Мы вышли из подворотни, купили таксомотор, и через полчаса пили дорогое красное вино в номере нашей каупоны.

– Почему ты решила его растворить?

– Свидетелей оставлять не нужно. Каннингем разве тебе не говорил? Кроме того, он торгует наркотой.

– Но почему тогда нельзя растворять тела клиентов, если они не возвращаются и их тела умирают?

– Мёртвое тело не растворяется – «Растворитель Каннингема» нуждается в доработке, – сказала Патриция и засмеялась.

– Хорошая идея – спрятать капсулу с растворителем во флакон из-под духов.

– Моя, – сказала Патриция. – Так легче перевозить.

– Но я ведь тоже свидетель. Почему ты не растворила меня?

Патриция подошла ко мне с бокалом и посмотрела в глаза.

– Тебе я решила дать шанс, – сказала она. – Ты вовремя выдал себя за полиглота, если честно.

Помню, меня удивило то, с какой лёгкостью я пошёл на растворение человека и не испытывал при этом ни малейшего морального дискомфорта.

Что случилось со мной? Где были мои добрые принципы? Неужели влечение к Патриции отключило у библиотекаря чувство жалости? Неужели ради обладания красивой девицей я был готов на всё, даже на преступление?

Или, может, во мне, и незаметно для меня, сидело нечто, собранное второпях из моих страхов, комплексов, скрытых наклонностей, которое готово вырваться наружу в подходящий момент? А может, дело в моей искренней неприязни к наркотическим веществам и к людям, которые о них заботятся? Кто же знает…

Так или иначе, все варианты, которые предложил мой беспокойный разум, меня устраивали.

На следующий день мы с Патрицией вернулись в Лондон.

– С возвращением! – приветствовал нас Каннингем с особой театральностью. – Как прошло?

– Отлично, мистер Каннингем! – ответила Патриция.

Про разложенного на атомы миланского преступника она умолчала со свойственной ей деликатностью.

– Прекрасно. Патриция, ты, как всегда, на высоте!

– Благодарю.

– Бартон, принесите шампанского! Мистер Гроот, Вы прекрасно выглядите!

Рыжий дворецкий принёс ведёрко со льдом и бутылкой и поставил его на стол.

Каннингем сам достал бутылку и открыл её за секунду, а я удивился безумной скорости доброго профессора.

Он поправил парик и разлил вино по бокалам.

– На ваши счета сегодня будут переведены гонорары. Мистер Гроот, Вы останетесь довольным – там ещё и аванс. Что поделать, если я доверяю Вам?

Профессор не обманул, сделал большой глоток и продолжил.

– У меня для вас хорошая новость. Есть срочный клиент, но случай необычный. Я хочу, чтобы ты, Патриция, провела клиента с начала и до конца – боже, как звучит – вместе с мистером Гроотом. Начиная с подготовки клиента, ну и сам переход, конечно. Вы готовы, Якоб?

Я ответил, что готов начать хоть сейчас, но дело перенесли на следующий день.

Мы распрощались с профессором и нас с Патрицией отвезли в город.

– Встретимся завтра на аэродроме в половине первого. Оденься попроще, – сказала Патриция, села в повозку и куда-то уехала.

Я не задавал лишних вопросов, а побрёл в гостиницу, потому что устал, знаете ли.

05

Утром я зашёл в модный магазин и купил новую одежду «попроще», но постарался выбрать самую красивую. Патриция одевалась со вкусом, а я хотел соответствовать ей во всём.

В половине первого я был на аэродроме.

– Что это? – спросила Патриция про мои обновки.

– Купил утром, – ответил я.

– В Париже переоденешься. Я сама выберу.

Я не спорил с Патрицией, потому что доверял ей более, чем самому себе, пожалуй.

В железной птице она напомнила, что мы с ней – влюблённая друг в друга пара, и скоро у нас будет свадьба.

Мне роль жениха Патриции льстила, и, хотя я чувствовал, что ещё не совсем подхожу на неё, я старался играть свою роль на совесть. Ведь внешнее подражание должно вести к внутреннему соответствию, не так ли?

Патриция читала женский журнал, а я глядел в круглое окно.

– У парня аутизм, – сказала девушка.

– У какого?

