О вкусах не спорят.
Заехал как-то ко мне в гости один мой знакомый. Петр – мужчина красивый, богатый, избалованный женским вниманием. Все это делает его капризным до невозможности.
– Ничего понять не могу, – жалуется он мне, присев на диван и ослабив узел галстука. – Ты мой вкус знаешь. Женщина должна быть не меньше метр семьдесят пять, ноги от ушей, блондинка, и ни грамма лишнего веса. Все гладенькое, упругое, упакованное в самые лучшие шмотки.
– Ты к чему клонишь? – спрашиваю его, разливая в чашечки кофе.
– Меня кто-то сглазил.
– Иди ты!
– Я влюбился. Влюбился так, что готов жениться. Хоть завтра.
Еще раз прошу повторить последние слова, так как Петр и семья – понятия несовместимые.
– Неужели ты встретил совершенство? – я мысленно начинаю воображать себе такую женщину и прихожу к выводу, что такой в природе просто не существует.
– Совершенство? – Петин голос срывается, как у подростка. – Ты шутишь! Она невысокого роста.
– Как? И даже плечиками до баскетбольной корзины не достает? – пытаюсь пошутить я.
Но Петя даже не слышит моего сарказма и продолжает:
– Полная, непропорциональная, слишком широкие бедра, волосы темные, короткие, подбородок висит, и зубы неровные.
Я очень хотела его подбодрить и сказать, что это еще не смертельно, но удержалась – мой друг чуть не плакал.
– Петь, и что? – осторожно интересуюсь я у него.
– Она не в моем вкусе! – он делает маленький глоток из чашечки, обжигается и морщится. – Но я хочу ее так, как ни одну другую женщину!
– Да-а-а, – тяну я, так как ничего другого в голову мне не приходит.
– Что мне делать? – Петр с надеждой в глазах смотрит на меня.
– А я почем знаю.
Я действительно не знаю. Конечно, я могу его просветить, что с возрастом вкусы меняются. Что, мол, в юности мы любим одно, а в зрелом возрасте другое. И что, видимо, он так переел «деликатесов», что теперь его на «простую пищу» потянуло. Но я молчу и продолжаю тупо смотреть на него. Сочувствия ни в одном глазу.
Флюиды, видать, подвели.
У одной моей подруги, назовем ее Эльвира, есть знакомая, которая уже раз шесть была замужем и собиралась вскоре «осчастливить» седьмого избранника.
– У нее ни кожи, ни рожи! – возмущается Эльвира. – Тощая, как вобла, спина и ноги колесом, воняет от нее так, словно она в канализации живет, половина зубов отсутствует, а мужики за ней табуном ходят! Где справедливость? Ну чем их эта «красота» берет?
И что на это ответишь? Флюиды. Химия, как говорят на Западе, а у нас: «Не родись красивой, а родись счастливой».
Но вернемся к Дарье.
У этого ребенка есть одна большая мечта. Она приехала покорять столицу из малюсенькой деревни, которую Катя называет не иначе как Гадюкино или Мухосранск. Но Москва, по непонятным для Дарьи причинам, не собиралась сдаваться: ни театральными подмостками, куда она пыталась поступить уже два года, ни модельными агентствами, которые Дарья брала штурмом. Видимо, ее «светлый путь» находился совершенно в другом направлении.
А пока наше «юное дарование» постигало азы мойки, готовки и стирки, Катю преследовало маниакальное желание избавиться от нее раньше, чем закончится контракт найма. Самый лучший способ, который пришел ей в голову, это сделать (в рекордно короткие сроки) из гадкого утенка (Дарьи) прекрасного лебедя и пустить его в свободное плаванье. Но так как одной ей это было не под силу, то в дело была пущена тяжелая артиллерия под названием «подруги».
Плохое настроение.
Решив с помощью своих подружек написать сценарий будущей жизни Дарьи, а заодно и новую книгу (о том, как очередная «серая мышка» из провинции вышла замуж за самого эгоистичного, самого циничного, самого жестокого, самого сексуального и самого богатого русского, обойдя на крутых поворотах самых, самых и самых светских львиц), Катя пригласила всех нас к себе в гости. Правда, настроение у всех подкачало. Этому способствовала и погода: целый день шел дождь, небо заволокло темной пеленой и дул холодный ветер.
