Головная боль

Мартин проснулся в половине четвертого. Он не почувствовал себя отдохнувшим, но решил, что спать дольше бесполезно. Ему не очень хотелось встречаться с Элисон в таком состоянии: у него ужасно болела голова, и он знал, что может без повода на нее сорваться, но, прочтя письмо Клаудии, подумал, что, возможно, их отношения изначально обречены. Брошенный женой мужчина становится гораздо менее привлекательной кандидатурой для молодой незамужней девушки, и Мартин боялся, что не сможет убедить Элисон в том, что в его роли постоянной любовницы, ей не придется пережить серьезные эмоциональные потрясения.

Он принял душ и побрился, пытаясь стереть следы усталости с лица. Обычно, избавившись от щетины, он становился вполне презентабельным, но сегодня это не сработало. Может, вообще лучше не ходить сегодня на работу. А с другой стороны, провести целый день взаперти без человеческого общения в теперешнем состоянии ему не хотелось.

Одевшись, он вышел на улицу и поймал такси.

Разрыв

Домой она решила не ехать, и для похода по магазинам во время обеда у нее тоже не было настроения. Увидев Мартина, она обрадовалась, что не стала уделять слишком много внимания одежде. Выглядел он ужасно, и таким несчастным она его еще не видела. Оставалось надеяться, что причина его нынешнего состояния кроется не в неудачной попытке удержать Джину при себе. Он прошел через офис и остановился у ее стола.

— Можно с тобой поговорить?

— Конечно.

Она встала и пошла за ним в кабинет.

— Что такое?

— Я хочу, чтобы мы прекратили…

— Прекратили что?

— Делать то, что делаем.

— Ладно, — ответила она, сглотнув. — Я могу поинтересоваться, почему?

— У меня изменилась ситуация.

— А почему из этого следует, что мы должны все прекратить?

— Я сейчас не в состоянии быть с кем-то… в любом качестве. Прости, Элисон, но я надеюсь, ты понимаешь, что для меня значишь.

Элисон кивнула, но не ответила. Странно, почему ей не пришел в голову подобный поворот. Одной из причин, по которым она так долго не заводила ни с кем романов, было то, что она даже не могла поцеловать кого-то, не вообразив его своим будущем мужем. Но с Мартином дальше настоящего времени она в своих мыслях не забегала, так бывает, когда мужчина в любовных отношениях доминирует. Вообще-то сейчас ей как раз был нужен кто-то, кто мог противостоять ей, лишил бы ее свободы выбора и диктовал, что делать.

Но от Мартина этого ожидать не приходилось. Он казался таким же беспомощным, как и она, а ей не хотелось все решать самой. К тому же, лишенный своей обычной спокойной невозмутимости, он был менее привлекательным и больше, чем когда-либо, напоминал ей отца.

Поэтому она сказала:

— Все нормально, Мартин, я прекрасно тебя понимаю.

Конец рабочего дня

Мартин остался на работе до шести, чтобы быть уверенным, что Элисон окончательно покинула офисное здание. Последние два часа были просто ужасны: сначала он решил не говорить с ней до конца дня, но понял, что не может справиться даже с самой элементарной задачей, не посоветовавшись с ней. Удрученный своей беспомощностью, он решил вообще ничего не делать и просидел, уставившись в экран компьютера, пока не пришло время идти домой.

Попросив таксиста остановиться у японского ресторана, он купил достаточно еды и пива, чтобы скоротать вечер. Потом еще остановился у подпольной лавки и купил бутылку виски. Ну вот, сказал он себе, этого мне должно хватить до утра.

Предательство

Войдя в дом, по гробовой тишине Элисон поняла: что-то не так. Но она даже представить не могла, насколько все серьезно, пока, войдя в гостиную, не обнаружила Джои сидящим в обнимку со Сьюзан. Она ничего не сказала, повернулась и, пройдя прямиком в свою комнату, поставила сумку на пол и села на кровать. Черед секунду в комнату вошла Сьюзан.

— Хочешь услышать мою версию?

— Твою версию чего? По-моему, тебя не было, когда он напал на меня.

— Он во всем признался, Эл. Признался и все объяснил.

