невыносимое чувство вины и стыда за свои эмоции и мысли брало верх над всем остальным. Перед глазами он отчётливо видел взрывающиеся кровью глаза мальчика и свою отвратительную улыбку в этот момент.

«Почему мне было, даже приятно, видеть это? Почему он не мог кричать? Почему-почему я испытывал наслаждение? Почему, чёрт побери, вся моя жизнь сейчас это этот вопрос, почему? Почему я не помню ничего из своего прошлого? Почему я не помню, есть ли у меня родственники? Почему я нихрена не помню?!» – мужчина уткнулся головой в подушку и зарыдал.

«О нет, что со мной творится? Надо взять себя в руки, Тамара Сергеевна мне поможет. Она хороший доктор, она уже лечила таких пациентов. Но как, же я уже устал…, только бы нашлись родственники, если они вообще у меня есть. Что со мной? А может попроситься опять к ней, к Тамаре Сергеевне? Она успокоит меня. Она умеет меня успокаивать, – мужчина вафельным полотенцем вытер слёзы. – Нет, я должен взять себя в руки».

Антон вспомнил о таблетках, которые раньше мешали ему читать. Их выдавали по три раза в день, но мужчина складывал таблетки в половинку мыльницы и прятал в тумбочку.

Открыв ящик, Антон достал четыре таблетки и, положив их в рот, побежал к умывальнику.

Через полчаса его мысли занимали личности соседей по палате. Они могли часами лежать с открытыми глазами, в которых читалась одна безнадёжность и пустота.

«Боже как жалко этих существ, которые только и ждут, когда кто-то вернёт их себе. Это уже не люди, это растения. Хм, но ведь даже растение, наверно, помнит своё прошлое. Ничто не может существовать без прошлого, а они и я пытаемся, ха-ха».

Никто из соседей по палате не общался между собой, и это очень угнетало Антона. Его соседи целыми днями лежали в койках, вылезая из них только для поглощения пищи и изредка в туалет.

По началу, когда Антона только привезли, его радовала их замкнутость, потому что он устал от соседей в районной психушке. Там не было чётких разграничений больных, поэтому в большой палате на десять человек Антону довелось пребывать и с убийцами и с насильниками.

В одну из ночей он проснулся оттого, что кто-то стал стягивать с него штаны. Он поднял голову и увидел соседа, который только сегодня прибыл для судебно-медицинского освидетельствования из СИЗО.

Это был огромный мужик с наколками по всему телу. Он плохо разговаривал ввиду редких зубов. Одним своим видом он приструнил всех «безбашенных» доселе активистов в палате и занял койку одного из них у окна. Когда этот мужик стал рыться в тумбочках и нашёл колбасу, он протянул её Антону и сказал.

– Жжуй мне кабашу.

Антон не понял его слов, приняв их за предложение поесть, и отрицательно закачал головой. Брови мужика встали домиком, а безумные глаза налились кровью. Но он оставил Антона в покое, заставив пережёвывать для себя колбасу другого пациента.

И вот этот мужик стянул с него штаны. Антон не мог вырваться, он только сейчас понял, что его руки привязаны простынёй к кровати, а вес здоровяка вдавил его тело в панцирную сетку. Антон стал кричать.

– Помогите! Тварь слезь с меня! Кто-нибудь помогите. Сергей, Андрей – помогите.

Но в палате и в коридоре признаки жизни отсутствовали. Когда Антон ощутил боль, он стал кричать ещё громче.

– Убивают, убивают!

– Што шука, больно шуке, ха-ха, – произнёс здоровяк. – Петушшара, ха-ха.

Послышался звук вставляемого ключа и через мгновение мужик стонал на полу под телами двух санитаров.

Когда Антону развязали руки, он уже не мог без презрения смотреть и разговаривать с тут же проснувшимися соседями. Всю оставшуюся неделю, что он провёл после этого в районной психушке, он больше ни с кем не общался.

Вот поэтому, Антон радовался молчанию и неподвижности своих новых соседей. От них не исходило никакой угрозы. Но сейчас одиночество стало его угнетать. Он общался лишь с книгами и с буфетчицей Таней. И каждый день с нетерпением ждал встречи с Тамарой Сергеевной.

Антон лежал с закрытыми глазами, ощущая на себе действие таблеток. Они вызвали в нем безразличие ко всему окружающему.

«Моим соседям намного тяжелее меня. Они как растения. А может всё не так. Вдруг и я тоже, скоро стану таким?»

Антон уснул. Он увидел улыбающуюся Тамару Сергеевну. Она кружилась и смеялась в подвенечном платье среди опадающих лепестков яблонь…

Тамара Сергеевна Иванова жила одна в квартире доставшейся ей от бабушки. Прошло уже двенадцать лет как восемнадцатилетняя пермячка с красным дипломом, приехала в Москву поступать в медицинский институт. Тамара была единственной внучкой и бабушка, мать отца, безумно любила эту скромную немножко нелепую провинциальную девочку. Тем более что сам отец умер, когда Томе было четыре года.

Об отце у неё сохранились лишь неприятные, но незабываемые воспоминания. Он оставил в судьбе Тамары след на всю жизнь в прямом и переносном смыслах. Отец всегда был пьян и бил её и маму.