Я до сих пор считаю, что Каннингем мог бы украсить собой Бродвей или, на худой конец, «Голубой глобус», если бы выбрал актёрскую карьеру вместо карьеры безумного учёного-бизнесмена.

– А что я читаю в газетах?! Да, я читаю газеты, представьте себе! «Криминальная разборка на трассе… Полицейский офицер исчез или погиб… Преступников ищут»! Вас ищут! Вы это понимаете?

– Мистер Каннингем, прошу Вас выслушать меня, – сказала Патриция.

Профессор махнул рукой.

– Я виновата. Но поймите, что у нас не было другого выхода, кроме как избавиться от парня. Мы рисковали жизнью, чтобы исправить дело и вернуться. Следов мы не оставили, но если я чего-то не учла или ошиблась – мне и отвечать. А вот с полицейским вышла замечательная история. Вам будет интересно…

– Вот как? А что такое?

Настроение профессора тут же изменилось. Он заулыбался.

– Ну говори, Патриция. Рассказывай! – сказал Каннингем и поправил свой чудесный парик.

Патриция рассказала про перевоплощение офицера в жуткую тварь и отдала камеру с записью.

– Я не успела его заснять, на полицейской камере видно, как чисто мы сработали. А если Вы читаете газеты, то уверена, что скоро прочтёте в них заметки типа: «В лесах Франции завелось чудовище, пожирающее всё живое» или «Мерзкая тварь угрожает жителям Амьена. Родители боятся выпускать детей гулять».

– Да, не хотел бы я повстречаться с ним где-нибудь в лесу. Или на пороге своего дома! – сказал Каннингем. – Хотя было бы весело! А? Патриция!

Они засмеялись – профессор смеялся до слёз. Так как мне было жаль-таки того парня, я лишь ограничился лёгкой улыбкой.

«В конце концов, сам виноват. Нельзя быть таким навязчивым», – подумал я и успокоился.

– Францию посещать пока что не будем, пока не уляжется, – сказал профессор. – Патриция, нужно внимательнее заправлять капсулы. Я сам буду это делать, а то с вами попадешь в историю, пожалуй. Мы должны быть уверены в нашем рабочем оборудовании, не так ли?

Патриция кивнула.

– Но зато в ходе вашего случайного эксперимента мы выяснили, что при неполном растворении объект не погибает, а принимает причудливые формы. Это очень интересно. Надо попробовать – хочу сам убедиться. Бартон, друг мой, принеси кролика! А вы – отдыхайте. Встретимся завтра – обсудим дела. Кстати, нас посетит сама Мадам.

Мы с Патрицией откланялись и уехали в нашу гостиницу.

Профессор настаивал, чтобы в Лондоне мы жили в одной каупоне, но в разных номерах. Спорить с Каннингемом мы не стали – сняли второй номер в «Гордом британце», где жил я.

Я как следует выспался, надел шикарный костюм, который привёз из Милана, и постучался в номер к Патриции.

Она открыла дверь, но была в халате, с закрашенным фингалом и с ватой в носу.

– Кровь носом. Не обращай внимания.

– Давление?

– В первый раз. Дерьмо!

Я уселся в кресло, а девушка ушла в ванную собираться на встречу с той самой Мадам.

Пока я ждал Патрицию, то заметил на полу, недалеко от двери, небольшую металлическую часть от чего-то такого, что не могу описать знакомыми словами.

Когда Патриция вышла из ванной, я поинтересовался, чем эта найденная железка может быть.

– Понятия не имею. Вчера здесь убиралась горничная и не могла оставить мусор на полу.

– Странно.

Я начинал ревновать, знаете ли.

– Думаешь, здесь был кто-то посторонний? Брось! Я была одна.

– Ладно, запишем в загадки, – сказал я, но положил железную деталь в большой карман пиджака.

Патриция надела длинное платье красного цвета и залезла на каблуки.

На шее девушки появилось ожерелье, её пальцы обзавелись кольцами, а руки занялись маленькой сумочкой.

Патриция подошла к чистому зеркалу.

– Я сегодня при параде. Сама Мадам к нам прибудет – нужно соответствовать, Якоб.

– Ты прекрасна! – сказал я и не преувеличил.

– Да, пожалуй. Выгляжу неплохо. Синяка почти не видно.

В полдень мы были у Каннингема в замке.

