Моё сердце обрывается, и я падаю на колени рядом с телом отца, судорожно пытаясь нащупать пульс. Коснувшись его кожи, я передёргиваюсь: такая холодная, чертовски холодная.
— Нет, — шепчу я, слёзы обжигают глаза. — Нет, нет, нет, нет.
Я вытаскиваю из кармана линк и набираю службу спасения. Сотрясаясь от рыданий, я пытаюсь выдавить из себя слова. Не уверена, что они понимают хоть что-то из того, что я пытаюсь сказать, но мне обещают выслать подмогу.
Следующие несколько минут проходят как в тумане. Я держу его за руку, потому что не знаю, что ещё делать, а слёзы капают на рубашку и шёлковый галстук — его рабочую одежду. У него даже не было возможности переодеться, когда он вернулся домой.
Медики врываются в парадную дверь и начинают оказывать помощь, но я всё понимаю по их глазам. По их движениям, их перешептываниям между собой. Слишком поздно. Никто не хочет мне об этом говорить.
И всё же они говорят.
***
Позже тем вечером, после того, как мы притащились домой из больницы, без отца, потому что папа больше никогда не войдёт в эту дверь, я сижу в кухонном кресле и смотрю на то место, где я его нашла. Мама и Эмили уже легли спать, но мамины рыдания разносятся по коридору.
Как мне теперь заснуть, после того как нашла папу в таком виде? Как я могу закрыть глаза и видеть сны?
Глаза наполняются слезами, когда я смотрю в угол комнаты. Только утром папа стоял там и готовил овсянку с шоколадом для меня и сестры. Как наяву я слышу сейчас его фальшивое пение, чувствую запах какао и арахисового масла. Я уже скучаю по нему. Я скучаю по жизни, в которой он мог бы быть с нами. Я скучаю по годам, которые украли у нас. А Эмили? Моё сердце разрывается при мысли о ней. Она слишком маленькая, чтобы всё это осознать, и это самое печальное. Она даже не понимает, что потеряла.
Солёные слезы бегут по щекам и попадают в рот, но я не хочу их вытирать. Несмотря на пелену, что-то привлекает моё внимание и я спрыгиваю со стула, чтобы лучше рассмотреть. К кухонному шкафу прислонён чёрный кожаный портфель. Папин портфель.
Я смахиваю ладонью слёзы с лица и поднимаю его, прижимая к груди. С каждым вдохом отчётливый запах кожи наполняет мои ноздри и вызывает тысячи воспоминаний. Это запах моего отца. Запах старых книг, классных комнат и крема для обуви. И это всё, что мне осталось от него.
Я не могу удержаться и расстёгиваю отделения портфеля в поисках чего-то — чего угодно! — что я смогу подержать. Что-нибудь, что напомнит мне о нём.
В маленьком внутреннем кармане я что-то нахожу. Фото. Но когда я смотрю на него, я понимаю, что это совсем не то, что я надеялась найти. Странно. На фотографии два человека — мужчина и женщина, оба улыбаются, руки мужчины обнимают женщину за плечи. Этот человек — намного более молодая версия моего отца, но женщина с её длинными тёмными волосами и красивой улыбкой никого мне не напоминала. Как ни странно, подпись на обратной стороне фото гласила, что это Митч и Пенелопа.
Что еще за Митч и Пенелопа?
Каждый нерв в моём теле покалывает от истощения, а голова раскалывается от слёз. Слишком вымотанная, чтобы продолжать дальше рассматривать фото, я засовываю его в карман и на цыпочках иду по коридору в мамину комнату. Её прикроватная лампа включена, словно она не планирует ложиться спать. Свет отражается в её волосах, рыжих, как у меня, диких и неуправляемых. Я тихо проскальзываю к ней в постель, как делала это много раз, будучи маленькой девочкой, в поисках её материнской нежности.
Но теперь я обнимаю её, пытаясь дать эту нежность ей. Тепло маминого тела ощутимо сквозь тонкую ночную рубашку; я вдыхаю запах лаванды. Аромат, который возвращает меня к воспоминаниям о маме, папе, Эмили и мне, о нас вместе, о семейных пикниках летом, совместных обедах и ночных посиделках, когда мы наблюдали за звёздным небом.
Я никогда не понимала, насколько хорошо у меня всё было. Откуда мне было знать, что у меня больше не будет этих дней, месяцев или лет подобной жизни? Я и не подозревала, что всё изменится так резко.
