Сейчас, неотрывно глядя на надвигающиеся туши османских мастодонтов, Казарский понимал: всё, что он знал и чему учился многие годы – всё это делалось для этого неравного единоборства, проиграть в котором он просто не мог, не имел права. Спасти корабль и матросов – не самоцель. Главное – сохранить честь Андреевского флага!..
А потому бояться не было времени – следовало торопиться. Будь кто на его месте, наверняка бы растерялся – от мощи противника, от неравенства сил, от безысходности, наконец… Казарский ничуть не сомневался, что на это и надеялись османы – раздавить нахрапом, не дав опомниться. И не таких, мол, брали! Но мысли об этом только распаляли русского офицера. Однажды его мудрый наставник, ставший недавно контр-адмиралом, Иван Семёнович Скаловский[13], сказал:
– Никогда не забывай присказку старика-Суворова: не числом – а умением! Безвыходных ситуаций не бывает – бывают растерявшиеся командиры…
Слова Скаловского, всплывшие сейчас в голове, больно кольнули сердце: неужели он, капитан-лейтенант Казарский, при виде наступающего врага растерялся? Нет, нет и ещё сто раз – нет!
Ему вдруг вспомнился Измаил со своими «галерами». Гребные судёнышки, несмотря на их кажущуюся неуклюжесть, на учениях ловко увёртывались от атак более сильных кораблей! То вёслами вправо, то – влево; то резко на месте по команде «табань». Сегодня его гребцам досталось по полной! И если бы не ветер, кто знает, ушли б и от турок…
Между тем неустойчивый норд-вест то затихал, то ударял резкими порывами. Турки приблизились почти вплотную, на расстояние пистолетного выстрела, норовя зажать. С «Селимие» вновь раздалось противное:
– Сдавайся, гяур, убирай паруса!..
Сейчас не помогут даже вёсла. И всё же… не бывает безвыходных ситуаций! Пойти на абордаж… вряд ли, не получится. Разве что в самый последний момент…
В какой-то момент боя лицо Казарского окаменело: на его глазах неприятельское ядро перебило гафель, из-за чего Андреевский флаг, ещё минуту назад гордо реявший над «Меркурием», рухнул на палубу.
– Флаг! – крикнул он. – Лейтенант Скорятин, немедленно поднять новый флаг!..
Взгляды офицеров, обращённые на своего командира, воодушевляли: в них не было ни тени испуга или растерянности. Лишь тревога от того, сможет ли Казарский выбрать правильное решение.
Ход… Всё зависит от хода корабля. От этого самого хода, то есть от скорости, напрямую зависит маневренность. А маневренность – это живучесть судна. Нет хода – нет жизни…
– Бей по рангоуту! – громко крикнул, повернувшись к канонирам, Казарский. – Лейтенант Новосильский, мачты, паруса – всё к чертям собачьим! Вали ватер-штаг!..
«Меркурий» вздрогнул от мощной пушечной отдачи. В сторону турецкого флагмана полетели раскалённые ядра…
Как это было в действительности, послушаем самого Александра Казарского (из рапорта адмиралу Грейгу от 15 мая 1829 года):
«…Какоже корабли уже часто беспокоили ядрами, то, убрав вёсла, поставил людей по ордонансу и, не имея возможности действовать в его карронадами[14]… приказал отрубить ял, висевший за кормой, и успевал отвечать на неприятельские выстрелы, нанося им вред, может быть, чувствительнее, нежели они мне.