Профессор тоже оделся как на приём у королевы – он был в смокинге и с элегантной бабочкой на шее.

– Ну что же, все в сборе. Она уже едет, скоро будет здесь, – сказал Каннингем.

Он задумался. Было заметным, что видный учёный волнуется – В тот день профессор поправлял парик с завидной частотой.

– Это очень важная встреча – от неё многое зависит. И для вас тоже. Так что не думайте, что вас сюда пригласили, чтобы приятно провести время в солидной компании. Внимательно слушайте, что она говорит, но сами открывайте рот только когда спросят.

– Я хочу спросить, мистер Каннингем, – сказал я.

– Уже? Хорошо, спрашивайте.

– Почему она решила избавиться от пасынка? Чем безобидный аутист мог ей мешать? Я хочу понять её мотив.

– Понять хотите? Это делает Вам честь, мистер Гроот. Рассуждаете как учёный человек.

Профессор сел в кресло, предложил сесть и нам, поправил парик и закурил сигару. А мы с Патрицией развалились в мягких креслах и приготовились слушать профессора.

– Честно говоря, я и сам не понимаю. Но могу предполагать. Тот паренёк, которого вы… как бы это… расщепили, был сыном одного уважаемого месье, известного в Европе крупного инвестора, а по-совместительству – не менее крупного мафиози, если называть всё своими именами. Кстати, они с Мадам были в числе тех, кто пользовался и нашими услугами. Патриция помнит. Мы подбирали для них дырки посложнее – по их просьбе, конечно. Смелые люди, ничего не скажешь.

Профессор налил себе коньяку.

– Вам не предлагаю, чтобы не ляпнули лишнего при Мадам.

Мы с пониманием кивнули.

– Однако я подозреваю, что Мадам каким-то образом причастна к смерти супруга. Точно я не знаю, но такие слухи ходили. Состояние месье оценивалось в миллиарды! Сами понимаете, деньги немалые, искушение настолько огромно, что не подлежит математическому вычислению. Но сын – тоже наследник. Вы улавливаете мою мысль?

– Вы всегда излагаете свои мысли с особой ясностью, – сказала Патриция.

– Не нужно лести. Я учёный – я просто обязан уметь доносить мысли до обыкновенных людей в понятной для них форме. Так вот, я думаю, что она решила избавиться от второго наследника. Зачем аутисту миллиарды? Способ, который она выбрала, можно объяснить соображениями гуманности. В знак уважения к почившему супругу, например.

– Уважения? – спросил я.

– Да. Такие широкие жесты популярны в той среде. Это не убийство, согласитесь. Но и наследник никогда больше ни на что претендовать не будет. Он просто будет жить другой жизнью в другом мире. Честно говоря, я поступил бы на её месте точно так же. Красиво, чёрт возьми! И надёжно! Кто знал, что вам это дело окажется не по зубам?! Взяли, и всё испортили!

Я посмотрел на Патрицию, а она сохраняла своё спокойствие и смотрела на Каннингема.

– Но как же родственники того Месье и парня? – спросил я.

– Месье имел неосторожность перессориться со всеми своими родственниками. Многие из них потом таинственно исчезли. Без моего участия, прошу заметить. Теперь Мадам – одна из самых богатых и влиятельных людей в мире, и, если захочет, она намажет нас себе на бутерброд и съест.

– Это в каком смысле? В переносном, надеюсь? – спросил я.

– Мистер Гроот, в иных обстоятельствах я бы оценил Вашу шутку и с удовольствием пошутил бы вместе с Вами. Но то, что нас могут съесть и в переносном, и в буквальном смыслах – наша новая реальность. Мадам очень недовольна. А у меня бизнес и научные открытия! Я слышу звук мотора. Пойду встречать.

Профессор вздохнул, встал, подошел к зеркалу, поправил свою бабочку и платок в кармане, не забыл про свой чёрный парик, и вышел из кабинета.

Мы с Патрицией подошли к огромному окну и увидели, как к дому подъехал роскошный лимузин нарядного белого цвета. Из него вышли двое в одинаковых белых костюмах – один был выраженным азиатом, а другой был чернокожим человеком.

Негр открыл заднюю дверь – из неё вышла та самая дама с азиатскими глазами, с которой мы встречались в Париже. Она так же была в шубе, но уже чёрного цвета, и украшена золотом.