– Запри дверь, – сказал Гед, и Тенар заперла дверь.

– Простыни в шкафу, – сказала она, и он вытащил одну и разорвал на бинты, которыми она бесконечно долго обматывала грудь и живот раненого. Три зубца вил из четырех со всего размаху вошли в его плоть, и из трех дыр теперь кровь текла ручьем; бинты промокали все время, пока Тенар бинтовала его, а Гед поддерживал за плечи.

– Что ты здесь делаешь? Ты пришел вместе с ними?

– Да. Но они об этом не знали. Больше ты, пожалуй, уже ничего для него сделать не сможешь, Тенар. – Гед тяжело опустил бесчувственное тело на пол и сам сел рядом, тяжело дыша и вытирая потное лицо тыльной стороной окровавленной ладони. – Мне кажется, я его убил, – повторил он.

– Может быть, и убил. – Тенар смотрела, как на плотной ткани, которой были перебинтованы тощая волосатая грудь незнакомца и его живот, увеличиваясь, расплываются яркие красные пятна. Она встала и вдруг пошатнулась: резко закружилась голова.

– Садись поближе к огню, – сказала она Геду. – Ты, должно быть, смертельно продрог.

Она не понимала, каким образом ей все-таки удалось узнать его в темноте. Наверное, по голосу. Он был одет в неуклюжую уродливую зимнюю куртку из овчины мехом внутрь, какие носят пастухи, и в вязаную пастушью шапку, низко надвинутую на лоб; лицо его избороздили морщины; оно казалось совершенно измученным; волосы отросли и были теперь стального цвета. От Геда пахло древесным дымом, морозом и овцами. Его била такая дрожь, что он не мог этого скрыть.

– Иди поближе к огню, – повторила она. – Подложи-ка побольше дров.

Он повиновался. Тенар налила в чайник воды и повесила его на железную перекладину над самым огнем.

На юбке у нее была кровь, и она стала мокрой тряпкой стирать пятно. Геду она тоже дала мокрую тряпку – вытереть кровь с рук.

– Как это ты пришел с ними вместе, но они об этом не знали?

– Я как раз шел вниз, в долину. По той дороге, что идет мимо Ручьев Кахеды. – Он говорил как-то монотонно, тихим голосом, словно ему не хватало воздуха, а дрожь делала его речь совсем невнятной. – Услышал – кто-то идет сзади, ну и отошел в сторонку, в лес. Разговаривать с ними не хотелось. Не знаю почему. Что-то в них было не то. Я их боялся.

Она нетерпеливо покивала и села напротив, у очага, чуть наклонившись вперед и внимательно слушая; стиснутые руки ее лежали на коленях. Мокрая юбка холодила ноги.

– Когда они проходили мимо, я услышал, как один из них сказал: «Дубовая Ферма». После этого я уже от них не отставал. Один все время говорил… О девочке.

– Что же он говорил?

Гед помолчал. Потом наконец выговорил:

– Что он собирается забрать ее и наказать. А потом вернуться за тобой. Потому что это ты украла ее. И еще он сказал… – Гед снова умолк.

– Что он и меня тоже накажет?

– Они все об этом говорили. Ну… об этом.

– Тот человек не Ловкач. – Она кивнула в сторону раненого. – Это не…

– Он говорил, что она принадлежит ему. – Гед тоже посмотрел на раненого, потом отвернулся к огню. – Он умирает. Нам нужна помощь.

– Не умрет, – сказала Тенар. – Утром я пошлю за Айви. Остальные-то по-прежнему неподалеку – сколько их там?

– Двое.

– Если он умрет, то пусть умрет; если выживет, пусть живет. Никто из нас наружу не выйдет! – Она вскочила, подавляя новый приступ страха. – Ты внес в дом эти вилы, Гед?

Он показал – четыре длинных зубца светились в углу возле двери.

Тенар снова села у очага, но теперь уже начало трясти ее; ее колотило так, что зуб на зуб не попадал – как раньше было с ним. Гед потянулся над очагом и коснулся ее руки.

– Все теперь в порядке, – сказал он спокойно.

– А что, если они все еще там?

– Они убежали.

– Они могли вернуться.

– Двое против двоих? И к тому же у нас вилы.

От ужаса она совсем перешла на шепот:

– Крюк для подрезки веток и все косы остались в сарае, в углу!..

Он покачал головой:

– Они убежали. Они видели… его… и тебя в дверях.