Вскоре после сего 110-пушечный корабль начал спускаться, чтобы занять у меня правую сторону и, может быть, имел намерение сделать залп вдоль брига, но я избежал этого, опустившись к N, и ещё около получаса терпел только от одних погонных пушек, но после был уже поставлен между двух кораблей. Сделав по мне два залпа, со стопушечного корабля начали кричать, чтобы бриг сдался и убрал паруса. Но как им отвечали на это всею артиллериею, ружьями и крикнутым «Ура», то оба корабля, сдавшись несколько за корму, продолжали беспрестанный огонь до 4-х часов, поражая ядрами, книппелями, картечами и брандскугелями, с которых одна, к большому несчастью… произвела пожар, хотя оный вскорости был остановлен. Во всё продолжение сражения я только мог… уклоняясь несколько бортами к кораблям, смотря по положению их, и воспользовавшись неискусным маневром 74-пушечного корабля, заставил их держаться за мною на NW, но, наконец, провидению угодно было спасти нас. Действуя по стопушечному кораблю правым бортом, перебиты у него ватер-штаг и повреждена грот-брам-стеньга, от чего он, закрепив трюсели, грот-брамсель и бом-брамсель, начал понескольку от меня отставать, и потом, приведя на левую сторону, сделал по бригу залп из всей артиллерии и лёг в дрейф. А семидесятипушечный корабль, переменяя галсы под кормою, бил ужасно продольными выстрелами, и сколько я ни старался избегать оных, не прежде привел от меня, как в 5 часов с повреждённым русленем, потеряв фор-брам-рей и левый нок фор-марса-реи, которая увлекла за собою лисели.
…Имея честь донести Вашему Высокопревосходительству о действиях вверенного мне брига, я не имею ни слов, ни возможности описать жара сражения, выдержанного в продолжении 3-х часов между двух кораблей… а ещё менее выразить отличную храбрость и усердие офицеров и команды, коих мужеством и расторопностью спасён российский флаг и бриг от неизбежной гибели. В продолжение сражения убито рядовых четыре человека, ранено шесть. Пробоин подводных и в корпусе судна 22, в рангоуте 16, в парусах 133, перебито такелажа 148 штук, гребные суда, карронада и много запасных вещей, о чем имею честь донести, представляя список офицерам и табель нижним чинам на благоуважение Вашему Высокопревосходительству».3
Дабы не утомлять читателя переводом со специфического на обычный язык трудновыговариваемых «ватер-штаг», «грот-брамсель» и прочих «трюселей» со «стеньгами», резюмируем: выбрав целью рангоут[15] и такелаж[16] турецких линейных кораблей, командиру русского брига удалось не только повредить ходовые элементы неприятельских парусников, но и заставил их лечь в дрейф, окончательно лишив маневренности. Будь вместо брига, скажем, фрегат, и от хвалёных османских флагманов остались бы одни головёшки…
Решительность командира корабля и храбрость его команды сделали своё дело: маленький бриг вышел из трёхчасового сражения победителем! Провожая глазами израненных турецких «мастодонтов», матросы громко кричали «ура!», гордясь своим подвигом не меньше стоявшего рядом с ними командира. Ну а сам Александр Казарский в тот миг ничуть не сомневался: безвыходных ситуаций не бывает – бывают растерявшиеся командиры… Прав был старик-Суворов: не числом – а умением!
* * *
Закон парных случаев никто не отменял; по крайней мере, его не оспоришь. А потому он, этот вредный закон, всё-таки существует. В любом случае, в контексте нашего повествования парный случай налицо.
За три дня до описанных выше событий, связанных с подвигом брига «Меркурий», произошло, по сути, аналогичное: русский фрегат «Рафаил», окружённый целой турецкой эскадрой, оказался в безвыходном положении. И когда встал вопрос: драться до последнего или оказаться в плену, – командир отдал приказ: флаг спустить!
Впрочем, всё по порядку.
В начале мая 1829 года, в самый разгар морского противостояния в ходе русско-турецкой войны, близ анатолийских берегов курсировал новенький 36-пушечный фрегат российского Черноморского флота «Рафаил» («Архангел Рафаил»). Это был первый большой боевой корабль, построенный в Севастополе. Спущенный со стапелей заводской верфи всего год назад, корабль (штатный экипаж 44 офицера, всего 326 человек) уже успел побывать в районе реальных боевых действий.
Сначала у мыса Калиакрия он прикрывал суда, доставлявшие в порты Румелии[17] грузы для русской армии. Затем, прибыв в конце июля 1828 года на рейд Варны (в то время там находилась эскадра адмирала Грейга), корабль участвовал в бомбардировке крепости. 17 августа в составе отряда капитана 1-го ранга Критского фрегат, обстреляв батареи турецкой крепости Инада, высадил десант, который после штурма овладел ею. Именно команде «Рафаила» было доверено доставить в Одессу пленённого коменданта Варны Юсуф-пашу со свитой.