– У клиента. Это даже хорошо – ему не составит большого труда сосредоточиться. Успех почти гарантирован.

– Как он выживет ТАМ с аутизмом?

– Якоб, нам платят за удачный переход клиента. Всё остальное нас не касается.

– У него будет другое тело?

– Будет.

– Какое?

– Я не знаю.

– Мы как будто собираемся пожениться, а я многого не понимаю, – сказал я. – Так не женятся…

– При переходе сознание клиента вытеснит из Kewpie его сознание и завладеет его телом.

– Kewpie?

– Да. Так мы называем тех, кто отдаёт тело клиенту.

– Добровольно отдаёт?

– Нет. В каком-то смысле, Kewpie – это доноры. Их сознание засыпает, пока сознание клиента остаётся в теле. Если клиент возвращается, тот человек продолжает жить своей жизнью.

Я удивился.

– А если клиент останется? Или тело с сознанием клиента погибнет? Тогда что?

– Тогда Kewpie не повезло.

Получалось, что у людей, пускай в прошлом, пускай, кажется, что их уже давно нет (на самом деле они всё-таки есть), забирали тела, распоряжались ими, губили, и называли всё это безобразие «донорством». Я тогда был молодым, и некоторые вещи были способны меня возмущать, если они не вписывались в мою чудесную картину мировосприятия.

– Это же почти преднамеренное убийство! Самое настоящее! – сказал я.

– Это не всегда так.

– Почему?

– А ты подумай о том, что, жертвуя свои тела, они могут спасти неизлечимо больных. Как ту старуху в парке. У неё был рак, а ТАМ она продолжит жить. И возможно, проживёт счастливую жизнь. У неё появляется шанс.

– Прожить счастливую жизнь, отняв её у другого?

– Говори тише, – сказала Патриция, – Да. И не всегда у Kewpie жизнь счастливая. Разные попадаются, Якоб. Некоторым смена сознания идёт на пользу. Но иначе никак. Пойми! Иначе перехода не получится!

Я негодовал, как ребёнок, которому подарили не ту игрушку, которую он хотел, но молчал.

В Париже Патриция первым делом повела меня в магазин и переодела-таки, а мои лондонские нехитрые тряпки были отправлены в ближайший мусорный бак.

– Так-то лучше!

Я не спорил с красавицей.

Потом мы приехали в какой-то неприметный парижский район на окраине. Здесь, как сказала Патриция, была снята квартира для встреч с нашими клиентами.

В квартире не было мебели – лишь стол с несколькими стульями и бар – в одной комнате, и кровать – в другой.

– Почему ты так долго жила по соседству со мной? – спросил я.

– Проводник должен изучить дырки, прежде чем отправлять туда клиентов. Да и нравится мне твой городок – он очень мил.

– Ты переходила сама?

– Конечно.

Я всё ещё не мог понять как такое возможно: в другом времени турист проживает годы, а в нашем времени проходит лишь миг. Но на самом деле всё можно объяснить с завидной простотой.

Дело в том, что для тела туриста время как будто останавливается, пока сознание не вернётся обратно. Там, в другом времени, можно прожить жизнь, потом вернуться, затем уйти вновь и прожить ещё одну, и ещё одну, и так до бесконечности, если повезёт, и вы, вместе со своим милым Kewpie, не откинете свои копыта от чумы в лондонском вест-энде или от шальной пули какого-нибудь якобинца.

Причём, каждый раз можно жить в другой эпохе, жизнью разных добрых людей. Это ли не лучший аттракцион во Вселенной? Всё-таки Каннингем – великий выдумщик и прекрасный массовик-затейник, как его ни покрути.

– А как выбирается Kewpie?

– Случайно. Тот, кто оказывается ближе всех к дырке в момент перехода, становится Kewpie.

– А пол? Если ближе всех окажется женщина – быть мне женщиной? А если собака? Что насчёт животных?

Патриция рассмеялась.

– Нет, – сказала она. – Мужское и женское сознания несовместимы. Мужское сознание не может вытеснить женское, и наоборот. Такого у нас ещё не было. И мы не знаем почему. А Kewpie из мира животных не возможен в принципе из-за большой разницы в долбаном сознании. Животный разум находится на другой волне, на другом уровне.