— Я всегда так одевалась. Многие в Германии и в других странах — впрочем, в Лондоне таких меньше — кидаются в крайности, чтобы подчеркнуть свою индивидуальность. Уже лет в девять, где-то так, у меня было много друзей среди панков. И меня тянуло в их компанию, но мой отец… — он очень умный человек и частенько задавал мне всякие логические задачки… так вот мне стало ясно, что быть панком — это тоже верный способ слиться с толпой. Но мне хотелось дружить с этими панками, потому что — хоть у вас это и не совсем так — они самые крутые и, наверное, самые умные среди молодежи. Поэтому я выбрала себе одежду, которая кажется консервативной и панковской одновременно… идея была в том, чтобы свободно общаться как с теми, так и с другими, это было для меня очень важно… и школьная форма показалась мне лучшим вариантом, ведь это еще к тому же сексуально и соблазнительно.

Теперь, когда всеобщее внимание было приковано к Хелене, у Дженнингса был еще более потерянный вид, и, воспользовавшись моментом, он сел. Тема одежды явно исчерпала себя, и все стали общаться группками, пока не пришел Обри, чтобы позвать всех к столу.

Дженнингс и Обри начали ругаться еще во время послеобеденного кофе. Мартин не обращал внимания на их разговор и понял, что что-то не так, только когда услышал, как Обри воскликнул:

— Херня это все!

Дженнингс покачал головой:

— Нет, это правда.

Обри приналег грудью на стол и, оттолкнувшись, навалился на Дженнингса, сломал его стул и рухнул вместе с ним на пол. Он принялся бить его по лицу, крича:

— Ты, злобная, лживая сука!

Дженнингс оказывал слабое сопротивление, и вскоре Обри оседлал его, сомкнув пальцы у него на горле. Кому-то пора было вмешаться. Первым отреагировал Блейк, он встал и положил руку Обри на плечо.

— Ради всего святого, старик, не устраивай здесь бардак перед своими гостями.

Обри на секунду задумался и, ослабив хватку, оглянулся на Блейка и остальных гостей.

— Прости, — сказал он, — ты абсолютно прав. Кто-нибудь может выкинуть отсюда этого урода?

Блейк кивнул и вывел Дженнингса из квартиры. Когда он вернулся, Мартин непроизвольно разразился аплодисментами.

Наоми и Мартин вместе поехали на такси домой. Наоми сидела, закинув ноги на перегородку, отделявшую их от водителя, а Мартин глазел в окно.

— Странный вечер, — пробормотал он.

— Ага.

— А из-за чего это они поссорились?

— Ну, мне кажется, это очевидно. Наверное, Дженнингс сказал Обри о его родителях нечто такое, что ему не понравилось.

— Обри знает о том, что его отец не равнодушен к мужчинам?

— Наверное. Видимо, сегодня они именно из-за этого и поцапались.

— Как там Грег?

— Да пошел он.

Мартин с удивлением посмотрел на Наоми.

— Ты серьезно?

— Да, серьезно, он не понимает, что творит.

— Что ты имеешь в виду?

— Именно то, что сказала. Он попытался задушить Джамироквая.

— Что?!

— Это правда. Грег был на какой-то вечеринке, бросился к нему через весь зал и начал его душить.

— Почему?

— Кто знает? На прошлой неделе он душил Дэймона.

— Он пытался задушить Дэймона?!

Она кивнула.

— Он застиг его врасплох, иначе Дэймон бы от него мокрого места не оставил.

— А почему его еще не арестовали за то, что он нападает на знаменитостей?

— Бог его знает. Видно, к этому все идет. Надеюсь, его упрячут прежде, чем он убьет кого-нибудь.

— Нет, ты это не серьезно.

— Абсолютно серьезно. С меня довольно, Мартин, правда.

Наоми плакала. Мартин обнял ее голову и стал нежно целовать в брови.

— Наоми, поверь мне, я знаю, что тебе сейчас тяжело, но он придет в норму. Наверное, просто такая фаза или типа того. Хочешь, я поговорю с ним?

— Нет, тебе нельзя этого делать. Он тебя ненавидит.

— Ах да, — засмеялся Мартин, — я и забыл.