– Сударыни, я собрала вас для того, – начала свой маленький монолог Катя, – чтобы попросить помочь мне в одном мероприятии. Вы все знаете, как я страдаю с Дарьей. Это отражается на моей работе. Моего терпения больше не хватает. Или я, или она. Я выбираю себя, а посему прошу помочь мне вычеркнуть ее из моей жизни.
– Ты пригласила нас для того, чтобы мы помогли Дарье упаковать чемоданы? – интересуется Маня.
– Нереально. Я имела большую глупость подписать абсолютно невыгодный контракт с агентством, которое ее прислало, и теперь есть два пути: или она уйдет только через год, или…
– Ты повесишься, – хихикнула Полина.
– Как смешно, – фыркает Катя и продолжает: – Нет. Не повешусь. Мне надо сделать из нее звезду, и она уйдет сама.
– А если не уйдет? – любопытствует Елена.
– Уйдет, – твердо обещает Катя. – Так вот. Помогите привести ее в божеский вид, ну там прическа, умение ходить, вести светскую беседу – сами знаете.
– А ты? – спрашивает Маня.
– Не могу. Очередной роман сдавать надо.
Но это всего лишь отговорка. Катя не большой любитель выходов в свет (видимо, ей все это надоело, когда она еще работала в МИДе) и предпочитает большую часть времени проводить дома, придумывая сюжет о новом оргазме, доводящем до пика Коммунизма.
– Да и потом, – продолжает она, – я спокойно объяснять не могу, я сразу орать начинаю. А из девочки звезду делать надо, а не заику. Так что начинайте думать, кто и что может сделать для такого благородного дела.
И вот сидим мы у Кати, часа уже два – думу думаем. Я, уставившись тупым взглядом в финансовую газету, пытаюсь понять, о чем же все-таки пишут в такого рода изданиях, и понимаю, что поговорка «смотрю в книгу и вижу фигу» очень подходит в моем случае. Катя, сидя на полу и обложившись кипой бумаг, тянущей на целый том «Большой Энциклопедии», разбирается в гороскопе, подсунутом ей «доброжелателями», из которого следует, что ближайшие три года она будет жить в темном царстве без единого лучика света. Маня, которой не безразлична судьба подруги, сидит рядом с ней и пытается увидеть на разложенных гадальных картах тот самый лучик света, позарез необходимый подруге. На кухне Полина с Еленой готовят ужин, и до нас то и дело доносятся хлопанье дверок кухонных шкафов, шум льющейся воды и звон тарелок. И только двое, кто прибывает в отличном настроении, это Дарья и Тимофей.
О Тимофее.
Тимофей – это кот. Катина гордость. Она подобрала его лет двенадцать назад около мусорных баков, на улице, выходила, выкормила и кастрировала, чтобы он ей «невестку» в дом не привел. С самого начала у меня закралось смутное подозрение, что Катя приютила у себя не просто кота, а болотного кота. Через год я полностью в это уверовала, так как кроме габаритов, которых кот достиг за первые двенадцать месяцев проживания у Кати, у него на кончиках ушей выросли небольшие кисточки, которые приводили его «кормилицу и поилицу» в огромное умиление. На мои подозрения Катя лишь махала рукой. То, что он дикий кот, предпочитающий вести охоту ночью, доказал один случай, который произошел при участии бывшего (а тогда будущего) Катиного мужа. Когда он «женихался» к Кате, а коту было года четыре, произошло ЧП. Задержавшись как-то у Кати, Александр (так звали будущего супруга) решил заночевать у нее дома. Дело было жарким летом, и он скинул с себя простыню (а надо сказать, что спал он обнаженным). Как потом объяснил нам врач в «приемной» больницы, у мужчин во сне кое-какая часть их тела шевелится сама по себе. Вот котик и решил, что там мышка завелась и пришло время охоты. После этого случая Александр спал только в пижамных штанах и снимал их по великим для Кати праздникам.