— А, понятно, тогда другое дело. А он тебе сообщил, что сказал мне, что я гораздо сексуальнее тебя? Или что заставлял меня «снимать свои гребаные шмотки»?

Она отвернулась.

— Да. Но еще он мне сказал, что ты находишь его гораздо сексуальнее Эдриана.

— Господи, Сьюзан, да я несла всякую чушь это только для того, чтобы он перестал меня насиловать!

— Я не собирался тебя насиловать.

Элисон подняла глаза и увидела стоявшего в дверях Джои.

— Конечно, Джои, как скажешь. Господи, Сьюзан, не понимаю, что случилось с твоими мозгами. Этот парень — психопат. Он может тебя покалечить.

— Я не психопат.

Наступило секундная пауза.

— Эдриан считает, что уйти нужно тебе, — спокойно проговорила Сьюзан.

— Что?

— Он обо всем знает. И не принимает твою сторону. Вообще-то смешно, но он больше не хочет тебя видеть.

Элисон во все глаза смотрела на свою сестру: ее поразило, какая злость читалась на ее лице; ей не верилось, что за один вечер, сестра сумела предать ее всеми возможными способами.

Пора спать

Мартин почувствовал, что снотворное начало действовать, и, допив виски, решил перекочевать с дивана перед телевизором на кровать. Пошатываясь, он отправился в ванную, почистил зубы, умылся и пошел спать. Свалившись в постель, он натянул на себя одеяло и подтащил под голову две самые мягкие подушки.

Спустя десять минут зазвонил телефон. С трудом соображая, он все же поднял трубку.

— Клаудия?

— Нет, — услышал он всхлипывания Наоми, — это я.

— Что случилось?

— Он ударил меня.

— Кто? Грег?

— Да. И я ушла от него. Не сегодня — завтра он окончательно спятит. И я не хочу ждать, пока это произойдет. — Она помолчала. — А где Клаудия?

— Что?

— Когда ты взял трубку, то подумал, что это Клаудия. Она тоже ушла?

— Да. Наоми, тебе есть где переночевать?

— Спасибо за заботу, Мартин, но я воспользовалась связями и сняла люкс в «Телячьих нежностях».

— Отлично.

— Да. Ну, не важно, завтра я собираюсь устроить вечеринку по случаю новоселья. Ты свободен?

— Конечно.

— Значит, увидимся в десять? И, Мартин, мне очень жаль, что так получилось с Клод. Но не переживай, я уверена, что все наладится.

ПЯТНИЦА

Верю — не верю

В пятницу Мартин взял выходной. За неделю он натерпелся достаточно унижений, да и проснуться смог только к двум часам дня. Он ходил в пижаме до самого обеда, а потом переоделся только для того, чтобы, не слишком смущаясь, дойти до ресторана в конце улицы.

До новоселья у Наоми нужно было убить еще пару часов, так что после обеда он в одиночку отправился в бар, где выпил три пинты пива. Никто не пытался с ним заговорить, и Мартин наслаждался одиночеством, чувствуя себя так, будто вернулся к жизни, которую вел до начала работы в журнальном бизнесе. Он наблюдал, как вокруг него напиваются люди, и размышлял, что произойдет с ним, если он не согласится на работу в порножурнале. Он всегда видел в жизни только черное и белое и был неспособен воспринять обширное пространство между успехом и провалом, преуспеянием и жалким существование. Но когда у него случались кризисы и ему приходилось серьезно задумываться о жизни, он обычно приходил к одному выводу. Как и большинство своих приятелей, в юности он жил с убеждением, что жизнь, не осененная лучами славы — вовсе не жизнь. И даже не обладая каким-то ярким дарованием, можно сиять отраженным светом. Но в какой-то момент знаменитости ему наскучили. Новомодные звезды были лет на восемь моложе него, и ему не удавалось вызвать у себя подобающий интерес к их персонам. Мэнди и Джилс были правы, что избавились от него. Знаменитости, которые ему действительно нравились, были людьми вчерашнего дня — начиная от любимых актеров (Алека Болдуина и Кевина Костнера) до поп-звезд (Принса и Майкла Джексона). Но он уже сделал карьеру, и это была карьера журналиста, поэтому, если он больше не может продавать знаменитостей, то придется продавать голых женщин.