— Но ты прав, — сказала она, сдерживая рыдания, — наверное, это просто такая фаза. Знать бы только, как его из этой фазы вывести.

Ночью Мартин лежал в постели и, не в силах заснуть, раздумывал над событиями прошедшего вечера. Клаудия уже спала, а две таблетки найтола ему не помогли. Надо снова переходить на серьезное снотворное, но это чревато тем, что он постоянно будет пребывать в неприятном наркотическом тумане.

Понятно, почему он не может уснуть. Ему стыдно за себя. За то, что он зааплодировал, когда Блейк выпроводил Дженнингса из квартиры Обри. Мартин не часто жалел о сделанном. И в эти редкие случаи обычно жалел о том, что сделал в самом конце вечера. Однажды он просчитал, что мог бы избавить себя от девяноста процентов постыдных ситуаций, покидая любого рода мероприятия часа на полтора пораньше.

Мартин, конечно, не симпатизировал Дженнингсу (особенно после того, как он первым сообщил ему об увольнении), но все же был зол на себя за то, что так легко смирился с насилием, которым увенчался вечер. Вечеринки в компании Наоми почти всегда завершались выяснениями отношений, но это был первый случай, когда за десертом последовал кулачный бой. Может быть, у Обри действительно была серьезная причина набить Дженнингсу морду. По крайней мере он не трус, в отличие от Мартина, который сидел и, как ребенок, радовался, видя, как дерутся другие.

Еще Мартина огорчила история Наоми. В голове у него крутилась брошенная ею фраза: «Надеюсь, его упрячут прежде, чем он убьет кого-нибудь,» — и с каждым повторением она звучала все более тревожно. Он привык к тому, что у его подруг ненормальные бойфренды, но ему было страшно, что сегодняшняя драка, эта немецкая девчонка со странным прошлым и новое поветрие душить знаменитостей — все это означает, что они впустили в свой крут нечто страшное, что уже не в силах будут изгнать.

Он закрыл глаза и обнял Клаудию, обещая себе, что послушается совета жены и отныне станет осторожнее.

ПЯТНИЦА

Люди станут говорить

— Так что же произошло между тобой и Мартином?

Элисон поражалась, насколько велико ее невезение. Второй раз за неделю она оказалось в лифте с Гаретом. Ей уже стало казаться, что он караулит ее за синей деревянной перегородкой на выходе из офиса и бросается вслед, как только она проходит через вращающиеся двери.

— О чем ты говоришь?

— Да об этом знает уже вся редакция. Он пропустил важную встречу, потому что не вернулся с обеда. И твое отсутствие тоже бросилось в глаза.

— Слушай, Гарет, я знаю, что тебе можно доверять. У нас сумасшедший роман.

— Правда, что ли?

— Да нет, конечно. Он просто пригласил меня на обед, а я потом немного опоздала. Всего-навсего.

— А сегодня он придет?

— С чего бы ему не прийти?

— Не знаю. Ходят слухи, что он не смог смириться с тем, что его выперли, и абсолютно спятил.

— Поверь мне, это совсем не так. Я уверена, что он скоро придет, и не думаю, что он хоть сколько-нибудь переживает оттого, что его увольняют.

Лифт остановился, оба вышли и без слов направились в разные концы редакции.

Порно-шик

Мартин страшно не любил расстраивать людей. Он знал, что Клаудия будет раздавлена, если узнает о его недавних интрижках, и хоть раньше он считал, что стрип-клубы и состязания, кто больше выпьет, — неотъемлемая часть жизни молодого бонвивана, которую необходимо вести, чтобы уловить правильную стилистику для успешного мужского журнала, этим утром он решил, что надо жить скромнее. В конце концов, рассудил он, больше всего Клаудию огорчает не то, что он ведет себя подобным образом, а то, что это доходит до ее сведения. У него были скромные аппетиты, и он почти никогда не скрытничал. Такая открытость приводила к тому, что окружающие обсуждали его больше, чем следовало бы. А если поделиться с друзьями тем, что он собирается начать новую жизнь, может быть, они сразу и не поверят, но в конечном итоге зауважают его и перестанут распускать о нем сплетни.