Интересно, что сказали бы ее родители, стань они свидетелями этого вечера. Мама с папой, конечно, были не в восторге от вечного полулетаргического состояния Эдриана, но, кажется, поняли, что в душе он человек добрый, и, кроме того, они всегда гордились тем, что воспитали двух дочерей, которые способны жить под одной крышей. Интересно, как бы они отнеслись к их вечному курению травки и ничегонеделанию? Встревожились бы или же встали бы на сторону сестры, которая считает, что Элисон — просто зануда?
Эдриан и Сьюзан подошли к столу. Усталость от готовки отбила у Элисон всякий аппетит, и когда Эдриан уселся за стол, она взяла у него изо рта косяк, дважды глубоко затянулась и пообещала себе держать себя в руках, что бы ни случилось.
Тайные общества
Мартин и Тилли проболтали друг с другом весь ужин, к большому раздражению своих спутников. Они беседовали о том, что произошло в их жизни после окончания Кембриджа, а потом принялись обсуждать, кто из их сокурсников взлетел выше всех. В самом начале вечера они, обменявшись взглядами, вроде как договорились не касаться в разговоре щекотливых тем, включая обстоятельства их знакомства. Быстро сообразив это, Клаудия не стала проявлять за столом излишнего любопытства, но, оказавшись с Мартином наедине в своей комнате, первыми делом подняла эту тему.
— Ты и вправду хочешь знать? — спросил Мартин, желая оттянуть время.
— Ты меня хорошо знаешь и должен понимать, что это глупый вопрос.
— Хорошо. Мы оба принадлежали к тайному обществу.
Они села на кровать и сняла свою бежевую кофточку.
— Какому еще тайному обществу? Шпионскому?
— Не совсем.
— Алкогольному обществу?
— Ну, в общем, начиналось именно так. Собственно говоря, все началось с женского алкогольного общества.
— Какого? — спросила она, поднявшись, чтобы взять с трюмо баночку крема с витамином Е.
— «Общества телемитов».
— Ах да, припоминаю. Ты встречался с одной из них. А Тилли тоже была «телемиткой»?
— Сначала — нет. Она стала ею потом, примерно тогда, когда общество приобрело несколько иное содержание.
Клаудия открыла баночку, опустила в нее пальцы и стала размазывать крем по лицу.
— В каком смысле? Оно перестало быть алкогольным?
— В тот год одна девушка умерла во время церемонии посвящения в члены общества, когда ее привязали к дереву, заставили выпить семь пинт пива, съесть банку кошачьих консервов и заклеили ей рот, когда ее стало рвать.
— Ах да, — сказала она, — это я тоже помню. Тогда-то все эти общества и запретили.
— Да. Тогда некоторые алкогольные общества самораспустились в память о погибшей девушке, некоторые стали подпольными, а некоторые просто прикрылись на какое-то время, пока не улегся шум.
— А что случилось с Телемитами?
— Общество приобрело особую направленность.
— В каком смысле особую?
— Ну… неудобно об этом говорить. Ты же знаешь, что в большинстве своем алкогольные общества интересовал не только алкоголь. Их интересовал…
— Секс, — сказала она, поставила обратно крем и стала снимать лифчик.
— Да, именно секс. Конечно, были девушки, которых действительно занимал вопрос, сколько пинт они смогут выпить, прежде чем свалятся с ног, но большинству из них, большинству, просто хотелось напиться, отбросить все комплексы и переспать с командой по регби.
— Значит, ты говоришь, что Телемиты были тайным сексуальным обществом?
— Да.
— Какого плана? То есть, чем они занимались? Ведь у них, наверное, были какие-то правила?
— Ну, по правилам все тянули жребий и победитель получал возможность реализовать свою фантазию.
— И что за фантазия была у Тилли?
— Мне неудобно рассказывать.
— Рассказывай.
— Не могу. Это противоречит кодексу Телемитов. Если я тебе об этом расскажу, то тем самым предам не только Тилли, но и всех своих соратников-телемитов.
— Ты мне сию же минуту все расскажешь, Мартин Пауэлл, или сегодня тебе придется спать с кем-нибудь другим.
Он вздохнул.
— Нитки жемчуга.
— Что?
— И купание в ванной вместе с кучей мужчин, которые…
— Что? С кучей мужчин, которые что?