Если бы я знала… если бы я только знала…
Возможно, я была бы готова.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Я продала свою душу всего через несколько недель после смерти отца. Неудивительно, что спустя год я иду в подземную бильярдную, чтобы потребовать встречу с Дьяволом.
Воздух густой от сигаретного дыма и резкого запаха мужского одеколона. Я явно в меньшинстве со своими огненными волосами и светлой кожей, не говоря уже о груди.
Одетая в самую короткую и обтягивающую юбку, которая у меня есть, я петляю между бильярдных столов, за которыми играют мужчины с липкими взглядами, пока не добираюсь до Виктора в задней части бильярдной. Со скрещенными на груди руками и зализанными гелем волосами, он выглядит как среднестатистический преступник. И я снова задаюсь вопросом, как связалась с подобным типом.
— Хорошо сработала прошлой ночью, — говорит Виктор, ухмыляясь.
Я прищуриваюсь.
— Был бы ты уверен, что сделаешь лучше меня — сделал бы это сам.
— Лом и веревка? Серьёзно? — он наклоняется. — В следующий раз, когда будешь вламываться куда-то, не будь такой беспечной и не оставляй улик, которые найдут Палачи.
Мои челюсти сводит. Судя по всему, он видел те же утренние новости, что и я.
— Я сделала то, что ты просил. Украла файл и загрузила его на видеообменник. Ты должен мне встречу с Дьяволом, как и обещал.
Виктор ухмыляется, цацки у него во рту сверкают во всей красе. Я никогда не понимала смысла делать себе золотые зубы или вставлять в них маленькие бриллианты, но не суть.
— Как насчёт сыграть одну партию? Ты побеждаешь, и я организовываю для тебя встречу.
В ответ я лишь хватаю ближайший кий и натираю мелом его наконечник.
Когда я разбиваю пирамиду, и два сплошных шара плавно скользят в угловые лузы, Виктор одобрительно кивает. Когда следующий удар отправляет еще два сплошных шара в лузы — один в дальний угол, а другой в борт — он стискивает зубы. Виктор не знает, что отец научил меня играть в бильярд ещё до того, как у меня появились силы на разбивку пирамиды из шаров.
На протяжении всей игры я высматриваю Дьявола — крупнейшего криминального босса Нижнего Ист-Сайда. Я не раз слышала, что он владелец этого места, но редко здесь появляется. Будучи могущественным человеком, имеющим доступ ко всем видам информации, он знает, как поддерживать верность людей, используя любые необходимые средства. Недостающая пара пальцев на правой руке Виктора тому доказательство. Виктор работает на него, а я работаю на Виктора, так что, я думаю, это технически делает меня подчинённой Дьявола. Хотя мне никогда не доводилось его лицезреть воочию.
— Итак, Сиенна, скажи-ка мне. Почему ты продолжаешь преследовать меня с просьбой о встрече с Дьяволом? — Виктор блеснул золотыми зубами, наклонившись над бильярдным столом. — Разве меня тебе недостаточно?
Биток пролетел по столу, чуть не промахнувшись мимо полосатого шара Виктора.
Скользнув рукой в карман мини-юбки, я дотрагиваюсь до глянцевой поверхности фотографии, которую всегда держу при себе на протяжении нескольких месяцев.
— У меня на то свои причины, — отвечаю я.
Когда снова настаёт моя очередь, я наклоняюсь к бильярдному столу и смотрю на положение игры, уверенная, что смогу ударить по битку с достаточно низкого положения, чтобы от отдачи он не попал в лузу за восьмым шаром. Медленно выдыхая, я расслабляю напряженные пальцы, прежде чем сделать удар кием. У меня получилось. Обернувшись, сталкиваюсь с тёмным взглядом Виктора.
— Похоже, я победила, — ухмыляюсь. — Так что с тебя обещанная встреча.
— Может еще партию?
— Сделка есть сделка, — поскольку Виктор просто стоит и смотрит на меня, я добавляю: — Может мне записать результаты нашей игры в книге счётов?
Полагаю, он не хочет, чтобы кто-либо был в курсе, что его обыграла девчонка.
Виктор щурится.
— Дьявол не развлекает незваных гостей. Ты должна знать об этом, Сиенна, — когда он наклоняется ко мне, моё лицо обдаёт его несвежим дыханием. — Разве твой отец не заключал сделку с Дьяволом?