– Что ты с ним сделал?

– Он бросился на меня. Так что пришлось и мне…

– А раньше, что ты сделал там, на дороге?

– Они замерзли, да еще дождь пошел, вот они и стали все больше говорить о том, как заявятся сюда. Сперва-то один только тот говорил о девочке и о тебе – обо всяких там уроках и наказаниях… – Гед судорожно сглотнул. – Очень пить хочется.

– И мне тоже. Чайник вот-вот вскипит. Рассказывай пока.

Он перевел дыхание и попытался рассказать все как следует:

– Остальные двое не очень-то его слушали. Может, он в сотый раз им это повторял. Все они спешили поскорее добраться до Вальмута. Словно бежали от кого-то. Старались скрыться. Но тут здорово похолодало, а этот тип все продолжал долдонить о Дубовой Ферме, и один из них, в кожаной шапке, сказал: «Что ж, а почему бы нам и не переночевать там? Да заодно…»

– И вдовой попользоваться, да?

Гед закрыл лицо руками. Она молча ждала.

Глядя в огонь, он медленно начал рассказывать дальше:

– Потом я на какое-то время потерял их из виду. Дорога стала в долине ровнее и шире, и я уже не мог идти за ними по пятам, как раньше, в лесу. Пришлось красться через поля, чтобы они меня не заметили. Я здешних мест почти не знаю и боялся сбиться с пути, если срежу путь и отойду далеко от дороги. К тому же начинало темнеть, и я уж решил, что прошел мимо фермы, промахнулся в потемках. Тогда я вернулся к дороге и припустил чуть не бегом. А на самом повороте догнал их. Они видели, как какой-то старик их нагоняет, и решили подождать. Были уверены, что больше в такой час мимо фермы никто не пройдет. Они ждали в сарае, а я – снаружи. Нас друг от друга отделяла только стенка.

– Ты, должно быть, насквозь промерз, – тупо сказала Тенар.

– Да, холодно было. – Он протянул руки к огню, словно воспоминания снова вызвали у него озноб. – Я тем временем отыскал вилы, они были прислонены к наружной стене за дверью. Когда эти типы вышли из сарая, то зашли с задней стороны дома, так что я, наверное, мог бы успеть подойти к парадной двери и предупредить тебя – именно так и нужно было поступить, – но я тогда способен был думать только о том, как бы застать их врасплох… Мне казалось, что это мое единственное преимущество, единственная надежда… Я считал, что дом заперт и им нужно будет ломать двери, чтобы войти. Но тут я услышал, что они проникли внутрь через заднюю дверь. И следом за ними тоже пробрался в молочный сарай. Я едва успел выскочить наружу, когда они выяснили, что дверь в дом заперта изнутри. – Гед как-то странно рассмеялся. – Они прошли в темноте прямо у меня под носом. Я мог бы подставить кому-нибудь ножку… Один с помощью кремня высек искру и поджег немного трута – им нужно было разглядеть запор. Потом они пошли к парадной двери. Я слышал, как ты закрывала ставни, и понял, что ты знаешь об их присутствии. Они все собирались выбить то окно, в котором видели тебя. Потом тот, в кожаной шапке, заметил другое окно… вон то, – Гед кивком показал на широкое кухонное окно, – и сказал: «Дайте-ка мне камень, я его с одного раза высажу», – они уже собирались подсадить его, когда я завопил так, что этот тип свалился на землю, а один из них – вот этот – бросился прямо на меня.

– Ах, ах! – задыхался раненый на полу, словно помогая Геду рассказывать. Гед встал и наклонился над ним.

– Мне кажется, он все-таки умирает.

– Нет, не умирает, – сказала Тенар. Она все еще не могла успокоиться, хотя озноб теперь стал как бы внутренним. Запел чайник. Она быстро заварила чай и обхватила руками толстые бока заварочного чайника. Потом налила две чашки и еще одну, третью, в которую добавила немного холодной воды. – Слишком горячий, – пояснила она Геду. – Ты осторожней пей, а я попробую что-нибудь в него влить. – Она присела на пол возле раненого, приподняла его голову и поднесла ему ко рту прохладный чай, вдвинув краешек чашки между оскаленными зубами. Теплая влага потекла ему в горло, он глотнул. – Он не умрет, – заявила Тенар. – Пол совершенно ледяной. Помоги-ка мне перенести его поближе к огню.