— Ну это…
— Что?
— Кончают.
— На нее? — спросила она срывающимся от изумления голосом.
— Именно.
— Боже милостивый.
— Да, — быстро проговорил он, — но это было много лет назад, а в студенческие годы все чудят.
Она поднялась.
— Ты должен ему рассказать.
— Кому?
— Джулиану. Ты должен ему это рассказать.
— Клод, я поклялся.
— Мартин, ты не можешь спокойно сидеть и смотреть, как мой брат общается с какой-то…
— Какой-то что?
— Какой-то…
— Что?
— С какой-то вонючей обкончанной извращенкой. Ну, вот я и сказала.
— Я уверен, что она больше ничего такого не делает.
— Неважно. Одному богу известно, что она успела подцепить. А Джулиан ненавидит презервативы… Благодаря ей он окажется в этой проклятой больнице у Эбби.
— А откуда ты знаешь?
— Что?
— Что твой брат ненавидит презарвативы?
— Он сам мне сказал.
— Ты что, разговариваешь со своим братом о сексе?
— Конечно, а ты — нет?
Мартин подумал о своем брате. Он уже не общался с ним больше трех лет.
— Нет, я своему брату никогда ничего не рассказываю. Я бы побоялся его этим отпугнуть.
— Ну, а у нас все не так. У нас с братом очень здоровые отношения.
— Да, это видно.
— Что ты имеешь в виду?
— Ничего. Слушай, давай поспим.
— Как я могу спать? Зная, что в соседней комнате мой брат спит с какой-то заразной шлюхой.
— Я уверен, что она не заразная. Давай поговорим об этом утром, хорошо? Я очень устал.
Пора спать
Элисон никогда не была любительницей травки, в основном потому, что под кайфом она очень возбуждалась, а ее парни — как раз наоборот. Если бы не Эдриан, то она, наверное, и вовсе бы отказалась от травки, но и сейчас редко курила по-настоящему, предпочитая сделать пару затяжек и остановиться до того, как ее по-настоящему торкнет.
Но сегодня почему-то ей удалось достичь приятного эффекта, а Эдриана еще развезло не настолько, чтобы он не был способен на секс. Поэтому, когда Сьюзан ушла, Элисон решила проверить его настрой, наклонилась к нему и поцеловала. Он ответил с необычным энтузиазмом, и она решила забраться к нему на колени. Он улыбнулся, и она заерзала у него на джинсах. В ответ он одарил ее взглядом таким сладострастным, на какой только был способен со своими заплывшими красными глазами. Она с радостью заметила, что он недавно побрился, и снова его поцеловала. Когда она оторвала губы, он осторожно ее приподнял, чтобы встать. Она тоже встала, и они поднялись наверх в спальню. Как только они вошли, Эдриан полез ей под юбку.
Бессонница
Мартин лежал и не мог заснуть. Он все время думал о Тилли. Не потому, что его одолевали неправедные мысли; просто ему хотелось продолжить разговор, начатый за ужином, без свидетелей. Конечно, до конца выходных такая возможность обязательно бы представилась, но после того как он совершил тактическую ошибку, рассказав Клаудии о сексуальных эскападах Тилли, было ясно, что жена ни на секунду не выпустит его из виду, разве что удастся оказаться вне пределов ее слышимости.
Нет, решил он, ждать до утра нельзя. Клаудия спит крепко: вырубается, едва коснется подушки, и не просыпается до самого утра. Может, это у них семейное, и если так, то Тилли сейчас тоже лежит одна, сгорая от желания пообщаться с ним.
Он вылез из постели, соображая, что надеть. Лучше всего вызвать Тилли в садовую беседку, так что имеет смысл одеться, вот только как бы она не подняла шум, решив, что в доме грабители. Хотя, насколько он помнил, она не из робкого десятка.
Одевшись, он оставил ботинки на верхнем пролете лестницы и тихо пробрался по ковру к спальне Джулиана. У плотника, ставившего в доме двери, руки явно росли не оттуда — ни одну нельзя было нормально закрыть. Так что после нескольких слабых толчков Мартин смог с нею справиться. В свете, падавшем из коридора, были видны лица Джулиана и Тилли. Кажется, они спали, но его задачу облегчал тот факт, что Тилли лежала ближе к двери.